Предисловие: на мой взгляд, как ветерана Афганской войны, это самые честные солдатские мемуары о той войне. Очень рекомендую к прочтению всем, особенно любителям "наводить порядок" в других странах, делить "сферы влияния" и т.п. В.Еремин
Автор - Киселев М.А.
Киджоль
Июнь-Июль 1985г.
Посвящается механику-водителю ГТМ Егорову С.
Вернулся, долго пил, пил и - суицид...
Всё, что мной описано - это сугубо личные мои переживания и видение той ситуации, в которой находился. Могут быть ошибки во времени и названиях.
1.
100 дней до приказа! Обратный отсчёт - скоро дембель. Новорожденные деды уже побриты наголо. Теперь все мысли о приказе, и об отрастающих новых волосах.
А летняя Панджшерская операция шла уже почти месяц, унося с собой жизни солдат и офицеров, не разбирая: кто дембель, кто дед-стодневка или молодняк. Проходя через Руху, через расположение нашего мотострелкового полка, в Панджшер входили со всего Афгана всё новые и новые части и подразделения советских войск. Колонна за колонной шла бронетехника, с утра до вечера; столбы пыли не успевали ложиться на землю, если смотреть на всё это сверху, казалось, что огромная змея ползла по всему ущелью, извиваясь, огибая крутые скалы, поднимая клубы пыли. Колонны шли на Пишгор, на место расположения основных душманских баз - оттуда было недалеко и до Пакистана.
Солнце нещадно палило уже с пяти утра. Несчётное количество вертушек одна за другой пролетали над Рухой в сторону Пишгора. Когда пролетали "Миги" и "Сушки", от их красоты и боевой мощи захватывало дух и замирало дыхание, глаз не оторвать. Летели бомбить душманские кишлаки, базы.
Слухи о больших потерях подтверждались наглядно: через день из полка увозили на броне подкрепление из числа оставшихся в ППД солдат. В полку практически никого не оставалось, была даже какая-то зловещая тишина. Бессменную службу нес полковой караул, больные, дежурные офицеры и взвод обеспечения. Наш взвод обеспечения предупредили, что следующая партия будет наша.
А Пальчику Виктору на этот раз повезло, он был после аппендицита и его никто не трогал. Отлёживаясь целыми днями в своей ГТМушке, стараясь не попадаться на глаза офицерам и прапорщикам, так как если (не дай бог) кто-нибудь залетал - всё, в этот же день отправляли на боевые. В нашем взводе старшим остался прапорщик из техвзвода, он не особенно напрягался насчёт нас, не то, что наш прапорщик с очень интересной фамилией Молодец. "Молодцом" он для всех нас не был, и вот наконец-то и его отправили на эту операцию.
Утром я получил письмо из дома от моего соседа Серёги по кличке "Монтана", он дембельнулся с армии из Германии и сейчас наслаждался гражданской жизнью. Описывал мне все свои весёлые похождения, а в конце письма сообщил, что моя девушка Танюша гуляет, встречается с другим парнем уже целых полгода, а мне всё это время писала прекрасные письма и влюбленные стихи, а в конце августа у них будет свадьба.
Такая обида охватила моё сердце, да ещё эта операция с большими потерями, а так хотелось увидеть дом, родителей, друзей и посмотреть в глаза Татьяне... Нет, думаю, никогда её не прощу за обман, за её нежные и тёплые письма. Оскорбленный и потерянный я пошёл к своему земляку Марату, который работал (был прикомандирован из Баграма "по залёту") на полковой дизельной генераторной подстанции. Когда я пришёл, он сидел и обедал, увидев меня, он очень обрадовался:
- О, Миха, заходи! Хавать будешь?
- Нет, Марат, не хочу. Слышь, Марат, я у тебя до вечера посижу?!
- Какой, Миха, разговор? Конечно, хоть жить, друган, оставайся, я тебя всегда рад видеть!
Мы сидели за столом, рядом сидели двое его молодых. Поев, вошли в его комнату, которая находилась на северной стороне, тем самым спрятавшись от изнурительной жары, но душный воздух был везде, пот тёк ручьём. Раздевшись по пояс, мы сели на солдатские железные кровати (для Рухи это была большая редкость - личная солдатская кровать, в основном нары) друг напротив друга. Я поведал ему свою личную беду и то, что мне завтра наверняка придется идти на эту операцию, а там большие потери, особенно возле ущелья Киджоль, не могут сквозь него прорваться. Про то, что Танюша уже больше не моя и всё это время она меня обманывала, а я ведь чувствовал и спрашивал у неё в письмах: все ли нормально, как она там без меня, не пристает ли кто? А она отвечала, что скучает и ждёт меня, вечерами сидит дома одна. Сука!
Друган меня успокаивал и искренне сочувствовал, переживая вместе со мной:
- Михон, всё это ерунда! Баб в нашей жизни ещё будет много, и пусть они страдают и плачут, сохнут по нам, хорошим! Главное - чтобы ты вернулся с боевых живой и невредимый, а остальное - дело наживное.
Марат был прав. Выговорившись, излив свою душу другу, я почувствовал себя легче. Взял ручку, тетрадку и написал Татьяне очень жёсткое и холодное письмо, вложив в него все её нежные письма, открытки с её стихами, которые я хранил во внутреннем кармане всю свою службу, и отправил ей обратно. Как только я запечатал конверт, сразу на душе стало легче и спокойней.
Всё, завтра на боевые. Простившись с друганом, я вернулся в свой взвод и стал укладывать свой вещмешок: плащ-палатка, фляжки с водой; набил автоматные магазины патронами. Возьму только одну гранату для себя; где бы ещё надыбать сухое горючее побольше. Порыскав под нарами, нашёл старые, поеденные мышами сухпайки - пару штук, потом пошёл и у прапорщика получил еще горно-летний сухпай. Вычистил свой автомат и к вечеру был уже полностью готов.
Перед тем, как лечь спать, пошёл к своей машине ГТМу, в которой иногда ночевал. Когда дошёл до неё, посмотрел на небо... да какое же здесь звёздное небо! С ума можно сойти от этой красоты, аж голова кружится... Звездочка на звёздочке, усыпано всё млечными путями и каждую секунду падают, падают, только успевай загадывать желание: что бы я вернулся, вернулся, вернулся домой, домой...
Утро себя не заставило долго ждать. Под рокот вертушек нас выстраивали, распределяли по взводам, все солдаты в новом для меня взводе были мне незнакомыми. Колонна БМП нашего батальона вернулась из Барака - это в несколько километрах от Киджоля, там была большая база афганской армии. Среди этой колонны я увидел наш тягач тех замыкания, на нём сидел "слон" Сергей Евнух и молдаван Володя Пломадяла. Они были все в придорожной пыли, и лица все в грязи, одни усталые глаза, а рядом бегал наш смешной, усатый, колобкообразный "техмайор".
Подбежав, я попросился к ним на броню, но майор отказал и велел сесть в БМП разведвзвода. Перекинулся жестами со "слоном" - как там дела? "Слон" провел большим пальцем по шее - плохо, мол. Чё, едем в ад, значит?!
Когда я залез на броню, то увидел, как бежит мой зёма Марат: друган пришёл меня проводить. Я махнул ему рукой, он ответил, что-то кричал, но из-за рокота моторов мы друг друга не слышали. В его глазах была тоска и сожаление, слов не надо было, он плакал без слёз, ведь я и он были единственными земляками из Казани. Наша колонна тронулась, он стоял весь окутанный клубами пыли, и смотрел нам вслед. Для меня он был моим единственным кусочком Родины на этой "проклятой" земле.
БМП-2 выстроились в колонну и быстро тронулись, везя на своей броне новое "пушечное мясо". Сидевшие сверху солдаты очень быстро покрылись мягкой дорожной афганской пылью, и все стали одинаковыми, как близнецы - только выделялись белые зубы и настороженные глаза. На броне нас трясло и мотало, сидеть было ужасно неудобно. Самое главное: на крутом повороте не слететь с брони под гусеницы.
Проезжали мимо кишлаков, которые были усеяны абрикосовыми садами. Плоды соблазнительно висели на высоких деревьях и, глядя на них, совсем не верилось, что на этой земле идёт война.
Я смотрел вдаль на мрачные афганские горы, и в душе было немного жутковато: что нового преподнесёт мне судьба, какие ещё испытания предстоит мне вынести, и когда же, наконец, придёт мой Великий Дембель!??? Чем дальше мы ехали, тем круче и грозней становились горы; они угрожающе смотрели на нас, готовые в одну секунду раздавить.
2.
Наша БМП остановилась возле разбитого кишлака, от которого остались одни руины - не доезжая Астаны. Расположившись на удобном месте возле дороги, где была небольшая возвышенность, мы заняли оборону; от старшего экипажа я узнал, что здесь мы будем прикрывать проходящие колонны.
Я забрался вовнутрь десантного отсека, открыл бойницу, открыв также немного заднюю дверцу отсека - так, на всякий пожарный случай. Вытащил свой автомат, приготовил магазины с патронами. Механик-водитель заглушил БМП и стало очень тихо, только вдали был слышен рокот и гул ехавшей "брони", машин с топливом и боеприпасами. Каждые 5-10 минут, поднимая пыль и нарушая тишину, мимо нас проезжали 2-3 машины. Как только пыль оседала, вокруг всё оживало и диковинные птицы вновь щебетали, как будто их вся эта война не касалась. Солнце по-прежнему светило очень ярко, жарило изо всех сил. Экипаж БМП молча сидел, наблюдая по сторонам, только старший изредка переговаривался по радиосвязи с командованием колонной, докладывая о полном спокойствии и передавая - какие машины прошли мимо нас.
Стрелок БМП приподнял ствол пушки вверх, и развернул её в противоположную сторону, наблюдая в прицел, ища в горах хоть какое-нибудь шевеление, что бы моментально его уничтожить. Затем сделал несколько одиночных выстрелов, после которых незамедлительно на соседнем холме поднялись столбики пыли.
- Красиво всё-таки! Орудие, несущее смерть и разрушения... но лучше наблюдать всё это со стороны, - подумал я.
- Всё в норме, порядок, - сказал стрелок. Экипаж заулыбался.
- Пострелять захотел? - спросил командир.
- Ещё успеешь, на твой век хватит, - подхватили бойцы.
Я молча сидел и смотрел через бойницу на всё великолепие афганского ландшафта.
- Да, красиво у них здесь, а дома лучше, - подумал я.
Приближался гул моторов подходившей очередной колонны, из-за деревьев были видны столбы пыли. Шли тягачи с гаубицами, самоходные установки, и "Уралы"-наливники; в конце колонну замыкали танк и БМП-2. Как только замыкавшие колонну танк и БМП поравнялись с нашим БМП, из-за густых зарослей ближайшего к нам разрушенного кишлака, раздался гранатометный выстрел. Огненный шар стремительно впился в башню танка. Танк встал и замер: секундное замешательство, никто не стрелял. Когда столб пыли от взрыва рассеялся, открылся верхний люк танка и оттуда вылез солдат. Скатившись на землю, сел и стал что- то кричать.
- Откуда был гранатометный выстрел? Кто видел? - кричал наш старший.
- Эй, как там тебя, с твоей же стороны, чё молчишь? - крикнул он, повернувшись ко мне. Но духи, как будто услышав его вопрос, сделали ещё один выстрел из гранатомета. Заодно конкретно себя обнаружив.
- Стреляли из разрушенного кишлака, прямо напротив нас! - крикнул я командиру. На на этот раз духи промазали и попали под гусеницы танка. Танк аж подпрыгнул и опять окутался в облако пыли. Этот хлопок был как будто сигналом для нашей атаки. Из двух БМП со всех видов оружия открыли оглушительный огнь по кишлаку. Сравнивая его окончательно. От стрельбы нашей БМП закладывало уши.
Я не смог сразу стрелять из своего автомата, потому что другая БМП подъехала к танку и полностью загородила весь сектор моего обзора. Чтобы вести огонь, мне нужно было покинуть десантный отсек БМП, но этого мне не очень-то хотелось.
Экипаж в танке сильно контузило, особенно наводчика. Сам же танк сильно не пострадал, так как был полностью увешан противокумулятивными пластинами. Солдаты из соседней БМП завели танкиста к нам в десантный отсек, лицо и шея у него были в крови, он что-то про себя бормотал. С него сняли шлем и, по-быстрому перевязав, положили в десантный отсек. Капельки крови стали заливать лежавший в отсеке матрас. Когда его укладывали, я оглянулся и увидел подходившую к нам колонну наливников.
- Писец, сейчас начнется, будем гореть, только вот этого нам и не хватало, - подумал я.
Стрельба на время прекратилась. Старший что-то говорил по рации, потом махнул рукой в сторону "зелёнки" и крикнул, что её нужно обрабатывать получше, что бы отпугнуть духов. Затем дал команду "вперёд". Другая БМП нас подменила, а мы повезли раненого в санчасть Барака. Оставшаяся БМП встала на наше место и снова открыла огонь по кишлаку, а колонна прибавила ход, догоняя нас. Я сидел и смотрел в открытую бойницу и думал: догонят, не догонят? А раненый наводчик стал молча смотреть на меня. Нас мотало и сильно трясло, я то и дело головой проверял прочность брони собственной головой.
БМП встала. Командир заглянул к нам в десантный отсек и, показав пальцем на танкиста, спросил меня: "Как он?" Но увидев, что все в порядке, показал нам обоим большой палец. Тронуться вперёд мы не могли, так как впереди нас за крутым поворотом началась сильная стрельба, мы толком не понимали - что происходит? Я выглянул из БМП-2 и увидел впереди чёрный дым. Поднимаясь клубами, он создавал огромные грозовые тучи. Затем эхом долетел грохот взрыва.
- Наливник замочили! - крикнул старший и стал вызывать по рации командование.
Получив по рации команду, мы потихоньку тронулись вперёд. Завернув за крутой поворот, сразу же попали под перекрестный обстрел. Что творилось снаружи, я не видел, только по нашей броне посыпался град, как будто по машине стучали монтажкой. Мы открыли огонь со всех видов оружия. Выставив свой автомат в бойницу, я тоже открыл огонь и горячие гильзы разлетались по всему десантному салону, обжигая, попадали в лицо мне и раненому танкисту. Через бойницу плохо было видно, куда стрелять. Я открыл отсек и снова посмотрел на раненого, он лежал, закрыв голову руками и опять что-то бормотал.
- Ничего, ничего, скоро ты будешь дома!- решил я подбодрить его.
Но он меня не слышал и никак не отреагировал. Я продолжил стрелять в никуда, в сторону зеленки, где протекала река Панджшер. Мой автомат так разогрелся, что за автоматное цевьё невозможно было держаться голыми руками. Стрелял до тех пор, пока не кончились патроны в магазинах, все 11 штук! Ствол автомата аж посинел и на нём явно можно было разогревать консервы из сухпая. Закрыв отсек, я стал набивать патроны в пустые магазины.
Командир что-то кричал по рации, мы потихоньку стали двигаться дальше, возглавляя колонну наливников, которые нас уже догнали. Стрельба со стороны духов прекратилась, только наши изредка возобновляли стрельбу. Заправив все свои магазины, я улегся, закрыв руками свою голову, так же как и раненый. Меня укачивало, как малыша в люльке. Я даже немного закимарил. Когда БМП остановилась, услышал голоса. Дверь десантного отсека открылась и я, щурясь, выглянул и спросил неизвестных мне солдат.
- Где мы?
- В универмаге! - зло ответили мне.
Они стали вытаскивать раненого и укладывали его в носилки.
-Ты ранен? Или контужен? - спросили меня.
- Нет, - ответил я.
- Откуда ты родом? - спросил меня один санитар.
- Из Казани, - ответил я
- Татарин?
-Нет! Русский, а что?
- Тут есть в нашей санчасти механик-водитель ГТМ, тоже из Казани.
- А как его зовут? И с какого он полка?
- Егоров Сергей и он, по-моему, с Рухи...
Я был в шоке, когда услышал, что у меня в полку есть ещё один зёма!
- Как с Рухи? А где вы сейчас расположились?
- Увидишь палатку с крестом, там его и найдёшь!
-Хорош пи...деть! Понесли его, сейчас вертушки прилетят, - крикнул старший.
-Всё приехали, иди и ищи своих, а мы возвращаемся обратно - приказ! - добавил он.
Я взял свой вещмешок, вскинул его на плечи и пошёл искать расположение моего батальона. Осмотревшись еще раз как следует, я был поражен увиденной картиной. Ущелье Панджшер как будто раздвинулось, отодвинув горы на значительное расстояние, открывая простор большой реки, которая разливалась на обширные каменистые перекаты, тихие песчаные заводи с чистой и прозрачной водой. Вокруг реки были зелёные островки плодоносящих деревьев. Река и дорога разделяли на две половины эту прекрасную долину. С правой стороны, ближе к горам, текла река и был большой зелёный массив, с левой - более пустынная часть. Мелкие деревья и кустарник были намного дальше, образовав огромное поле, на котором базировалась афганская армия - "зелёные". А вокруг всего этого огромного плато на горных вершинах без труда можно было заметить хорошо укрепленные выносные посты.
Разбавляло эту природную красоту великое множество военной техники, кругом было расположение различных частей и батальонов. Наши части были расположены ближе к реке. Установки "Град", "Ураган", артиллерийские батареи - всё свидетельствовало о намерении вышибить духов из Панджшера надолго. Сила и мощь нашей армии потрясали. Боевые машины стояли рядами, около них суетились солдаты. А таких миномётов я даже в страшном сне не видел, они были просто огромные, а каждую мину к ним подносили аж четыре человека. Позже я узнал, что это 240-мм миномёты "Тюльпан".
Дойдя до первой машины, я спросил у солдат: где находиться рухинский мотострелковый полк.
- Чё воин, потерялся? От полка вашего ничего не осталось, полностью раскидали.
-Вон впереди, видишь - палатка с крестом, а за ней ПАК-200: это и есть ваш полк!
Ничего толком не поняв, побрёл к палатке. Но, как только я подошёл к ней, в воздухе раздался свист миномётной мины и, где-то метрах в 300-х, она разорвалась. Все забегали и стали прятаться кто куда. Я остановился и не знал, куда мне бежать. Через минуту снова пролетела со свистом мина, и разорвалась уже поближе, так что осколки со свистом пролетели. Я присел и стал оглядываться вокруг.
Из палатки выбежал солдат и крикнул мне с украинским акцентом:
- Ты шо, дурны? Беги шибче к броне, пока тебя не зацепило, ещё нам тебя здесь не хватало - итак раненых девать некуда!
Я забежал за палатку, увидел в ряд стоявшие ГТМу. Подбежав к одной из них, я дёрнул на себя дверь десантного отсека - она была открыта. Когда я залез, то увидел, что полотсека в крови и каких-то ошмётках, на которых сидело множество мелких мух, а на носилках спал кто-то.
Я задел спящего вещмешком, он проснулся и, повернув голову, глянул на меня сурово:
- Ты кто?
- Конь в пальто! - ответил я довольно злобно из-за того, что всё происходящие меня явно начинало раздражать.
-А чё так борзо, не у себя ведь дома?! Залез, разбудил, понимаешь ли, дедушку... Сколько служишь?
Я снял свою панаму и гордо обнажил свой "глобус":
- Не меньше твоего!
- А, у тебя ещё было время встретить "стодневку". Ты новенький, что ли? Откуда будешь? И вообще - чё ты сюда залез?
- Много вопросов за один раз!
Я понял, что неправ и протянул ему руку:
- Ладно, я Миха из Рухи, ищу свой батальон, а тут духи нас от самой Астаны долбят, танк и наливник подбили, теперь здесь мочат, ни какого продыху нет. Вот бегаю из угла в угол!
- Пехота, значит?! Да потрепало вас здесь. А меня зовут Макс, я из Ростова, а ты откуда будешь?
Потихоньку вылезая из машины и оглядываясь по сторонам, я ответил:
- Казань, - и сразу же добавил, - Русский!
Обстрел вроде бы прекратился, все вокруг вели себя как будто ничего и не происходило.
- Да ты чё - из Казани?! А здесь у тебя зёма есть, мех. водитель ГТМу.
- Да я тоже на этой "таблетке" езжу, - сказал я
- А где она у тебя?
- В Рухе, в полку на приколе.
- И где наш полк или батальон? И вообще -как тут обстановка? - спросил я
- Много вопросов за один раз задаёшь, и широко улыбнулся Макс.
- Ладно, вон видишь, ПАК-200 стоит, полевая кухня - это и есть ваш полк. А обстановка здесь хреновая, мочат нас духи, знаешь, замучились убитых и раненых вывозить, не поспать, не пожрать толком не дают. Мы с твоим земляком Серёгой по очереди ездим в ущелье. Там, Миха, груда железа и мяса - столько пацанов полегло в первые дни! -Хорошо, что наш капитан - человек, а то бы и вывозить некому было бы. Бережёт он нас! А Серёга - зема твой - "зверь" ещё тот, пацан - что надо, столько солдат и офицеров вытащил, себя вообще не жалеет. Его здесь все уже знают. У вас в Казани все, что ли, такие лихие?
- В основном все, пацанской закалки! - гордо ответил я.
3
Простившись с Максимом, я направился в сторону своего батальонного расположения. Но как только сделал пару шагов, Макс меня окликнул:
- Вон Серёга на своей таблетке летит, из ущелья раненых везёт! Подожди кам-кам, сейчас увидишь его, а то хер его знает, что дальше будет.
На всех парах подымая пыль летел тягач ГТМу. Я даже и не знал, что он может такую скорость развить, потому что у меня на своей "таблетке" больше 55 км/ч не получалось. На броне сверху сидел капитан и ещё один боец. "Таблетка" подлетела к палатке, все пыльные и усталые стали слезать с брони. Но сам механик не вылезал. Серега молча сидел и смотрел, уставившись в одну точку. Привозя раненых из ущелья, так он делал всегда, чтобы хоть немного придти в себя. Санитары забегали с носилками, но капитан почему-то дал отбой. Как только Сергей заглушил машину, из десантного салона сквозь броню раздались глухие жалобные стоны и крики. По моему телу пробежали мурашки... Я подошёл поближе, снял вещмешок, бросил его на землю, перевесил автомат через плечо, чтобы руки были свободны, и решил хоть как-то помочь санитарам, а заодно познакомиться с Серёгой-земляком.
Капитан посмотрел на меня пустым взглядом. Молча он открыл заднюю дверь десантного отсека. Когда дверь распахнулась, крики стали намного сильнее и жалобнее. Санитары подошли поближе к капитану, чтобы помочь вытащить раненого. Эта картина до сих пор стоит у меня перед глазами, не забуду ее никогда! На закреплённых носилках лежал солдат (потом выяснилось, что это сапёр) без обеих ног. Его ноги были перетянуты жгутами выше колен, а из под-них торчали окровавленные мясные лохмотья, вперемежку с сухожилиями и раздробленными костями. Всё это висело, болталось, сгустки крови залили брезентовые носилки, образовав в ней лужу. Всё его тело было иссечено осколками, особенно левая часть, а правая рука неуклюже свисала. Он посмотрел на нас мутным взглядом, и снова жалобно закричал:
- Мама, мамочка!!! Мне же больно!!!
Капитан захлопнул дверь и сказал, что бы ему сделали два укола промедола и всё. Положив мне руку на плечо, офицер ещё раз посмотрел на меня; его лицо было белым как снег, возможно - от дорожной пыли, и проговорил:
- Через пятнадцать минут он умрёт, его уже не спасти. Вот так умирают солдаты под дозу промедола.
Я стоял возле тягача и слушал, как слабеют стоны внутри. Я ничего не понимал: где я, кто я и вообще: что происходит со мной, со всеми нами? А все вокруг буднично что-то делали: ходили за водой, кричали друг на друга, распаковывали ящики со снарядами, отдавали какие-то команды, ели, пили...
Я очнулся, когда за спиной что-то щелкнуло и, когда я обернулся, то увидел открытую дверь десантного отсека, и стоящего на обрубленных ногах окровавленного сапёра. Чётко и спокойно, глядя прямо мне в глаза, он сказал:
- Помоги мне, пожалуйста...
И после этих слов замертво повалился прямо на меня. Я подхватил его и закричал:
- Эй, кто-нибудь, помогите!
Ко мне подбежали санитары и стали укладывать его на землю. Кто-то из бойцов крикнул:
- Зачем ты его достал? Он все равно не выживет, понимаешь? Вертушки только через час будут!
- Я его не доставал, он сам встал и открыл двери!
-Пи...дишь, сука! Не мог он этого сделать, хоть бы пожалел его! - огрызнулся санитар.
От обиды, злобы, ненависти, безысходности, от своей беспомощности у меня накатил комок к горлу, и мне так захотелось закричать сильно-сильно на весь Афган, на всё ущелье:
-Ненавижу!!!
Слёзы самопроизвольно брызнули из моих глаз... Я повернулся и побрел в направлении расположения наших "рухинцев", утираясь в пути рукавами.
Подойдя к машинам, увидел нашего батальонного повара грузина Биджо.
Он меня тоже узнал, и посмотрел на меня очень грустными глазами.
- Вай, Киса дорогой, ты какими судьбами здэсь? Ты нэ ранэн, что у тэбя всё х\б в крови? - спросил он меня.
- Здравствуй, Биджо. Нет, я не ранен, просто раненых таскал. Как вы тут? А где все с нашего взвода: Рыба, Сестра, Краб, Валерка Шамин, Жека? Наш прапор Молодец здесь, что ли?
- Нэт, Киса, всэ в горы ушли, никто здэсь нэт. Знаэшь они, гдэ-то далеко в горах, какой-то Пизгоран, что ли, духи их окружили, воды нэт, еды нэт, вэртушки забрать нэ могут, пушэчный снаряд нэ долэтаэт - совсем пи...дэц. А Молодэц здэсь бэгаэт, что ему будэт. Вообщэ, Киса, полный пипэц, всэх расформировали и раскидали кого куда! Слушай, ты хавать будэшь? У мэня на ужин пэрловка с тушёнкой и дажэ какао эсть.
И только я сейчас понял, что голодный и что с утра совсем не чего не ел. Я ел, сидя на корточках, опершись спиной о колесо машины с полевой кухней на прицепе. Смотрел на афганскую армию, у которой было на вооружении всё наше старое оружие времён Великой отечественной. "Катюши", танки Т-34, небольшие пушки, а у солдат - автоматы ППШ с круглым барабаном и винтовки-трехлинейки, прямо как в музее.
Переведя взгляд к началу ущелья, я увидел наши установки "Ураган", которые в этот самый момент делали одиночные выстрелы. Сразу после выстрела вокруг поднимались клубы пыли, и огромная ракета с реактивном звуком, выплёскивая языки пламени, улетала, легко преодолев высочайшие в мире горы, в сторону Пишгора.
В метрах в трёхстах расположились артдивизион "Гиацинтов": это одна из самых больших пушек, стреляющая аж на 40 км. Одна лишь латунная гильза была больше метра.
Идти обратно к палатке, что бы увидеть земляка Серёгу, мне не хотелось:почему-то было неловко и как-то стыдно за себя.
- Ладно, вернусь, если буду живой, с операции, найду его сам, - подумал я. Повернув голову, увидел, что ко мне идёт наш взводный прапорщик Молодец (сто лет бы его не видеть). Я привстал, поправив ремень.
- Киса, шо такой раскисший, давай веселей, у нас здесь не соскучишься! - вроде как пошутил он.
- Да я уж понял товарищ прапорщик, что у вас здесь весело.
- Ты кушал?
- Да, спасибо, похавал, - ответил я.
- Вот и хорошо, сейчас собирайся и иди к месту сбора, вон видишь - БМП сдвигаются в колонну? Готовят новые силы для очередного штурма ущелья, не удивляйся: много будет незнакомых солдат. Всех переформировали и создают новые взводы и роты. Если возьмете ущелье, закинут ещё дальше в горы. Понял? В ущелье пойдёте!
Я посмотрел и увидел, как выстраиваясь, формировалась колонна, собирались солдаты и офицеры. Ко мне подошёл узбек, тоже повар из нашего взвода и, опустив глаза, пожал мне руку.
- Ладно, Киса ни пуха, ни пера тебе! - сказал он.
- К чёрту! - ответил я, - Как вы тут справляетесь, а?
- Да, Киса, всё хубасти! Малость стреляют, а так нормально, короче. Да, слышал, начальника штаба Савинова ранило и сильно контузило, еле спасли его. Духи стреляли прямой наводкой из захваченного танка Т-34! Миша (он раньше меня так никогда не называл), в ущелье полная жопа, береги себя!
- Вот вы тут жути нагоняете, вернёмся и ещё как вернёмся, а как иначе - нам же надо столько баб повидать, да? - расхрабрился я.
- Да, да, Киса, джик-джик много надо!! - грустно улыбаясь,покачал головой узбек.
И я пошёл к месту сбора. Проходя мимо тягачей МТЛБ, увидел на броне отверстия от пуль ДШКа. Подойдя поближе к броне, встретил из миномётной батареи солдат. Поздоровался. Спросил их: где им так досталось?
- В Киджоле, там - показали они в сторону гор.
- Скоро опять пойдём туда, на замену разведбатальона, который понес большие потери, - сказал мне один из механиков-водителей.
Затем меня догнали из нашего взвода туркмены-дембеля, с ними я не очень дружил. И сказали, что их тоже направили в месте со мной на броню. И сейчас надо сначала подойти к временному нашему полковому штабу. Смотрю, у них настроения совсем нет, ведь они должны уже быть дома, а их здесь морят и угрожают дисбатом в случае неповиновения.
Подойдя к месту сбора, у нас переписали наши фамилии и, у кого были с собой военные билеты, велели сдать.
- Киса, мы не будем сдавать свои военники, и ты тоже не сдавай. Скажем, что у нас в полку в Рухе забрали! - сказали мне туркмены-дембеля.
- Хорошо! - ответил я (потом об этом жалел). Сложив все документы: комсомольский билет, удостоверение механика-водителя, военный билет в пакет, я хорошенько завернул их и положил во внутренний карман.
Нас построили вместе с новой для нас ротой, где, кроме дембелей-туркменов, роднее уже никого не было. Ощущение безысходности и жутковатости охватывало наши сердца. Неужели мы все обречены, и так и не увидим свой родной дом, матерей. Домой, скорей домой, где ты, дембель??!! - кричали наши души.
К нам стало подъезжать много бронетехники, с неё слезали солдаты и у всех глаза были одинаково испуганными: такое ощущение, что все были новобранцы, хотя на самом деле это было не так. В течение часа собралось почти целый куцый батальон, с новыми офицерами.
Нас построили, как будто на полковом плацу, и перед нами выступил подполковник-агитатор из Кабула:
- Товарищи солдаты, сыновья! Вам сегодня оказана великая честь: защищать южные границы нашей великой и могучей Родины! И мы это сделаем достойно! Знаю, всех вас ждут дома, и вы обязательно все без исключения вернётесь! Но только от вашего добросовестного отношения к службе будет зависеть ваша судьба и судьба ваших боевых товарищей! Душманы ведут себя нагло и дерзко, встают и в открытую идут в атаку, раньше они этого не делали! Но наш русский дух не сломить! Трусость не приемлема для советского солдата. Желаю вам успехов в бою! - так он обратился к нам.
Далее он подробно объяснил обстановку в ущелье, тем самым еще больше всех нас ещё раз напугав:
- В горах работает засекреченный крупнокалиберный пулемёт ДШК, и его не могут обнаружить! Вообщем, держитесь ребята, нужно прорваться и занять Киджоль обязательно! - так закончил он. На прощание он нас всех сфотографировал, и мы стали залезать на броню БМП и БТРов.
