Деградация

Что ж. Как я и говорил, гражданская война в Донбассе привела к резкой интеллектуальной деградации внутри РФ. Вероятно, в случае низших классов это даже вызвало увеличение преступности — общество, привыкшее каждый день видеть (хоть бы и по ТВ) раскуроченные тела, которые валяются на улицах, и людей, приспосабливающихся к существованию в такой обстановке, стремительно черствеет.

В случае же интеллектуальной повестки мы, наконец, получили абсолютный вакуум. Общественная мысль, публицистика — свелись к бесконечному объяснению, почему тот или иной человек болеет за «укропов» или «сепаров». Эта животрепещущая тема обсуждается по пятому кругу, свежих мыслей просто нет, люди бесконечно дудят в свои вувузелы:

— Об укропа!

— Об сепара!

— Об Бандеру!

— Об Путина!

— Об Ходора!

— Об Кадырова!

— Не скачем!

— Скачем!

— Гав!

— Хрю!

В принципе, и это неплохо. Гуманитарное знание в СССР было уничтожено единственно верным учением марксизма-ленинизма (думать не надо, за тебя Маркс с Ильичом всё придумали, надо работать на заводе). Перестройка явилась глотком свежего воздуха, и даже несмотря на политическую незрелость и депрессивную пропаганду, общественная атмосфера в Союзе стала в разы интеллектуальнее и осмысленнее. Самодовольное хихиканье нулёвых сильно понизило планку, но у русского интеллектуала (просто человека с интересом к интеллектуальной жизни) и в Застой, и в Перестройку, и в РФ оставалась спасительная тростинка — Запад. До сих пор считалось, что там свобода слова, прекрасное образование, бьющая ключом общественная жизнь, интеллектуальные беседы в кофейнях. Короче, «приезжаешь на Бродвей — а там никаких жлобов, только наши».

В январе «наших» расстреляли из автоматов в Париже. Вместе с ними были убиты милиционеры, а на всякий случай самоубит и следователь, который вёл (точнее, собирался вести) расследование.

Дальше началось нечто невероятное. Было сказано о чудовищной атаке на свободу слова в лице четырёх бездарностей, рисующих обидные подростковые картинки. Мол, Вольтер так и говорил: «Я не согласен с Вами, но я готов отдать жизнь, чтобы Вы могли высказывать свои убеждения». То есть, подходишь к Вольтеру, называешь его мать проституткой, высыпаешь на голову помои — а он такой: «Это ничего, Вы главное высказывайтесь, у нас свобода слова» — вот каким он парнем был, наш Вольтер. Не то, что некоторые.

Ладно. После пропагандистских заходов о кощунственной атаке на французскую цивилизацию трудящимся было предложено выйти на митинг. Централизованно распечатаны одинаковые таблички, розданы преисполненные глубокого смысла карандаши. К людям в научно-исследовательских институтах, государственных организациях, университетах, заходят комсорги и секретари обкомов.

— Месье профессор, вот вам табличка — пойдёте на демонстрацию.

— Ээээ…

— Чего «ээээ»? Табличку бери и марш карандашом размахивать. Или хочешь с кафедры вылететь? Не любишь пролетариат? Сегодня ты «Заткни Эбло», понял? В смысле, «Шарли Эбдо».

— Позвольте, но как же свобода совести…

— Вот за неё и пойдёшь митинговать, пень старый.

В результате французские, европейские, американские интеллектуалы вместо слова человеческого, вместо объяснения того, что это вообще такое и зачем делается вся эта дутая истерика, несут политкорректную чушь. «Я пролетариат вообще люблю, хотя сам не пролетариат, но убивать нехорошо, поэтому я вышел сказать, что я не боюсь, хотя чего не боюсь — непонятно. Не боюсь, что меня за мои убеждения из автомата расстреляют, вот. С кафедры вылететь боюсь, а автоматов не боюсь — поэтому здесь».

Солидарность в Европарламенте

Откровенно говоря, даже официальная позиция РФ (убивать нельзя, но и оскорблять верующих нехорошо) как-то более осмысленна. Во всяком случае, она напоминает о том, что сказанное слово может быть поступком, может ранить, и ранить тяжело, и что свобода слова означает ответственность за это слово, и что в первую очередь об этом должны помнить люди, словом владеющие. То есть журналисты, художники, литераторы, публицисты. И подобно тому, как чемпион по боям без правил не должен драться в подворотнях из-за бытовых разборок, человеку, владеющему словом, не следует разбрасываться искусными оскорблениями во все стороны.

Ок. Следующим номером цирковой программы становится показательный украинский траур по автобусу в Волновахе. Таких автобусов с мирными жителями летом расстреливали по пять штук, гибель людей от шальных мин, засад или артиллерийских ударов давно стала фоном. Но здесь украинское руководство решило сделать как у взрослых. И сделало.

Были распечатаны безумные таблички «Je suis Volnovakha», с которыми украинские власти и 5–10 тысяч распропагандированного населения решили скорбно постоять в центре Киева. Акцию не поняли, Порошенко пришлось объясняться.

— Месьё Порошенко! Кес кё сэ «Вольноваха»? Се ле карикатюрист юкраиньон? Жё нё компран па ву!

— Тююююю!

Тогда президент сорокамиллионного европейского государства нашёл гениальное решение. Приехал в Швейцарию на экономический форум и как экономист заявил: «Я — кусок автобуса». «Автобус — это как Шарли, только автобус. Автобус — это как Боинг, только не летает. Понимаете?». Для убедительности бутафорский кусок автобуса был размером с табличку про Шарли. Считалось, что это должно помочь выставить Россию агрессором, но продемонстрированный общественности артефакт на картинке предательски напоминал гигантский ломоть швейцарского сыра.

Какая оценка дана этим событиям? Этим событиям дана никакая оценка. Что он вообще несёт? К чему этот вопиющий, неприкрытый, самодовольный цинизм? Зачем эти «американские» проникновенные речи для домохозяек? Зачем это перековерканное на сотни ладов и доведённое до фарса кеннедиевское «Я — берлинец»?

Дело, однако, вот в чём. Американская массовая культура лишь относительно недавно достигла абсолютного доминирования. Если взять даже кинематограф — Канны вплоть до конца века ничем не уступали Оскару и считались даже круче. Голливуд создал большую индустрию, но будет сильным преувеличением назвать его единственным Законодателем Мод. Абсолютное превосходство он получил только после импорта ведущих европейских режиссёров своей эпохи, а до этого… Даже Чаплин называл Голливуд конвейером по сшибанию бабла, полагая, что настоящее кино делают в Европе. То же самое происходило и в остальных областях. До начала 80-х Европа ещё сопротивлялась, и довольно убедительно.

Чем отличается американская массовая культура (созданная во многом европейскими эмигрантами в первом поколении) от европейской?

Это вопрос на монографию, но кое-какие тонкости, которые нужны нам в нашем рассуждении, мы коротко отметим.

Например, в европейской культуре Зло почти всегда мотивировано. В американской мотивирован может быть переход на сторону зла («в детстве его много обижали, он свихнулся и стал мстить случайным людям»), и то не всегда. А дальше никакой мотивации не нужно. «Зло — зло, потому что зло». Американский антагонист очень часто является тяжелобольным Чикатило, а то и просто монстром-людоедом. Почему монстр ест людей? По кочану. Такой зверь.

Что такое «террорист»? Дразнилка хуже «фашиста». Фашистам было что-то надо: земля, территории, власть. Нынешним «международным террористам» надо ничего. Убивать, терроризировать, нести смерть и разрушение — а зачем? А низачем. Зачем Бен Ладен взорвал американские небоскрёбы? Низачем. Не сообщается. «Такой человек».

Какое официальное отношение у американцев к таким людям? «Уничтожить мразь». Это всё. Нет ни малейшего уважения к противнику, ни малейших признаков рефлексии, поводов понять, зачем он это делает. Идёт священная борьба со злом, «думать не надо». Когда Бен Ладена убили — американцы на улицы высыпали. «Ура, мразь уничтожили!» Всё это безо всякого стеснения делалось людьми, от «мрази» даже не пострадавшими. Просто весело — чпокнули гниду. Праздник.

Такой подход является основой американской пропаганды (давайте не будем говорить обо всяких артхаусах , речь о массовом кинематографе для массового же зрителя). В недавно вышедшем фильме «Ярость» однозначно положительный герой Бреда Питта занимается опасным, но важным и интересным делом — убивает немцев. Так и говорит: «Я гадов в Африке убивал, теперь вот в Германии убиваю. Люблю свою работу». В команду танкистов приходит зелёный новичок и сначала жмётся убивать, но старина Питт ему быстро всё объясняет. Мол, попробуй, чувак, это реально круто, тебе понравится.

Чувак пробует, и ему действительно быстро начинает нравиться. Пулемётом пиф-паф, пиф-паф, тра-та-та-та-та, гыгыгыгыгы, а клёво вата немчура то дохлая разлетается! Прикольно! Ещё хочу.

К мирным жителям также нет ни капли сочувствия: немочки отдаются за пару сигарет, сучек можно трахать, это здорово. Человек ли немец? Определённо, не совсем.

Американская «Ярость»: убивай москалей — отдыхай с телочками

Нетрудно заметить, что ровно этим занимаются украинцы и ровно этому рукоплещут те, кто их поддерживает, не испытывая порою ни малейшей саморефлексии. У нас всё возмущаются — как же так украинцы до ТАКОГО дошли? А до чего такого они дошли? Косят вражину из пулемётов не хуже Бреда Питта. Такая работа. Чем они таким особо «зомбированы»? Пропагандой в американском стиле (во многом проводимой на Украине американцами же)? Ну так это же мейнстрим, топовые звёзды Голливуда этим на экране занимаются — фильм люди смотрят, всё олрайт, даже Wargaming в рекламной кампании участвовал, сделав в World Of Tanks танк Fury. ВСЁ НОРМАЛЬНО. Русские же террористы, а мразь надо уничтожать. Какое к ним может быть сочувствие или уважение? Никакого. Это же Зло. Почему? Потому что зло.

Европейцы, конечно, и сами воевали немало, а на войне бывают всякие эмоции. Однако же до ТАКОЙ официальной позиции, кажется, не доходило никогда. Только где теперь те европейцы (кстати, в «Ярости» благородство к противнику единственный раз за фильм проявляет немец).

В этой связи образцовым голливудским фильмом является «Патриот» с Мэлом Гибсоном. Я бы советовал его посмотреть каждому, кто не понимает, как же так украинцы до такого докатились. Вы поймёте, что они ни до чего не докатились. Всё идёт по плану. Всё хорошо.

«Патриот» рассказывает про американскую войну за независимость. Как американские ополченцы относятся к англичанам? Как к животным. Это выродки, с которыми по определению невозможен человеческий диалог и какое-либо взаимоуважение. Прямо воспеваются мелкие пакости и озлобленность: вплоть до того, что один из героев переплавляет на пули фигурки английских солдат, чтоб потом ими стрелять в англичан же.

Доходит даже до того, что герой Мэла Гибсона приходит к англичанам и предлагает обмен пленными. Те соглашаются и освобождают людей Гибсона, а оставленные в лесу пленные английские офицеры оказываются наряженными чучелами (!). А настоящих офицеров — в расход. Это подаётся как ловкий ход, достойный восхищения. Долго и мучительно европейцы шли к тому, чтобы научить свои армии уважительному и гуманному отношению к пленным комбатантам, тем более офицерам, — и тут в конце ХХ века на экраны выходит фильм, где прямо воспевается обратное. «Двести лет мы учились есть ножом и вилкой, чтобы потом американцы открыли Макдональдс и научили нас есть руками». А вы удивляетесь — откуда у них Абу-Грейб и Гуантанамо.

Вышиватник и английская сволочь

Всё это, напомню, снимается  и через 200 лет после войны за независимость и при живых англичанах. Представьте себе русский фильм о войне с Наполеоном, где все до единого французы предстают выродками и полулюдьми. Невозможно. И наоборот тоже невозможно. А у американцев — пожалуйста. Такая культура.

Вот такими «англичанами» и являются для украинцев русские, а сами они считают себя «американцами». Кто такие американцы? Те же англичане и примкнувшие к ним европейские колонисты. Тринадцать колоний были не поселениями дикарей, порабощёнными английскими империалистами, а были колониями в смысле «осваиваемыми территориями». «Американец» — это такой же «украинец», в фильме прямо говорится, что люди сами придумали, что они — нация.

— Что за американская нация? Нет такой нации!

— Есть такая нация!

Могли бы назваться не американцами, а кордильерцами, колумбцами, новосветцами. Какая разница?

И нынешний украинский национализм — это давно уже национализм не европейского, а американского типа. «Собрались люди, объявили себя нацией, стали воевать против проклятых оккупантов». Все старые австро-венгерско-немецко-советские легенды об «украинстве» давно уже играют подчинённую роль и идут довеском. В европейской национально-освободительной традиции за независимость борется уже имеющийся народ. Ну, скажем, чехи или венгры отделяются от Австро-Венгрии, или французы свергают монархию. В американской — нация произвольно рождается во время войны и может придумывать себе название, как футбольная команда. Хоть «Кракожия». Исторические реалии вообще не имеют никакого значения, потому что «настоящая история делается здесь и сейчас».

Поубивал ватников

(Кстати, именно поэтому в американской массовой традиции принято считать, что русские — это советские, отец-основатель России — Ленин, а крупнейшие русские националисты — Сталин и Брежнев. Народ, живущий при абсолютной монархии — это не полноценная нация, обладающая субъектностью, а сборище угнетённых людей; дореволюционная Россия — это дореволюционная Америка или Франция, типа «почти не считается». Помимо прочего это позволяет американцам считать себя самой СТАРОЙ и ОПЫТНОЙ нацией, а отсюда — учить остальных).

Ровно потому нет ничего удивительного, что украинцы поносят русских на русском языке, и делают это люди с фамилиями типа Иванов или Филатов. Американские отцы-основатели имели вполне английские имена и говорили по-английски. Ровно поэтому нет ничего удивительного и в том отношении к проклятой русне, которое культивируется в украинском обществе. Потому что с чего вдруг жалеть или уважать врагов, оккупантов и террористов? Их надо уничтожать, обманывать, оплёвывать, и любая подлость, совершённая ради этой цели — Хороший Поступок. Они же нелюди.

В общем, «Патриота» посмотрите.

Армянин с грузином спорят:

Армянин: армяне лучше, чем грузины.

Грузин: ну чем, ну скажи, чем они лучше?

Армянин: чем грузины.

Как может разрешиться такой спор? Только поножовщиной.

В эту поножовщину американцы с помощью бесхитростных манипуляций и примитивной теле- и кинопропаганды вовлекают теперь весь мир. А мир даже не может с этим ничего сделать и хотя бы объяснить происходящее.

Как же получилась эта непрекращающаяся игра на понижение?

Получилось так. Америка поднималась на заре массового общества, и белые американские (часто — вчерашние европейские) интеллектуалы создали в ней дегенеративную культуру, доведённую до совершенства. Американская домохозяйка, полицейский, работяга, подросток, проститутка — получали и получают такой уровень культурного обслуживания, какой и не снился никому в XIX веке, а во многих странах и в ХХ.

При этом высокая европейская культура постепенно, с откатами назад, но неуклонно осмеивалась и задвигалась в чулан как ненужная архаика. Потому что у американцев такого наследия не было и не будет, и потому что Америка не в силах ему противостоять.

По винтикам, по кирпичикам, по стеночке, по полшага весь ХХ век американцы разбирали европейскую философию, общественную мысль, политические теории. Поскольку обогнать Европу в этом отношении Америка не в состоянии, было решено перебить ей хребет. Когда Фрейд ехал в США, он писал «Я везу им чуму». Теперь Америка — культурный гегемон, и чумой заражается весь мир.

Магистральное направление американской философии ХХ века заключается в разоблачении европейского культа чистого разума и замене его практическим интеллектом. Очень условно говоря, различие заключается в том, что американцу дороже не «истина», а конкретные и осязаемые результаты интеллектуальной деятельности. Истины не существует вообще, «учение Ленина верно, потому что правильно», и таких «дискурсов» можно и нужно создавать сотни и сотни, только бы они приносили пользу. Например, разжигали в конкурирующих государствах революции и гражданские войны. Или помогали продавать пластиковые стаканчики.

Поскольку нет никакой истины, нет и никаких этических стандартов (даже двойных). Есть только «мода» и «дискурсы», с рациональной точки зрения совершенно не обязательно объяснимые. «Я так чувствую». Ницшеанство по сравнению с этим — детский лепет.

Сам генезис американского государства — «левый» (народное восстание, революция, учреждение Союза Нерушимого Штатов (республик) Свободных), поэтому левизной отличается и американская общественная мысль. Весь ХХ век Америка шла по пути неуклонного упразднения всяких иерархий и «высших ценностей» в их староевропейском понимании. Иерархическое мышление, составляющее основу рационализма и европейского образования, должно быть постепенно заменено хаотическим, основанным на обрывочных знаниях, чувствах и эмоциях, принципиально неспособным давать явлениям объективную оценку. Клиповым, в конце концов.

Отсюда эти бесконечные потакания примитивным потребностям обывателей, возведённые в абсолют, отсюда же абсолютное вероломство в политике, когда декларации даже не пытаются подгонять под действительность. Всё решает стандартный считываемый набор слов, примитивные механизмы манипулирования и кастрированная культура ораторского мастерства, в Америке больше, чем где-либо, завязанная на речи в суде, адресованные присяжным заседателям. То есть домохозяйкам, школьным учителям и прочим пролетариям, которые вершат судьбу конкретного человека. А теперь и человечества.

А главное — речи эти призваны не открыть истину, а просто добиться успеха. «Объявить себя добром, а противника — террористом».

Накладываясь на старую копцепцию американского эксепшионализма это и приводит к тем чудовищным событиям, которые происходят теперь. Когда мир сидит и гадает, кого завтра внезапно объявят бякой и начнут мочить.

Дело, повторюсь, не в Америке, а в том, что «американизировалась», наконец, сама Европа. Все эти постструктурализмы и франкфуртские школы описаны американскими философами в начале ХХ века, а уничтожение классического европейского образования с внедрениями вместо него болонских систем и прочих «уникальных экспериментов, благодаря которым дебилам легче учиться», наконец, приносит плоды. Мы видим старый добрый европейский континент, колыбель цивилизации, интеллектуальный класс которой уже полгода МЫЧИТ на фоне разворачивающейся с безумным трагифарсом мировой войны. В конце концов, они даже не могут внятно объяснить русским, почему те должны сдаться и покориться их воле, и что им с этого будет.

— Мы против вас санкции введём, станет тяжелее жить.

— Ой, да нам пофигу.

— Вы станете изгоями, мы с вами перестанем дружить.

— Не очень-то и хотелось, лицемеры пидорские.

— Что же вы делаете? Так же нельзя!

— Можно. Вы и сами так делаете.

— А давайте мы у вас будем с коррупцией бороться, а вы Крым вернёте.

— Сами разберёмся.

— Почему вы не выходите на улицы и не совершаете государственный переворот с человеческими жертвами во славу свободы против тирана Путина?

— Не твоё дело. Да и в Небесную Сотню ради Ходорковского лезть дураков нет.

— Свобода! Демократия! Права человека!

— Иди в Ирак и там делай свою демократию. Как закончишь — пиши.

— Мы, свободные люди свободного мира, вас единогласно осуждаем!

— Мы в СССР семьдесят лет свободно и единогласно осуждали, знаем, как это делается, дураков опять нет. Нам вас даже жалко.

— Империя зла!

— А вот это правда. Империя очень зла.

Спору нет, и сама Европа, если ей было надо, вероломствовала хуже некуда и объявляла научной истиной политические теории любой степени идиотизма. Но сама система образования, класс интеллектуалов и старой аристократии, держали её на плаву. А главное — обеспечивали этим же теориям эффективность.

Американцы полагали, что вместо старой аристократии хватит европейских умников, эмигрирующих с континента, погрязшего в кризисе и мировых войнах. И что эти умники будут придумывать для трудящихся всё что угодно, но при этом в самой Америке держать ситуацию под контролем. Ну, знаете, топовый модельер же не носит то, что модно. Он придумывает, что будет модно, все это носят, а он при этом сидит дома и шьёт нечто совершенно иное. А в повседневной жизни, скорее всего, вообще предпочитает классический европейский костюм.

Но в 90-е годы эта эмиграция «модельеров» закончилась, а победа в Холодной войне при этом вызвала эйфорию: #МирНаш!

И здесь произошёл сбой. Американская интеллектуальная элита перестала пополняться и перекисла в бесконечном «генерировании дискурсов» по методикам, которые не она придумала и до конца не понимает, как с ними толком обращаться. Как если раздать десяти начинающим съемочным группам сценарий фильма (скажем, «Криминального чтива») при условии, что никто из участников не видел оригинала и вообще не знает, кто такой Тарантино. И посмотреть, что они снимут.

Вот на таком уровне и находится американская политическая элита. Видно же, что Обамы и Псаки говорят «от себя» и «строго по инструкции». А это смерть.

Смерть, потому что смысл инструкций им до конца не ясен, они им просто подчиняются, не будучи способными встать над схваткой. И потому что всё это происходит в совершенно иной информационной ситуации.

Как «морально» распадался СССР? В смысле, как советские люди начинали чувствовать собственную неправоту? Всё очень просто. 1956 — венгерское восстание подавлено, никто не пикнул. 1968 — Пражская весна подавлена, пикнуло семеро смелых, немного пошуршали на кухнях и забыли. Конец 80-х — Солидарности сочувствуют даже работяги.

А из 2015 года понятно, чем была та же «Пражская весна». Тем, чем через 40 лет была арабская. «Евромайдан».

В 2001 году в Нью-Йорке два самолёта влупились в небоскрёбы. Уже тогда официальная версия случившегося была подвергнута сомнению, но мир как-то всё-таки стерпел. Стерпел и траурный вынос якобы спасённого из башни ВТЦ обгорелого американского флага на открытии Олимпийских Игр в Солт-Лейк-Сити. Где под лозунгом «О, спорт, ты мир!» показывали кадры американских солдат, которые смотрят церемонию в Афганистане, сидя в блиндажах с автоматами.

Чуть позже американцы трясли в ООН пробиркой с иракским «химическим оружием». Это просто проигнорировали. Сегодня американские марионетки ходят с кусками автобусов, что вызывает скорее раздражение от явной фарсовости картинки.

Нетрудно догадаться, что будет через десять лет. Все механизмы манипуляции, описанные в старых, прости господи, «методичках», будут вызывать хохот просто в связи с изменением информационной ситуации ничуть не меньший, чем «Слава КПСС» в 1989 году. Когда бесконечные пафосные обращения к нации станут называть жалкой пародией на «I have a dream», а сама «I have a dream» превратится, наконец, из шедевра ораторского мастерства в образец примитивной пропагандистской речи эпохи всеобщего невежества прошлого века.

А ничего нового человечеству никто предложить уже не сможет. Будет раздаваться интеллектуальное мычание: «Я Шарли. Я берлинец. Я Волноваха. Я грузин. Я автобус. Я велосипед. Я Макдональдс. Я ватник. Я укроп. Я бесполезный и глупый кусок дерьма, не трогайте меня, пожалуйста, я жить хочу».

Вот тогда мы и посмотрим, каково это — «конец истории».