«Близкий Восток»: рассказ о поездке на Донбасс.

Правильно говорят: бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться. Я пока еще не разгадал логику их исполнения и неисполнения, но в одном я уверен почти наверняка: какие-то невидимые силы направляют нашу реальность и им совсем не плевать, что мы думаем.

По крайней мере, меня они точно внимательно прослушивают. (Все время забываю надеть шапочку из фольги.) В июле я загорелся войной. Серьезно: в среде перманентного стресса меня успокаивали только фантазии, что я там, среди руин, оружия, артобстрелов и русских героев.

Пока я жадно глотал гигабайты видео и сводок из зон боевых действий, во мне росла и росла навязчивая идея, что я должен там побывать. Есть тысяча причин, почему мне там совсем не место, и только одна, выражаемая в твердом и лаконичном «хочу», — что я должен быть там. Вероятно, корни такого рвения ведут в самое детство, когда я мечтал стать военным корреспондентом. Журналисты, дающие эфиры в горячих точках, всегда вызывали у меня не меньше уважения, чем самые отважные воины.

Несмотря на всепоглощающее желание взглянуть на зону, где творится история, желание взглянуть «хотя бы одним глазком», я решительно ничего не предпринимал. Но возникла необходимость исполнить обещания — отправить в качестве подарков «Кодекс чести русского офицера» прямо на фронт, тем, кому они полагаются в первую очередь. Посредники нашлись сами, еще до того, как я начал поиск способа передачи книг в Новороссию. Сыктывкарские парни из гуманитарного батальона «Близкий Восток» сами предложили помощь. Оказалось, что они едут в ЛНР уже через 4 дня, едут через Нижний Новгород, чуть ли не через мой дом, и… у них есть одно свободное место. Мой внутренний фаталист сразу все понял и дальнейшее развитие событий стало более чем очевидным.

Я отправился с ними.

Из восьми человек конвоя только двое после точечной передачи помощи были намерены возвращаться в Россию: я и один из двух водителей. Остальные остаются на Донбассе как минимум до новогодних каникул, и у них есть на то весомые причины. Помимо гуманитарной миссии, у ребят есть и другие задачи, достойные сценариев остросюжетных фильмов. Юлия Музыка, милая и отважная девушка, кроме больших планов по организации гуманитарных поставок, едет в Новороссию вызволять сестру, по недоразумению оказавшуюся арестованной своими же. Организатор Илья получил клич о помощи от соратника, попавшего в беду под Мариуполем, и помочь ему — также одна из задач команды. Уже бывалый ополченец с ирокезом и позывным «Спутник» имеет собственные планы, которые он просил не разглашать. Остальным же ещё только предстоит вступить в ряды ополчения.

Я встретился с «Близким Востоком» возле нижегородского гипермаркета METRO, после чего и сам внес посильный вклад от лица издательства «Черная Сотня» в их гуманитарный груз. В двух фургонах парни везли униформу, дорогостоящие медикаменты, средства гигиены, детское питание, игрушки, продукты и теплые вещи. Ко всему этому я добавил еще по коробке самого необходимого: различных круп, макарон, сахара, чая, тушенки, сигарет, а также подгузников, печенья и конфет для самых маленьких жителей гремящего Донбасса.

Погрузив всё в машину и вдоволь напившись чаю, дав подремать уставшим водителям, мы двинулись в путь.

Мое долгожданное путешествие в Новороссию началось.

Дорога

С шутками, музыкой и громким выразительным чтением стихов водителем, чтобы не уснуть («Скажи-ка, дядя, ведь недаром!..»), наша небольшая колонна из двух перегруженных помощью фургонов решительно двигалась на юг. О чем говорят люди, идущие на войну? О том же, о чем и всегда. Впрочем, куда важнее то, о чем они молчат. А здесь, как никогда, есть о чем помолчать.

Всю дорогу на Донбасс я провел в компании водителя Павлика, организатора конвоя Ильи Болобана и крепкого улыбчивого мужчины с легкой тоской в глазах, на все вопросы, касающиеся его лично, простодушно отвечающего: «Не знаю». Я так и прозвал его — Незнайка. Разумеется, он врал. Как выяснилось позже, Незнайка — ветеран Первой чеченской кампании и Южной Осетии, и уж кому как не ему знать, зачем едут на войну. Для кого-то война — это наркотик, для кого-то — дом родной, а для кого-то война — это просто новости по телевизору.

С остальными членами команды удалось пообщаться только на коротких привалах и перекусах в придорожных кафе, хотя Юлия, думаю, запомнится мне надолго. За обедом у Юли звонит телефон: «Юля, у нас тут в Сыктывкаре семья беженцев с четырьмя маленькими детьми, мы им сняли квартирку, но тут ни хера нет, ни посуды, ни матрасов», — слышу я с другого конца провода. Юлия озабоченно скроллит контактный лист телефона, делает несколько коротких звонков — всё, будут у беженцев и вилки, и ложки, и кастрюли, и чистое постельное белье с матрасами. Все это — исключительно частные гражданские инициативы при поддержке разве что «Союза ветеранов Афганистана» и при холодном нейтралитете региональных властей.

За 800 километров до границы мы стали свидетелями красивейшей двойной радуги, пышнее которой, наверное, я не видел никогда. Хотелось верить, что это был добрый знак.

На мою просьбу как-нибудь меня проинструктировать, Илья со смехом рассказывает совершенно очевидные вещи, которые все равно производят на меня впечатление:

— Если слышишь, что пули свистят, — смеется Илья, — стреляют в тебя, если слышишь сухие хлопки, стреляют рядом. Если слышишь звук, напоминающий лопнувшую пружину, то откуда-то пуля срикошетила в твою сторону.

От одних мыслей о возможных опасностях по ту сторону границы мне становится слегка не по себе. Илья, улыбаясь, продолжает:

— Если слышен шелестящий гул — значит, над твоей головой пролетел артиллерийский снаряд, а если он падает с жутким ревом, ты в непосредственной близости от зоны поражения (если пуля угодила тебе в голову — ты умер). Слышишь два хлопка: залп и разрыв — поздравляю, это минометный обстрел, самое время прилечь отдохнуть.

Я залезаю на свое спальное место прямо на коробках с тушенкой и вспоминаю молитву, придуманную Андреем Никитиным в его гуманитарной миссии «Спутники Донбасса» минувшим летом: «Пусть. Всё. Будет. Хорошо».

Впереди — незаконное пересечение границы, впереди — путешествие по Луганской Народной Республике, впереди — вооруженное русское ополчение, впереди — разрушенные города, впереди — лица нуждающихся и ждущих помощь людей, впереди — война, впереди — неизвестность.

На границе

С каждым километром, приближающим нас к границе, что-то менялось. В лицах, настроениях, темах разговоров. Уже начали встречаться на пути люди с теми же нашивками на плечах и целями, что и у нас.

Водитель второй машины, грузового мерседеса, в начале пути боявшийся загрузить в фургон лишний килограмм груза и единственный, кроме меня, не планирующий задерживаться на Донбассе дольше пары-тройки дней, уже вовсю выражает желание остаться с командой в Новороссии. Более того, демонстрирует полную готовность ехать вслепую даже в Мариупольское пекло, спасать их соратника, при этом рискуя единственным, по его словам, что у него есть — машиной, за которую он так волновался в начале нашей дороги.

Начались тревожные переговоры по распределению части груза среди военных подразделений, вооруженного сопровождения нашего каравана и других вопросов логистики. Учитывая, мягко говоря, напряженные отношения между разными командирами ЛНР, абсолютную разрозненность и нецентрализованность в вопросах поставок гуманитарных грузов и связанный с этим риск ухода гуманитарки «налево» (одно из самых больных мест Новороссии), вопрос встал довольно остро. Планы и маршруты менялись с каждой минутой, приходилось импровизировать и действовать исключительно «по обстоятельствам».

Проблема сопровождения была связана, прежде всего, с риском натолкнуться на вражеские диверсионно-разведывательные группы или просто вооруженных мародеров, шныряющих по ту сторону границы. Илья рассказал историю, как во время прошлой экспедиции одна неприятная дорожная встреча чудом не дошла до перестрелки и ограничилась лишь демонстрацией силы.

Мы приближались к границе. Навстречу нам ехала нескончаемая колонна белых грузовиков — из Луганска возвращался четвертый гуманитарный конвой от МЧС РФ, а в зеленке нам привиделся какой-то транспорт, скрытно перевозящий что-то, смутно напоминающее парочку САУ Мста-С, в сторону кордона… Впрочем, мало ли что нам привиделось. К тому же перед возможным риском украинского наступления во время грядущих выборов РФ принялась в спешном порядке укреплять границы, так что о предназначении гуляющего у границы тяжелого вооружения можно только гадать.

В одном из приграничных кафе нас уже ждал накрытый стол и хозяин сего заведения — господин К., атаман и офицер пограничных войск не самого низкого звания, который должен был поспособствовать выходу на нужных людей в Новороссии. За столом пограничника стояла его фотография с председателем Союза казаков Области Войска Донского Козицыным, знакомством с которым, вероятно, он очень гордился. Одной из моих главных задач в Новороссии была передача «Кодексов чести русского офицера» русским военным, защищающим Донбасс. Господин К. был первым, кто получил от меня две книги, обещав передать один экземпляр лично в руки Николаю Козицыну. В непринуждённой беседе удалось выяснить, что весь сентябрь РФ действительно «латала дыры» на границе и всячески препятствовала поставкам серьёзной помощи ополчению. И лишь буквально на днях, в преддверии выборов в народных республиках, которые должны были состояться 2 ноября, по словам господина К., программа «слив» была остановлена и «военторг» снова начал свою хоть пока и скромную, но всё-таки заметную работу.

Близилась ночь, и за время моей беседы с пограничником в команде возник небольшой раскол — часть экипажа второй машины не до конца доверяла господину К. и его проводникам. Эти люди не входили в первоначальный план экспедиции, и даже доподлинно было неизвестно, сколько человек будет в сопровождении каравана. Перспектива же ехать с одним незнакомым проводником ночью через границу, причём в незнакомую военную часть, Спутнику, бывалому бойцу, приходилась совсем не по нраву. Было решено разделиться и одному фургону с наиболее ценным грузом остаться на территории РФ до следующего дня, когда должны были прибыть другие, уже более близко знакомые люди из ЛНР.

Часть команды была не на шутку взволнована. Мне был предоставлен выбор — остаться со вторым фургоном в РФ или же ехать с тем же экипажем, с кем я проделал весь путь от Нижнего Новгорода до Ростова, в неизвестность. Я выбрал второе. Спутник оставался по эту сторону границы и всячески старался меня предостеречь: «Не смотри на их уверенность. Это они просто в „пиздорезах“ не бывали. Пока едете до границы, намётывай глаз — холмики, зелёнка, ямки, всё, что может спасти в случае попадания в засаду (на самом деле глаз я успел натренировать ещё по пути). Пахнет жареным, — продолжает Спутник, — забивай на все свои вещи и груз и беги, я тебе серьёзно говорю». Юлия, с которой мы до сего момента общались строго и исключительно на «вы» целует меня в щёку и говорит: «Давай, Димка, удачи, всё будет хорошо». Ничто не может смутить больше, чем такие слова в подобные минуты. Илья же с Незнайкой соблюдают полное спокойствие, хлопают меня по плечу и говорят, что люди из «Союза ветеранов Афганистана» не могли нас вывести на ненадёжных людей. Слегка ошарашенный, я сажусь на своё место и всю дорогу не выпускаю рюкзак из рук.

Пересекать границу можно двумя способами: «по-чёрному» (нелегально) и «по-белому» (официально, через погранпункты). Мы же, если быть точным, заходили «по-серому». После встречи с проводниками — добрыми и приятными русскими людьми с автоматами, на душе наконец-то стало спокойно. На негодяев они были похожи менее всего. Вот уж железно — «свои». Первый погранпункт ополченцев встретил нас сверкающим в темноте БРДМом с огромной надписью «НА КИЕВ» и уважительным кивком головы караульного.

Мы выехали на полевую дорогу, на которой у меня случился яркий флешбэк. Я уже был на этих землях два года назад, когда ещё ничего не предвещало скорой войны. После простого досмотра нашей машины российскими пограничниками следовал неприятный и затянувшийся досмотр украинцами. «Дождутся ещё, сволочи, в следующий раз сюда приеду — никаких украинских погранцов тут не будет», — наконец-то въехав на территорию Украины, в сердцах выругался я. Вот уж действительно, «бойтесь своих желаний» — украинских погранцов там и правда не стало.

Мы мчались в кромешной тьме по полевым дорогам и пустынным посёлкам, внимательно оглядываясь по сторонам. Всё обострилось: зрение, слух, обоняние, тактильные ощущения. Вот я и в Новороссии, в никем не признанном государстве, целыми городами обходящемся без ДПС и полиции, на территории которого идёт полномасштабная гражданская война и приближается гуманитарная катастрофа. И где-то совсем рядом, буквально в часе неспешной езды на автомобиле, прямо сейчас разворачиваются самые настоящие бои.

Мы прибыли в расположение ОБрОН «Одессы» — полноценной воинской части с большими воротами, КПП и собственным автопарком бронетехники и тяжёлого вооружения, как правило, изъятого у украинцев. Бригада в настоящий момент дислоцировалась в Краснодоне. Создавалась бригада из одесситов «куликовцев», прошедших впоследствии через множество ожесточённых боёв, в том числе принимая активное участие в освобождении Луганского аэропорта от ВСУ. Бойцы подразделения железно замотивированы праведной целью — возвращением с победой домой. «Мы — месть за 2 мая. Ждите нас дома» — гласит статус их небольшого сообщества ВКонтакте.

Главный штаб бригады располагался в уютном бункере, полном оружия, компьютеров и вежливых добрых людей (у некоторых даже шевроны были — «вежливые люди», я не шучу). Над столом начальника бригады висело гигантское полотно «За Веру, Царя и Отечество» с ликом Иисуса Христа, а на мониторе одного из компьютеров красовался оскалившийся волк с имперским флагом на фоне и подписью «Да будет Святая Русь, пусть сгинут её враги». Первое время бойцы были заняты своими делами, и мы были предоставлены сами себе —жена одного из командиров, улыбаясь, призвала нас не стесняться: «вы, гуманитарщики, почти ополченцы, поэтому давайте сразу как дома — вот чай, кофе, там чашки, тарелки и вот холодильник, если голодные — просто берите и ешьте, у нас тут самообслуживание».

Один из уголков бункера

Психологи в некоторых тестах используют картинки с оружием, чтобы вызвать у тестируемого эмоциональный отклик в виде чувства тревоги или угрозы. Так вот — всё это брехня, чем больше оружия — тем спокойнее. Особенно если это оружие у тебя. Вот целящийся в тебя человек — угроза. А изображение бесхозного автомата — возможность и шанс.

Лучшее место для медитации

На фото — «Кодекс чести русского офицера», подаренный двум десяткам командирам и бойцам ОБрОН «Одессы».

Признаюсь, по дороге на Донбасс я готовился к худшему: к тому, что ополченцы предстанут передо мной грубыми советскими мужиками, с которыми, возможно, мне будет сложно найти общий язык. Меж тем некоторые бойцы, получив на руки «Кодексы чести» и мельком ознакомившись с мемориальной частью, написанной Кириллом Каминцем, принимались увлечённо спорить между собой о проценте верхних чинов Императорской армии в Белом Движении, демонстрируя познания в истории, которым позавидует любой средний диванный интеллектуал. Некоторые бойцы были по-настоящему растроганы моим подарком, а узнав, что я сам и являюсь издателем этих книг, просили подписать им их на память. Некоторые даже обещали всегда носить «Кодекс чести» при себе (именно для них был выбран формат издания, умещающийся в карман абсолютно любой полевой формы). Разумеется, речь идёт о командовании среднего и высшего звена, в среде рядовых же бойцов, живущих в казармах рядом, парни были несколько попроще. Вообще же, однородность, абсолютно во всех отношениях — это последнее, что можно сказать о Новороссии и людях, её населяющих.

Первая трудность, с которой я столкнулся в общении с ополченцами — это выявление субординации. У бойцов были самые разные шевроны, совершенно не отражающие внутреннюю иерархию — у кого-то был фирменный шеврон бригады, у кого-то самая распространённая нашивка «Новороссия» с республиканским флагом, у кого-то «Вежливые люди» а у кого-то и вообще просто автомат и крупная надпись «Учите русский язык».

True Grammar Nazi. Шеврон начальника разведки.

Очень скоро я понял простую вещь — кто больше всех кричит, тот и командир. Род деятельности и место в военной иерархии можно было выяснить исключительно путём личного общения. Впрочем, сами бойцы не испытывали от этого никаких неудобств: «Кто надо, тот знает, чужакам же и незачем знать».

Близилась полночь, но ни бойцы, ни командование не спешили покидать штаб. У многих в городе свои дома и квартиры, в которых отдельных бойцов ждут их дети и жёны. Это обед по расписанию, а война и служба — круглосуточно. Кто-то переправляет семью в Россию, а у некоторых добровольцев из РФ, наоборот, прямо на фронт перебираются их верные супруги.

Наконец-то командир бригады с позывным Фома присоединился к нашему чаепитию. За бутербродами с салом (да-да, одна из популярнейших закусок у ополченцев, в том числе и в других городах) Фома долго рассказывал нам о чуть ли не самом больном месте Новороссии — расхищении гуманитарки из РФ. Полностью одобрив наше намерение адресно доставлять привезённую нами помощь (вместо того, чтобы выгрузить её кому-нибудь (пусть даже им) и спокойно отправится восвояси, как делает большинство), Фома продемонстрировал нам стопку бумаг — списки необходимых вещей и продовольствия от школ, детских садов и многодетных семей, полученных от самих же жителей и представителей организаций. «Вот уехал только что этот гуманитарный конвой от МЧС, и чего? Я обзвонил всех полевых командиров, никому ничего не досталось, вся помощь оседает в Луганске, да и там большая часть уходит в неизвестном направлении. Хотя чего я, в известном — на рынки, а бывает, что и обратно в РФ. К кому приходят люди за помощью? К официальным органам? Как бы не так, они приходят к нам, потому что от этих органов хрен чего добьёшься». В расположение прибегают запыханные бойцы с докладами о каких-то проблемах, Фома отдаёт серию коротких распоряжений и продолжает рассказ: «В Москве все эти акции и концерты всяких политических клоунов в поддержку Донбасса проходят, где они десятки миллионы собирают — думаете, нам хоть копейка пришла? Да я специально узнавал, от многих организаций собранная помощь никуда из РФ и не выходила. А если и выходила — это просто смешно, вершки-корешки, показуха. Москва, говорят, нас снабжением заваливает. Ага, помощь так и прёт. Ты вот в зимней куртке? Иди на улицу к караульным и сам убедись, в чём они там стоят, — простуженных больше половины, тёплой формой пока и треть бойцов не обеспечена. На частной помощи — таких как вы, вся армия и держится».

Один из командиров с позывным Шаман вызывается отвезти нас в гостиницу на ночлег, свой же фургон с грузом мы оставляем в расположении бригады на стоянке с бронетехникой — целее будет. Караульные открывают нам ворота, и мы мчимся по городу, игнорируя светофоры и разметки. На улицах ни души — в ЛНР действует комендантский час, и после 22:00 гражданским лицам запрещено выходить на улицу.

— Как вы справляетесь без ПДД? — спрашиваю я Шамана, — Почему же без ПДД, есть ПДД, красный наш — зелёный общий! — посмеивается Шаман и останавливается возле закрытых дверей гостиницы. Только сейчас мы понимаем, что у нас нет ни гривны в кармане, но, как оказалось, беспокоились мы зря — ополченцы в любом случае не позволили бы нам оставаться в гостинице за свой счёт. Такие традиции приёма гуманитарщиков. Шаман стучит в дверь прикладом автомата, называет администратора по имени и просит расположить «друзей из России». На пустом ресепшене Шаман отсчитывает нам нужную сумму, чтобы расплатиться за гостиницу и оставляет по пять гривен на человека, чтобы мы могли воспользоваться с утра кофе-автоматом.

В гостинице не менее пусто, чем на улицах города. В ней давно не работает бар и находится она, мягко говоря, не в самом лучшем состоянии. Нам выделяют единственные двойные «отапливаемые» номера, где стоят крохотные обогреватели, которые совсем не справляются со своей задачей. «Военное время» — пожимает плечами вахтёр. В номере у моей кровати меня встречает мёртвая мышь. «О, значит работает яд!» — радуется администратор, берёт мышь за хвост и уносит с собой. Сняв только ботинки, я падаю на кровать и мгновенно проваливаюсь в сон, в котором я уже участвую в каких-то городских перестрелках. Очень скоро меня разбудил грохот за окном — по улицам в кромешной тьме проходила танковая колонна. Я решаю выпить кофе и спускаюсь к кофейному автомату, который вместо кофе наливает в мой стакан странную жижицу, отчётливо отдающую плесенью. «Военное время» — вспоминаю я слова администратора и отправляюсь обратно спать.