При изучении истории любой страны приходишь к неизбежному выводу, что причиной кризиса, ставящего ее на грань национальной катастрофы, всегда является элита. На определенном этапе развития «высшее общество» неизбежно замыкается в себе и начинает ревниво оберегать свои права и привилегии. Появляются всевозможные «разрядные книги», по которым определяются и место за монаршим столом, и государственная либо военная должность, которую может и должен занять представитель той или иной семьи. Неравенство закрепляется даже в обращении к монарху. В допетровской России официальное именование себя при обращении к царю для простого люда было «сирота», дворяне и бояре называли себя «холопами». Строго регламентируются количество перемен блюд за обеденным столом и число лошадей, запрягаемых в карету. В средневековой Европе кречетов для охоты могли использовать лишь члены королевской семьи, сапсанов – герцоги и графы, ястребов-перепелятников – священники. И даже во второй половине XIX столетия, когда в России начинают поднимать голову презираемые аристократами «разночинцы», 1 июля 1877 года министр просвещения И. Делянов формулирует знаменитый циркуляр «О сокращении гимназического образования», получивший в народе название «Закона о кухаркиных детях». В нем ревниво требовалось максимально ограничить поступление в гимназии
«детей кучеров, лакеев, поваров, прачек, мелких лавочников и тому подобных людей, детям коих, за исключением разве одарённых гениальными способностями, вовсе не следует стремиться к среднему и высшему образованию».
Именно с этим циркуляром, кстати, полемизировал В. И. Ленин в статье «Удержат ли большевики государственную власть?» (октябрь 1917 г.):
«Мы требуем немедленного разрыва с тем предрассудком, будто управлять государством, нести будничную, ежедневную работу управления в состоянии только богатые или из богатых семей взятые чиновники».
И далее:
«Мы не утописты. Мы знаем, что любой чернорабочий и любая кухарка не способны сейчас же вступить в управление государством».
Каким-то непостижимым и волшебным образом эта цитата трансформировалась в знаменитый фейк про то, что «каждая кухарка может управлять государством».И лишь во время слома старой государственной системы путь наверх открывается для выходцев из простого народа. Результаты всегда оказываются поистине удивительными. Ярчайший пример – Россия после падения монархии. Государство было практически разрушено в ходе Гражданской войны. Страна потеряла почти всю и так не слишком многочисленную интеллигенцию. Не было даже кадров для организации полноценной системы всеобщего народного образования. А учить нужно было не только детей, но и взрослых. Когда стали организовывать обучение первых советских дипломатов, пришлось нанять какого-то старорежимного старичка, который просто рассказывал студентам, как надо вести себя за столом во время официальных обедов «с буржуями». Страна сваливалась в Средневековье, и волки должны были выть на руинах Третьего Рима. Но что мы видим через 10 лет? «Кухаркины дети», которых узколобые аристократы изо всех сил стремились не допускать в гимназии и университеты, воспользовались своим шансом изменить судьбу. Выросло целое поколение больших учёных, великолепных архитекторов, гениальных конструкторов, прекрасных инженеров и выдающихся военачальников. Все вместе они обеспечили масштабную индустриализацию и организовали победу в страшной войне против «культурной и образованной» объединенной Европы Третьего рейха. Это прекраснейшее в истории России, золотое поколение понесло огромные потери во время Великой Отечественной войны, в которой погибли лучшие из лучших. Их преждевременная гибель деформировала структуру российского общества. Реквиемом по ним звучат строки поэта-фронтовика Д. Самойлова:
«Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет – одни деревья».
Иногда новые люди прорываются во власть и в рамках существующей системы. Обычно это случается после государственных переворотов. Такое мы видим во времена правления Петра I, который фактически перехватил власть у своей сестры Софьи. И при Екатерине II, которая, не имея никаких прав на российский престол, сделала ставку на шальных гвардейцев Петербурга. Результат оказался разным. Петр I, при всей противоречивости личности и недостатках этого императора, сумел создать из «новых людей» целый класс управленцев, которые потом в течение долгого времени оказывали влияние на ход российской истории. А опасавшаяся нового переворота Екатерина II, всю жизнь старалась всячески угождать дворянству и особенно развращенным офицерам столичных гвардейских полков. И потому социальные лифты практически перестали работать, крепостные крестьяне превратились в настоящих рабов, но в царский дворец пришли и заняли высшие должности малоблагородные и по большей части бездарные фавориты императрицы. В результате, как вспоминал потом один из секретарей Павла I,
«около 20 олигархов разделили между собой Россию под покровительством очередного фаворита... Выскочки и любовники оказались такими голодными пиявками, что их пришлось накачивать самой чистой кровью государства и потом народа».
А историк А. В. Степанов в начале XX века дал такую характеристику фаворитам Екатерины:
«Шайка безбожных наглецов... набросилась теперь на государственную казну и стала наделять себя разными знаками отличия и почетными должностями».
Эти слова во многом могут быть отнесены даже и к Г. Потемкину, который чрезвычайно дорого обходился российской казне. К тому же административные таланты князя, в значительной степени, нивелировались его психическим заболеванием. Во время длительных периодов депрессии этого фаворита все дела в Новороссии практически останавливались – порой на несколько месяцев. Исключением, пожалуй, может служить Алексей Орлов, который как раз фаворитом Екатерины и не был – всего лишь братом ее любовника, бесталанного красавца Григория.Совсем печальный пример – последняя российская псевдореволюция, в ходе которой абсолютно деградировавшая элита СССР безвольно сдала доверенную ей страну узкому кругу жуликов и проходимцев. То же можно сказать и о «схлопнувшейся» и скатившейся под внешнее управление Украине. Своеобразным государственным переворотом стало и восшествие на престол нелюбимого сына Екатерины – Павла, который, презирая людей, окружавших его мать, жил в Гатчине, практически не появляясь при ее дворе. Высшие чиновники государства и придворные подхалимы отвечали ему «горячей взаимностью». С нескрываемым страхом они ожидали смерти императрицы и до последней минуты надеялись убедить ее передать трон внуку Александру. Павел пришел во власть практически как представитель другой, враждебной династии. И сразу же стал наводить порядок и в стране, и в Петербурге, жестоко ломая сопротивление распустившихся гвардейцев и аристократов. Годы его правления стали кошмаром для высших слоев общества и огромным благом для России. Император ограничил барщину тремя днями в неделю, простил крестьянам недоимки в подушном сборе на сумму более 7 миллионов рублей, запретил продавать крестьян без земли и раздроблять крестьянские семьи при их переходе к новым владельцам. Казачьи чины им были приравнены к офицерским. За 34 года правления Екатерины II в солдатских школах были обучены всего 12 тысяч человек. При Павле I за четыре с половиной года такое обучение прошли 164 тысячи солдат. Старообрядцы в1798 году получили право иметь единоверческие церкви, в которых служили православные священники, но по старым книгам. Австрийский посол Лобковиц писал в 1775 году:
«Павел – кумир своего народа».
Прусский посланник Брюль доносил в 1797 году:
«Недовольны все, кроме городской черни и крестьян».
Август фон Коцебу свидетельствует:
«Из 36 миллионов русских, по крайней мере, 33 миллиона имели повод благословлять императора».
Декабрист М. Фонвизин (племянник драматурга) вспоминал позже:
«В это бедственное для русского дворянства время бесправное большинство народа на всем протяжении империи оставалось равнодушным к тому, что происходило в Петербурге, – до него не касались жестокие меры, угрожавшие дворянству. Простой народ даже любил Павла».
О том же пишет и один из убийц Павла – Беннигсен:
«Император никогда не оказывал несправедливости солдату и привязывал его к себе».
С ним согласен и Ланжерон:
«Солдаты любили Павла».
А вот свидетельство Д. Х. Ливен (сестры шефа жандармов А. Х. Бенкендорфа, которую в Лондоне и Париже называли «дипломатической Сивиллой»):
«Все трепетали пред императором. Только одни солдаты любили его».
В результате, дворцовый переворот 11 марта 1801 года стал единственным, в котором не принимал участия ни один рядовой или унтер-офицер. И более всего заговорщики боялись, что об опасности императору узнают солдаты. Та же Дарья Ливен утверждает:
«Успей Павел спастись бегством и покажись он войскам, солдаты бы его сохранили и спасли».
С новым императором во власть пришли и новые люди, в том числе герой нашей статьи – А. Аракчеев.Репутация Аракчеева хуже некуда. Современников не устраивала даже внешность этого чиновника. Н. А. Сандуковский в своих записках заявляет, что «по наружности Аракчеев походил на большую обезьяну в мундире» – ни больше, ни меньше. Далее выясняется, что Аракчеев был худ и сутул, шея у него тонкая, а уши – мясистые, голова безобразная, цвет лица нечист, а выражение этого лица «представляло странную смесь ума и злобы». В общем, сразу видно подлеца и мерзавца.Между тем на представленном ниже портрете работы Вендрамини мы не видим в облике Аракчеева ничего особенно ужасного:
«Черная легенда» об Аракчееве
То же можно сказать и о портрете, который написал Даниэлсон:Не Аполлон, но и уродом назвать трудно. Был бы Алексей Андреевич Аракчеев не худым, а толстым, его неприятели, вне всякого сомнения, говорили бы: «жирный, как свинья». А если, не дай бог, писаным красавцем бы оказался, обозвали бы бездушным истуканом или придумали бы ещё что-нибудь в этом роде.Мемуаристы, не стесняясь в выражениях, называли Аракчеева «гатчинским капралом», «Нероном» и даже «Змеем Горынычем». Говорили, что одна голова двуглавого орла в российском государственном гербе принадлежит императору, вторая – Аракчееву. Н. М. Карамзин назвал Аракчеева «вреднейшим человеком в государстве». Тем самым он проявил чудовищную неблагодарность. М. Погодин вспоминал:
«Все старания и все посредства оканчивались ничем до свидания с графом Аракчеевым, который обещал исходатайствовать аудиенцию и на другой день сдержал свое слово: Карамзин был принят и осыпан ласками и милостями».
Да и сам будущий историограф писал о свидании с Аракчеевым:
«Я нашел в нем человека с умом и с хорошими правилами».
После рандеву с императором, устроенного для Карамзина Аракчеевым, тот получил и средства на издание «Истории государства Российского», и орден Святой Анны I класса. Но сословная солидарность, как видите, оказалась выше благодарности. Ну и в качестве «контрольного выстрела в голову» всегда приводятся две эпиграммы Пушкина. Насчёт первой, 1819 года, исследователи, правда, не уверены:
«В столице он – капрал, в Чугуеве – Нерон:
Кинжала Зандова везде достоин он».
Зато вторая, матерная, точно Александра Сергеевича:
«Всей России притеснитель,
Губернаторов мучитель
И Совета он учитель,
А царю он – друг и брат.
Полон злобы, полон мести,
Без ума, без чувств, без чести,
Кто ж он? Преданный без лести,
Б... грошевой солдат».
(О женщине на букву «б», «солдатом» которой был Аракчеев, мы ещё поговорим). Но, узнав о смерти «временщика», Пушкин вдруг пишет жене:
«Об этом во всей России жалею я один – не удалось мне с ним свидеться и наговориться».
Что это? Всего лишь проснувшийся интерес историка, жалеющего, что никогда теперь не сможет услышать голос влиятельнейшего человека своей эпохи? И никогда не узнает тайн, которые он унес с собой в могилу? Или переосмысление взглядов повзрослевшего поэта, который теперь по-другому смотрел на личность верного слуги двух императоров?Надо сказать, что на общем критическом (скорее даже – критиканском) фоне, звучали и более объективные отзывы. В то время, когда недоброжелатели говорили, что Аракчеев, вникая во все, «занимается мелочью», другие утверждали: граф «деятелен, как муравей». Даже критически настроенный Ф. Вигель писал в своих мемуарах:
«В то время, когда бессильная геронтократия дремала у государственного кормила... за всех бодрствовал один всем ненавистный Аракчеев».
Враги называли Аракчеева «ядовитым, как тарантул», но имеются свидетельства людей, отмечающих его «снисходительность к нижестоящим». Утверждают, что он неоднократно наказывал офицеров за жестокое обращение с рядовыми солдатами. Фаддей Булгарин вспоминал:
«Главнейшее достоинство графа А. А. Аракчеева состояло в том, по моему мнению, что он был настоящий русак, как мы говорим в просторечии. Все русское радовало его, и все, что, по его мнению, споспешествовало славе России, находило в нем покровительство».
Именно благодаря содействию Аракчеева бюджет российской Академии наук был увеличен с 9 тысяч до 60 тысяч рублей. Президент Академии А. Шишков до встречи с Аракчеевым безуспешно добивался этого на протяжении двух лет.Архимандрит Фотий Спасский писал в «Записке о графе Аракчееве» (1824):
«Граф А. А. Аракчеев... мудр и разумен. Кратко скажу – он есть правое око царя, столп Отечества, и таковые люди веками родятся. В нем кроме добра я ничего не видел. Ему можно все поверить, и с Божиею помощию (он) все может делать. Теперь и народ, и все состояния любят его более, нежели прежде, и всяк чает от него более правды, даже и враг».
Похоже, что положительно оценивал деятельность Аракчеева и Ф. Беллинсгаузен, который назвал в его честь один из открытых им островов (в настоящее время – Фангатау, Французская Полинезия). Нет никаких оснований думать, что это делалось в надежде получить какую-то выгоду: к лести Аракчеев был абсолютно равнодушен. Скорее, можно было ожидать обратный результат. Довольно лестное сравнение можно найти в романе Л. Толстого «Война и мир»: жёсткого и требовательного к подчинённым Луи Николя Даву писатель описывает как «Аракчеева императора Наполеона». Вероятно, Толстой хотел оскорбить Даву, но для знающего историю человека – это комплимент: и для маршала, и для Аракчеева. На репутации Даву нет, пожалуй, ни одного пятна. Стендаль называл его «великим человеком», а Наполеон – «одним из самых славных и чистых героев Франции».В представлении большинства наших соотечественников, деятельность Аракчеева обычно связывается с периодом правления Павла I. Между тем в царствование Павла карьера Алексея Андреевича только начиналась и оборвалась отставкой. Некоторые считают, что именно благодаря опале Аракчеева и стал возможен заговор, закончившийся убийством этого императора. В полную силу Аракчеев вошёл при Александре I. Декабрист М. Якушин вспоминал:
«По возвращении в Россию императора в 1815 году... он передал почти все управление государством графу Аракчееву. Дума его была в Европе; в России же более всего он заботился об увеличении войск... Шагистика вошла в полную силу».
Ф. Ф. Вигель писал о том, как Александр I использовал Аракчеева:
«Сначала был он употреблен им как исправительная мера для артиллерии, потом как наказание всей армии и, под конец, как мщение всему русскому народу».
Обратите внимание: «Наказывал» армию и «мстил» русскому народу Александр I, но не сам, а руками Аракчеева.Алексея Андреевича, пожалуй, можно сравнить с остро наточенным клинком мачете, который можно использовать для рубки сахарного тростника, а можно – в качестве холодного оружия. Не вина, а беда Аракчеева в том, что императоры, которым он служил, используя его в качестве своего инструмента, часто выбирали опцию «оружия». Именно Александру I, кстати, принадлежит идея создания военных поселений, первое из которых было основано в Могилевской губернии ещё в 1810 году. К этой идее он вернулся в 1816 году, заявив:
«Военные поселения будут основаны во что бы то ни стало, даже если мне придется устлать дорогу от Петербурга до Чудова (сейчас – город в Новгородской области) трупами».
Это слова императора, царствование которого Вигель назвал «кротким»! Аракчеев изначально был противником военных поселений, указывая и на их экономическую неэффективность, и на низкое качество военной подготовки поселенцев. Но все же безропотно принял на себя руководство практическим осуществлением этой ущербной идеи императора. В результате появился печально знаменитый термин «аракчеевщина». Однако, по справедливости, эту кровавую эпопею следует называть «Александровщиной».Но не будем забегать вперёд.
А. А. Аракчеев, детские годы и начало карьеры
Этот человек был из «породы» людей, которых в США называют Self-Made Men. Впервые этот термин употребил Генри Клей в 1842 году для характеристики Бенджамина Франклина. Позже Фредерик Дуглас дал такое определение «человеку, который сделал себя сам»:
«Человек, не обязанный своим успехам рождению, дружескому окружению, унаследованному богатству или особым методам воспитания, и способный добиваться высокого положения в обществе, несмотря на трудности и неблагоприятные обстоятельства».
Он же назвал таких людей «архитекторами своей судьбы». Алексей Андреевич Аракчеев родился в небогатой дворянской семье (20 «душ» крепостных) в селе Гарусово в 1769 году. Сейчас оно находится в Тверской области, а раньше входило в Новгородскую губернию.
Разрушающийся дом Аракчеевых в ГарусовоЧитать, писать и считать его обучал местный дьячок Павел Соколов, так что хорошим домашним образованием похвастаться он не мог. Позже Аракчеев часто говорил, что на его образование отец потратил всего 4 рубля медью. А также, что был бы великим человеком, если бы имел, хоть треть ума Сперанского. В письме к тому же Сперанскому он назвал себя «истинно русским новгородским неученым дворянином» (1819). Кстати, возвращаясь к дьячку Соколову: согласно преданию, его внуком был Д. И. Менделеев. Читая об этих самокритичные словах Аракчеева, а также, вспоминая уничижительные отзывы его недоброжелателей, не стоит забывать, что будущий граф и военный министр с вызолоченной медалью окончил одно из лучших военных училищ России – Артиллерийский кадетский корпус, обучение на старших курсах которого велось исключительно на иностранных языках. И был оставлен в нем на должности преподавателя. Позже он писал чрезвычайно толковые пособия для артиллеристов. Помимо французского и немецкого языков, Аракчеев хорошо знал латынь, собрал одну из самых больших библиотек в Петербурге (по разным оценкам, от 11 до 15 тысяч томов на четырех языках). Но, как уже говорилось, был чрезвычайно самокритичен, иллюзий по поводу своего происхождения не питал. Когда Александр I вздумал назначить мать Аракчеева статс-дамою, тот не счёл нужным даже сообщить ей об этом. Императору же ответил, что его мать, которая всю жизнь провела в деревне, при дворе будет выглядеть смешно.
О степени благосостоянии этой семьи говорят такие факты. В 1783 году, чтобы набрать денег на поездку отца и сына Аракчеевых для записи в Артиллерийский кадетский корпус, семье пришлось продать двух коров и почти все имевшееся зерно. В столице 10 дней потребовалось лишь на то, чтобы подать прошение в канцелярию. Потом отец и сын почти полгода ожидали ответа, буквально голодали и вынуждены были обратиться за материальной помощью к митрополиту Гавриилу, который выделил им три рубля серебром. Аракчеев не забыл об этом периоде своей жизни и в будущем всегда давал ответы на обращения к нему в максимально короткий срок (того же требовал и от подчинённых). За учебу в корпусе требовалось заплатить 200 рублей. Пришлось падать в ноги к его директору П. И. Мелиссино, который в порыве милосердия распорядился все-таки принять мальчика в свое заведение.
И.-Б. Лампи Старший. Портрет П. МелиссиноПозже Аракчеев переведет на счёт Новгородского кадетского корпуса огромную сумму в 300 тысяч рублей: на проценты с этого капитала в нем обучались дети неимущих дворян Новгородской и Тверской губерний. Ещё 50 тысяч были пожертвованы им Павловскому институту на воспитание девушек бедных семей тех же губерний. Мелиссино ни разу не пожалел о своем решении: новый ученик быстро вошёл в число лучших кадетов корпуса. Другие воспитанники, стремясь добиться хороших отношений с учителями, постоянно делали им различные подарки. Юный Аракчеев быстро добился их расположения успехами в учебе и примерным поведением. Побочным результатом стало неприязненное отношение к нему других кадетов. Вначале они от всей души издевались над полунищим однокашником, принимая его усердие и старания за подхалимство. А потом, когда за успехи в учебе того повысили до сержанта, стали дружно жаловаться на его требовательность, придирчивость и строгость. По окончании обучения (1787) молодой поручик Аракчеев сразу же получил в своем корпусе должность преподавателя арифметики, геометрии и артиллерийского дела, а также стал заведующим библиотекой. Думается, данный факт говорит о многом, и в особых комментариях не нуждается. Именно тогда он написал свое первое учебное пособие – «Краткую артиллерийскую записку в вопросах и ответах».Во время Русско-шведской войны он также обучал рекрутов артиллерийскому делу (1788–1790).В 1790 году Аракчеев стал адъютантом директора своего корпуса – П. Мелиссино, который рекомендовал его в качестве репетитора для сына президента Военной коллегии Н. И. Салтыкова.
Johann Friedrich August Tischbein. Портрет Н. Салтыкова с женой и детьмиНаниматель остался доволен и, в свою очередь, дал Аракчееву протекцию в гатчинские войска цесаревича Павла. Случилось это в 1792 году. Новый офицер настолько впечатлил всех своими знаниями и усердием, что через три недели службы получил звание капитана и право обедать с наследником. Сам Аракчеев так вспоминал о том времени:
«В Гатчине служба была тяжелая, но приятная, потому что усердие всегда было замечено, а знание дела и исправность отличены».
Аракчеев возглавил вначале артиллерийские части гатчинцев, а затем и все сухопутные соединения (2399 человек). Кроме того, выполняя поучение Павла, Аракчеев возглавил работу по организации Павловского военно-сиротского дома. К 1796 году Аракчеев дослужился до полковника и стал комендантом Гатчины.
А. Чагадаев. Развод караула в ГатчинеАракчеев и император Павел I
После воцарения Павла карьера Аракчеева резко пошла вверх: он получил звание генерал-майора и был назначен комендантом Петербурга. Также ему был дарован баронский титул, к которому прилагались имение Грузино и две тысячи крепостных. Это было не одно село, а вотчина – несколько десятков поселений (А. П. Языков утверждает, что в 1826 году их было 32), среди которых Грузино было самым большим. В нем и располагалась центральная усадьба. Вот и первая причина ненависти аристократов к Аракчееву: он был чужим в их среде и занял чужое место. Прекрасной иллюстрацией ревнивого отношения представителей высшей знати к таким выскочкам служит стихотворение Пушкина «Моя родословная», в котором он гордо заявляет:
«Не торговал мой дед блинами,
Не ваксил царских сапогов,
Не пел с придворными дьячками,
В князья не прыгал из хохлов,
И не был беглым он солдатом
Австрийских пудреных дружин».
Надеюсь, вы узнали в этом «манифесте сословной спеси» торговавшего блинами Меншикова, царских денщиков Бутурлина, Румянцева, Ягужинского, Кутайсова, «хохлов» Разумовского и Безбородко, и наконец, Клейнмихеля, внук которого был доверенным лицом Аракчеева и упоминается в стихотворении Некрасова «Железная дорога».Вернёмся к Аракчееву, чтобы отметить: вотчина Грузино – единственный, имеющий материальную ценность подарок, который принял Аракчеев за всю свою жизнь. Даже бриллианты из оправы портрета Александра I, подаренного ему императором, он вернул в казну. После смерти Аракчеева Грузино вернулось в государственную собственность, и доходами от него, по распоряжению Николая I, стал ведать Новгородский кадетский корпус.В апреле 1797 года Аракчеев был назначен командиром Преображенского полка, а также – начальником свиты императора, генерал-квартирмейстером русской армии и начальником Главного штаба. В январе 1798 года стал ещё инспектором русской артиллерии.В феврале этого следует первая опала Аракчеева. Причиной стало самоубийство обиженного им подполковника Лена. Тот вызвал Аракчеева на дуэль, а получив отказ, застрелился. Но уже в мае того же года Павел I возвращает его на службу. Причиной тому были административные таланты Аракчеева, который, в отличие от многих других, каким-то образом умудрялся добросовестно исполнять служебные обязанности на всех пяти должностях. Его заслуги в реорганизации и укреплении боеспособности российской армии очень высоки и неоспоримы. Аракчеев полностью разделял презрение Павла I к распущенным и развращенным прежней императрицей столичным гвардейским полкам. Их знамёна он открыто называл «юбками Екатерины» (явный намек на активное участие их офицеров в удовлетворении немалых сексуальных аппетитов императрицы). Если говорить честно, Павлу I в наследство от матери досталось несколько расквартированных в Петербурге «янычарских оджаков» – недисциплинированных и плохо контролируемых частей, офицеры которых чувствовали себя хозяевами столицы. Как вы знаете, полностью взять под контроль этих «янычар» Павел так и не смог. Вступив в сговор с наследником престола, они убили императора. Кстати, если, рассказывая о перевороте, приведшем к власти Екатерину II, заменить русские имена турецкими, получится типичная османская история времен действия печально знаменитого «Закона Фатиха» (о котором в конце 2020 года вы могли прочитать в написанном мной цикле статей «Игра престолов в Османской империи»).Но вернёмся к Аракчееву. Мало того, что в среде петербургских аристократов он был чужаком и выскочкой – это они бы ему, скрепя сердце, простили. Беда была в том, что он не пожелал «встраиваться в систему». Покусился на дарованное Екатериной II «священное право» аристократов без всяких обязательств сидеть на шее у русского народа и Российского государства. Именно работа Аракчеева по наведению элементарного порядка в гвардейских частях стала причиной ненависти к нему аристократов Петербурга. Тогда и было положено начало «черной легенде» о «бездушном тиране» и «жестоком временщике». И ведь не поспоришь: заставить «поручиков Голицыных» и «корнетов Оболенских» ходить на службу и выполнять свои обязанности в казармах, действительно, было верхом «жестокости и бесчеловечности». А Павел I в 1799 году оценил старания Аракчеева, присвоив ему титул графа с девизом «Без лести предан».
Герб дворянского рода АракчеевыхЗавистники немедленно переделали девиз графа, заменив одну букву: «Бес лести предан». Но это уже была откровенная клевета. Упрекнуть Аракчеева в любви к лести и расположении к подхалимам невозможно даже при очень большом желании. В октябре 1799 года Павел I снова отправил Аракчеева в отставку. На этот раз причиной гнева императора стала попытка Аракчеева освободить от наказания своего брата Андрея. Дело в том, что во время дежурства подчинённых Андрея Андреевича Аракчеева в арсенале кто-то срезал золотое шитье с церемониальной артиллерийской колесницы. Защищая брата, Алексей Андреевич заявил, что кража произошла раньше, но оклеветанный офицер обратился к другому выдвиженцу Павла – Кутайсову. Тот с удовольствием доложил об этом императору. Происшествие нельзя назвать очень уж значительным, но Павел был оскорблен тем, что его пытались обмануть.Аракчеев уехал в Грузино и на службу возвратился лишь через три с половиной года – после убийства Павла I и воцарения его сына Александра. В следующей статье мы поговорим о помещике Аракчееве, его имении Грузино, а потом расскажем об александровском периоде службы А. А. Аракчеева.
Герб графа А. А. Аракчеева с собственноручной надписью внизу
0
