Бетонная перемога или как большевики с монументальным наследием Империи боролись

Добрые русские люди вот уже более года наблюдают, как в «самостийной Украйне», с каждым днем все ближе приближающейся к светлому северокорейскому будущему, с каким-то небывалым азартом и остервенением идет война с памятниками. Перемога следует одна за другой. Мне заметят, что снос очередного Ильича — это правильное дело, символизирующее избавление от советского наследия. Но здесь прежде всего надлежит обратить внимание на феноменологический аспект, на странную логику украинцев, которую можно прочесть в этих акциях: у «свидомых», очевидно, доминируют черты архаичного, магического мышления, стремящегося расколдовать и затем вновь, по-иному заколдовать мир. По их прихотливой внутренней логике надо уничтожать плохие, наводящие порчу, идолы, и на смену им возводить хорошие, служащие оберегами. За сносом очередного идола вражьего племени непременно грянет гром, Зевс покажется в колеснице в разверзшихся небесах и настанет великая перемога! Однако великая перемога никак не настает, а если и настают малые перемоги, то с помощью «клятых москалей», одним из важнейших этапов борьбы с которыми и выступают эти героические повержения памятников. Опять говорят про десоветизацию, но, простите, если б «хлопцы» пораскинули немного мозгами, то, напротив, должны были бы взять под круглосуточную охрану всех Ильичей, да еще приставить к каждому из них почетный караул, ибо без большевиков и их вождя и не было бы никакой «незалежной». Да и снесенные Ильичи — в океане капля…

В этих событиях наших дней нет ничего экстраординарного или нового. Украинцы здесь, по иронии судьбы, всего-навсего воспроизводят большевистский опыт: подобная война со «злыми истуканами» захватила в первые годы своего существования Совпедию, приобретя колоссальный размах, подчас выступая прямо-таки прообразом грядущих соцсоревнований. Об этом и пойдет речь.

«Очередная перемога»

Стоит отметить, что первые сносы памятников «нехорошим людям» начались еще при Временном правительстве. Примечательно, что пионерами в этом деле выступили Киев и Днепропетровск (тогдашний Екатеринослав), где снесли, соответственно, памятники Столыпину и Екатерине II. Однако, пока что это были единичные акции, проявление «революционного творчества масс» и инициативы местных властей. Целенаправленно же истребление монументов началось уже после Октябрьского переворота. 12 апреля 1918 года выходит Декрет Совета Народных Комиссаров РСФСР «О памятниках Республики», подписанный Лениным, Луначарским, Сталиным и секретарем СНК Горбуновым. Первым пунктом декрета значилось:

«Памятники, воздвигнутые в честь царей и их слуг и не представляющие интереса ни с исторической, ни с художественной стороны, подлежат снятию с площадей и улиц и частью перенесению в склады, частью использованию утилитарного характера».

Из-за тяжелой ситуации Гражданской войны большевики еще не занялись масштабным сносом капитальных сооружений, отложив это на более спокойные времена. В дальнейшем особенно пострадает Москва. В 1920–1930-е будет уничтожен ряд архитектурных шедевров на территории Кремля, взорван храм Христа Спасителя, принят и претворен в действие Генплан реконструкции Москвы, благодаря которому уничтожат ансамбль Китай-города, Зарядья, снесут Сухареву башню и многие другие выдающиеся объекты. В 1918 году большевикам такой масштаб был еще не под силу, так что они ограничились тем, что было проще ломать — памятниками, ибо и здесь работы был непочатый край. Несметное множество монументов эпохи «проклятого царизма» надо было уничтожить и быстрее заменить революционными. За работу принялись не откладывая дела в долгий ящик. Первым варварски уничтоженным памятником стал крест на месте убийства московского генерал-губернатора, великого князя Сергея Александровича (Васнецов, 1908 год). Его торжественно снесли «на первомай», причем участие в этой акции принимали непосредственные лидеры большевистского правительства, давая наглядный пример доселе нерасторопным массам. Тогдашний комендант Кремля Мальков вспоминал:

«Владимир Ильич ловко сделал петлю и накинул на памятник. Взялись за дело все, и вскоре памятник был опутан веревками со всех сторон.

— А ну, дружно, — задорно командовал Владимир Ильич.

Ленин, Свердлов, Аванесов, Смидович, другие члены ВЦИК и Совнаркома и другие сотрудники немногочисленного правительственного аппарата впряглись в веревки, налегли, дернули и памятник рухнул на булыжник.

— Долой его с глаз, на свалку! — продолжал командовать Владимир Ильич.

Десятки рук подхватили веревки, и памятник загремел по булыжнику к Тайницкому саду».

«И понеслось»… В Москве, новоиспеченной большевистской столице, дела пошли быстро, транслируя «великий почин» остальной захваченной красной властью территории. Следующей жертвой вандализма в те же майские дни стал один из самых красивых памятников тогдашней Москвы — герою русско-турецкой войны, генералу Скобелеву. На тот момент это была единственная в Первопрестольной конная статуя, к тому же уникальная в инженерном плане: скульптура имела всего две опоры — задние ноги лошади (равным ей в инженерном решении был только памятник Николаю I на Исаакиевской площади Санкт-Петербурга работы Монферрана и Клодта). Конный памятник Скобелеву с окружающей его скульптурной группой, изображавшей русских воинов, был открыт в 1912 году. Конкурсный проект выиграл, что интересно, непрофессиональный скульптор, отставной полковник Самсонов. Как и многие памятники Империи, он был сооружен на средства от всенародной подписки. Тверскую площадь тогда же переименовали в Скобелевскую. Естественно, что большевики не могли со спокойствием взирать на монумент «белому генералу» (одно только прозвание Скобелева имело в тот год недопустимые коннотации), «царскому слуге» и угнетателю многонациональных азиатских народов. По официальной версии, инициаторами погрома выступили «товарищи-рабочие» завода Гужона (позднее — «Серп и Молот»). Само собой, что Ильич и Ко не могли не одобрить такого революционного рвения…

Эстафета от первых московских сносов перешла к остальной стране. В короткий срок с энтузиазмом было снесено колоссальное число памятников Империи, монументов «царям и их слугам». Нет места писать о каждом из них и даже привести перечень тех памятников, о которых сохранились хоть какие-то свидетельства, посему ограничусь довольно случайной выборкой, которая дает приблизительную картину катастрофы.

В Костроме быстро положили глаз на памятник царю Михаилу Федоровичу и крестьянину Ивану Сусанину (скульптор Демут-Малиновский, создавался в 1838–1846 годах, установлен в 1851-м). В августе 1918 года Губернский чрезвычайный съезд уездных представителей уездных исполкомов и чрезвычайных комиссий, «заслушав вопрос об уничтожении памятников, напоминающих старый, угнетавший народ, монархический строй, постановил:

вменить в обязанность Губисполкома и всех уездных исполкомов убрать немедленно все неубранные до сего времени позорящие совесть революционеров памятники, эмблемы, украшения, вывески, надписи и проч. (…) Съезд глубоко возмущаясь таким позорным явлением, как продолжающимися красоваться до сих пор всеми старыми атрибутами отжившего гнилого Романовского царизма, вменяет в обязанность Губисполкома привести это постановление в исполнение без малейшего уклонения и отлагательства».

Дальнейшая судьба монумента понятна. Что характерно, большевики еще с десяток лет использовали оставшийся от памятника постамент в качестве трибуны, забив досками и задрапировав упоминания о том, кто возвышался на этом постаменте на протяжении семидесяти лет. Полностью закончили снос лишь в 1930-е.

Новые власти с ненавистью и презрением относились к имперской России как к «тюрьме народов» и русской истории как к власти «торгового капитала в шапке Мономаха», по словам официального «красного профессора» Покровского, автора первого «краткого курса» — «Русской истории в самом сжатом очерке», по которому все 1920-е учились в школе, постигая азы правильного отношения к «проклятому прошлому». Была дискредитирована и Отечественная война 1812 года, так что под раздачу в большевицкой борьбе с памятниками попали и ее герои. В подмосковной Верее был уничтожен памятник и могила генерал-лейтенанта Ивана Дорохова. Иван Семёнович в своем завещании просил похоронить его в месте ратного подвига: партизанский отряд Дорохова 29 сентября 1812 года отбил у французов этот городок. «Если вы слыхали о генерале Дорохове, который освободил ваш город от врага отечества, почтенные соотчичи, то ожидаю от вас за сие воздаяния: дать мне три аршина земли для вечного моего успокоения при той церкви, где я взял штурмом укрепление неприятеля, истребив его наголову, и за что дети мои будут вам благодарны», — завещал генерал. Его воля была исполнена, а в 1913 году, недалеко от Рождественского собора, где покоились генеральские останки, был открыт памятник. Однако простоял он недолго, спустя пять лет до него добрались новые неприятели. Вот как передавали об этом очевидцы: «16 августа 1918 года, после митинга войск, убывающих на борьбу с белочехами, и принятия на этом митинге постановления о сносе памятника царскому генералу Дорохову, то есть почти через 103 года после захоронения тела Ивана Семеновича, в собор, где был захоронен герой, пришла группа людей в армейской одежде, вооруженная винтовками, револьверами и гранатами. Действовали они вполне открыто и даже дерзко.

Прошли в подклет. Отодвинули и сбросили на пол тяжелую надгробную плиту. Открылась глубокая погребальная ниша, на дне которой покоился гроб с останками героя. Пришедшие говорили о золотой сабле с алмазами и фамильном перстне на руке покойного. С помощью веревок они подняли из ниши гроб. Тут же поспешно вскрыли его крышку и застыли от неожиданности: перед ними лежал человек, который, казалось, только спал… Тогда один из пришедших решил отстегнуть золотой эполет с мундира усопшего. Первое же прикосновение руки к одежде покойного было роковым — вся она и высохшие ткани тела рассыпались в прах, обнажив кости человеческого скелета. Стали копаться в гумусе: искали перстень, нательный золотой крестик, драгоценную саблю, ордена. Орденов не обнаружили. Сабля нашлась, но она оказалась не наградной, а боевой. Перстень и нательный крестик тоже отыскали и забрали. Останки „царского генерала“, руководствуясь воспаленным самосознанием, вынесли из подклета и выбросили с высокого откоса над Протвой. Бронзовый памятник на валу тогда же был обстрелян, а затем снесен…».

Снова переместимся в Москву. На склоне Кремлевского холма стоял памятник Александру II (Опекушин, Жуковский, Султанов, Загорский, открыт в 1898 году). Статуя императора располагалась под шатровой сенью, вокруг же памятника протянулась величественная арочная галерея, на сводах которой находились 33 мозаики с изображениями русских государей. Статую Александра II трудящиеся сбросили в бурном 1918-м, остальные же элементы мемориального комплекса снесли лет десять спустя, при масштабных работах по переустройству территории Кремля. Характерно свидетельство уже упоминавшегося коменданта Кремля Малькова: в лихие годы военного коммунизма пустоты в основании памятника употреблялись в качестве… морга для расстрелянных врагов «социалистической революции».

И в конце нашего печального обзора переместимся в Киев, где в 1911 году были установлены два интересных монумента. В сентябре того года в Киеве проходили грандиозные торжества с участием Императорской семьи, как известно, омраченные покушением в Городском театре и последовавшей вскоре кончиной от тяжелой раны премьер-министра Столыпина. В ходе торжеств были открыты два памятника. Первый из них — императору Александру II. В журнале «Нива» так сообщалось об открытии:

«На следующий день, 30 августа, было назначено открытие памятника Императору Александру II. По окончании литургии в местном монастыре начался крестный ход к памятнику. Перед памятником было совершено благодарственное молебствование, была затем пропета „Вечная память“ Царю-Освободителю — и наступил торжественный момент: Государь Император принял команду парадом. И вот загремел с крепости оглушительный салют, раздалась музыка, с памятника упала пелена — и величавая фигура Царя-Освободителя предстала перед взорами присутствующих.

Первый венок на памятник возложил болгарский Княжич Борис, произнесший при этом следующую речь: „Ваше Императорское Величество! Болгарский народ глубоко чтит священную память великого Царя-Освободителя. В знак этого почитания от имени его величества Царя болгар и болгарского народа возлагаю этот венок“.

Государь Император изволил ответить на это: „Ваше Царское высочество! Очень рад и глубоко тронут, что первый венок на памятник Царя-Освободителя от Царя болгар и болгарского народа возложен вашим Царским высочеством“.

Государю Императору был представлен автор памятника, скульптор Ксименес. Памятник производит величественное впечатление».

Судьба киевского монумента сложилась не менее трагично, чем московского. Он простоял несколько дольше, и был снесен в ноябре 1920 года. На его месте сперва воздвигли уродливую фигуру красноармейца, которую сменил впоследствии «великий вождь и учитель».

 

Второй памятник — княгине Ольге (Кавалеридзе, Сниткин, Рыков) был открыт 3 сентября. В дни первой «незалежности» княгиню Ольгу с пьедестала сбросили, стоявших рядом с ней апостола Андрея Первозванного, Кирилла и Мефодия закрыли полотнищами, и в центре предсказуемо водрузили бюст «кобзаря» Шевченко. В силу качества материала долго он не простоял, позже избавились и от долговечных, имперских статуй.

В этом чаду революционной битвы с памятниками Империи уцелели Медный всадник, Николай I Клодта, Минин и Пожарский на Красной площади (последний большевики лишь снисходительно сдвинули с центра площади к собору Василия Блаженного, чтобы тот не мешал проведению парадов). Но это великодушное «дозволение жить» — скорее исключение из общего правила. В наши дни ряд снесенных монументов (в частности, один из старейших на момент своего варварского уничтожения памятник — Александру I в Таганроге (Мартос, 1831) восстановлен, но общий ущерб от большевистской «перемоги» — невосполним. Поэтому когда уничтожившие подлинные произведения искусства коммунисты грудью встают на защиту типовых болванок-«ильичей», заполонивших нашу Родину, выглядит это… печально-иронично.