Рыцарство неразрывно связано как с миром войн и конных воинов, так и с понятием «аристократия», ибо рыцари обычно были людьми благородного происхождения. Британский историк Морис Кин отмечает, что рыцарство может быть определено как некий этос, в котором воедино сплавлены военные, аристократические и религиозные составляющие [1]. Рыцарство обозначало кодекс и культуру военного сословия, рассматривавшего войну как свою наследственную профессию.Одна из особенностей западноевропейского рыцарства заключается в том, что воинское ремесло стало предметом интенсивного идеологического возвышения – «пути наверх» для рыцарей, не знавших иной карьеры, кроме военной, просто не существовало. По этой причине стихия войны несла профессиональным воинам не только неизбежные страдания и лишения, но и значительные возможности для продвижения по социальной лестнице. Война превращалась для них в основное или даже единственное средство самореализации с детских лет и до конца жизни [2].В науке сложилось мнение, что основными истоками политико-правовой культуры Средневековья являлись, во-первых, римское право, сохранявшее свой огромный авторитет, и, во-вторых, каноническое право, основанное на христианской догматике. Однако не следует забывать о самом главном истоке – древнегерманских военных традициях с их акцентом на личной свободе и достоинстве вооружённого человека («праве меча» и обычая, в отличие от «писанного права»). Культура рыцарства как социально доминировавшего сословия эпохи Средневековья базировалась именно на праве обычая [3].Некоторые исследователи справедливо отмечают, что наиболее важным для рыцарской идеологии являлись языческие традиции древних германцев. Ведь идея рыцарства ведёт своё происхождение от традиций германских племенных образований эпохи военной демократии.В данном материале мы рассмотрим вопросы, связанные с происхождением рыцарской идеологии, рыцарских добродетелей и их связью с древнегерманской воинской этикой.
О кодексе чести рыцаря
Рыцарственность – это по сути своей светский кодекс чести высшего сословия, ориентированного на войну. Своими христианскими мотивами он был обязан тому, что эти социальные группы действовали внутри создававшегося христианского общества, где христианский культ был основой социальной и религиозной жизни. Рыцарственность процветала в период с середины XII до середины XVI века как этос доминирующего светского сословия христианской Европы, и её характерные внешние формы соответствовали общественным, политическим и культурным условиям тех времён [1].Рыцарство – как оно описано в средневековых трактатах – это определённый образ жизни, в котором мы можем различить три основных аспекта: военный, аристократический и религиозный. Аристократический аспект рыцарства связан не только с происхождением; он связан с той, самой главной, функцией рыцарства и той шкалой ценностей, согласно которым знатность прежде всего зависит от самоценности того или иного человека, а не только от его родовитости [1]. «Кодекс чести рыцаря» – особое явление в европейской культуре, возникшее в X веке. Истинно рыцарскими добродетелями, по-старофранцузски называемыми «largesse» (условно «широта души») и «courtoisie» («куртуазность»), считались воинская доблесть, чувство чести, верность, умеренность и щедрость. Кодекс рыцарской чести также предполагал в качестве непреложного правила поведения верность слову. Рыцарские сообщества, группировавшиеся в ордена, братства, осмысливали свой групповой интерес через призму долга верности слову.Воинская доблесть в средневековом понимании рассматривалась как
«способность броситься, не колеблясь, навстречу опасности, ведя при этом бой по всем правилам чести, не прибегая к недозволенным приёмам и уловкам.»
Приоритет «воинской доблести» над другими добродетелями в «кодексе чести рыцаря» был вызван особой актуальностью военных действий – основной на то время сферы проявления данного качества [5].Если рыцарь вдруг вёл себя недостойно, забывая избранный прототип и нарушая кодекс чести, то это не всегда сходило ему с рук. Практиковался особый обряд «разжалования рыцаря». Об этом, в частности, пишет французский историк Мишель Пастуро. Запятнавшего себя возводили на эшафот, помещали верхом на бревно, голову обливали горячей водой, чтобы «смыть» прежнее посвящение, а оружие и щит ломали и топтали ногами. В таком виде обряд сложился к началу XIV века [6].Морис Кин отмечает, что рыцарство возникло и было вскормлено во Франции, однако окончательную форму свою обрело именно в общеевропейском контексте. Оно получило распространение как некий единый этос воинского сословия, идентифицируемого, с одной стороны, мастерством конных воинов, а с другой – сочетанием чрезвычайно горделивого отношения к своим предкам с традицией верной службы своему сеньору [1].Во французской средневековой литературе эпического содержания такие рыцарские добродетели, как доблесть, верность, великодушие и щедрость, воспринимались как стереотипы благородного (рыцарского) поведения. Однако эти светские качества уже составляют основные черты героя более древней германской литературы, корни которой уходят в дохристианское прошлое. Например, это главные добродетели в обществе воинов, которое изображено в англосаксонском эпосе «Беовульф».Этика рыцарства во многом вела своё происхождение от древнегерманской воинской этики. Именно благодаря древней и глубоко укоренившейся воинской мечте о славе и признании никакие проповеди или религиозные учения не сумели сбить воинский задор, свойственный идеальному рыцарю, ибо, как говорил Тацит, когда писал о древних германцах и их жажде битвы,
[Tacitus, Germania].Не только книги XIX века о Средних веках и рыцарстве, но даже крупные новейшие исследования, такие как труды Франко Кардини и Жана Флори, начинают с древней Германии или не обходят её вниманием. Это неудивительно, ведь именно германское общество предвосхищает средневековое рыцарство.Российский историк, специалист в области скандинавистики Александр Хлевов отмечает, что многочисленные факты позволяют утверждать, что племена германцев, проходя свойственную всем ранним обществам стадию развития, окрасили её своим колоритом: выраженной идеализацией войны и преувеличенным вниманием именно к ней. Заданный вектор отразится потом в феномене средневекового европейского рыцарства [4].Раннегерманское общество характеризовалось строгим этическим кодексом, в котором превыше всего ценились доверие, верность и мужество. Слава в древнегерманском обществе была абсолютной ценностью, а без чести жизнь для древних германцев была просто немыслима.
Германские воинские традиции как исток рыцарства
«Постыдно вождю уступать кому-либо в доблести, постыдно дружине не уподобляться доблестью своему вождю. А выйти живым из боя, в котором пал вождь, – бесчестье и позор на всю жизнь [7]»,
— писал Тацит об обычаях древних германцев. Именно в этом германское общество отличалось от Римской империи и предвосхищало средневековое рыцарство. Стимулом для всех была честь.Главный источник чести и славы для древнего германца – это война. В германских обычаях она, как отмечает Франко Кардини, является священной. Бог войны Вотан (Один) существует в окружении дружины (Gefolg-schaft) – свиты доблестных мужей. Подобно ему, германский вождь, заслуживший свой авторитет доблестью, стремится во всём подражать божественному образцу и ищет достойных товарищей для своей свиты [8].Такие термины, как «доблесть» (virtus) или даже «дерзость», «неустрашимость» (audacia) – слово, заметим, гораздо более сильное, – недостаточны, чтобы передать тот дух, с каким сражался кельт и германец античности либо раннего средневековья [8].В представлении германского воина, приобретающего силу и агрессивность благодаря инициации, связанного через неё нерасторжимыми узами с такими же, как и он сам, воинами и прославленными вождями, вступление в воинскую семью, основанную на доблести и общности судьбы, братстве и тождественности с прежде чужими по крови, сосуществует с естественными узами рода [8].У германцев благодаря вступлению в боевую дружину между её предводителем и рядовыми членами устанавливались отношения почти кровнородственные. Воины, входившие в такой отряд, имели полное право поддерживать порядок во владениях своего командира, как если бы принадлежали к его семье; точно так же и он имел право наводить порядок и распоряжаться в хозяйствах тех, кого вооружил и взял на содержание, а от их убийц требовал уплаты кровного долга, вергельда, согласно той ставке, которая соответствовала его собственному статусу, а отнюдь не убиенных воинов из его дружины – всё опять так, как если бы члены дружины были его родственниками. Сходные воззрения мы обнаруживаем и у рыцарства [1].Скандинавы ходили в викингские походы, чтобы снискать себе славу, остаться в памяти потомков, а также чтобы повысить свой социальный статус. В Саге о Харальде Серая Шкура, например, говорится:
«Харальд был очень доблестным мужем. Одного человека в Швеции звали Тости, он был в той стране самым могущественным и знатным человеком из тех, кто не был конунгом или ярлом. Он был очень воинствен и постоянно ходил в походы. Его прозвали Скёглар-Тости. Харальд Гренландец примкнул к Тости и ходил с ним летом в викингский поход, и показал свою доблесть [9].»
Что касается рыцарства, то необходимыми атрибутами идеального рыцаря также являлась жажда подвигов, завоеваний, побед, стремление к славе и удаль, граничащая с безрассудством. Война для рыцарства также имела религиозный оттенок, с той лишь разницей, что древнюю языческую религию сменило христианство. Для древних германцев юность была порой испытаний, поисков и попыток молодого воина доказать, на что он способен. Это отображено, например, в «Беовульфе», а также в германских эпических поэмах X-XI веков, написанных на латыни, например, в «Ruodlieb» и «Waltharius». Впоследствии эта тема встречается в более поздних произведениях – рыцарских романах – где юные рыцари покидают свой дом (или двор короля Артура), дабы доказать свою рыцарскую состоятельность во время небывалых приключений [1].Многие рыцарские традиции – такие, как, например, освящение мечей – также имеют древние корни, связанные с далёким дохристианским прошлым и традициями древних германцев. Так, меч Роланда Дюрандаль имеет своего двойника в германо-скандинавском «Вальдере» (X-XI вв.) в виде меча Мимминга, выкованного великим кузнецом германо-скандинавского пантеона Виландом. А заключённые в рукоять Дюрендаля реликвии (зуб Св. Петра, волосок Св. Дионисия, клочок одежды Девы Марии) имеют свой аналог в скандинавских магических «камнях жизни», вделанных в рукояти языческих мечей [1].Таким образом, возникновение рыцарской ментальности так или иначе связано с древнегерманской воинской традицией, германским кодексом героических ценностей.
Выводы
Итак, рыцарская культура своими корнями, с одной стороны, уходит в глубины самосознания древнегерманских народов с их культом вождя, личной верности и военной доблести, а с другой – в развитую христианством концепцию служения.Идеал преданности сеньору на войне, несомненно, пришёл из германских дружин, но почитание вышестоящего лица и пылкая преданность стали нормой всей социальной жизни, нормой, которую освящала именно христианская мораль. Всё это ограничивало, в первую очередь, безудержную «рыцарскую» свободу воли [10]. От всадника требовалось не столько отличаться на войне, сколько служить, что свободолюбивым германцам было несвойственно.Германские комитаты – дружины, связанные с вождём клятвой верности – в которые можно было вступить благодаря славе, добытой в бою предками и которые являлись братствами по оружию, являлись живой душой рыцарского средневековья. Возьмём ли мы эпический пример Роланд-Оливье или исторические свидетельства времён крестовых походов, взаимодополняемость братьев по оружию важна настолько, что можно утверждать: конкретное воплощение идеала совершенного рыцаря чаще всего обнаруживалось не в одном отдельно взятом герое, а в их паре, где они объединены оружием [8].Исходя из вышесказанного можно сделать вывод, что идея рыцарства ведёт своё происхождение в первую очередь от древнегерманских и кельтских принципов военной демократии, построенной на принципах свободного вооружённого человека, как социальной основы общества.В завершение следует также отметить, что особое отношение древних германцев к оружию также впоследствии нашло отражение и в рыцарстве. В частности, историк А. Хлевов отмечает следующее:
«Воин любил свое оружие, доверял ему, называл его ярким и звучным именем, ожидая помощи в бою, вероятно, прежде всего, от самого оружия, а уже во вторую очередь – от ответственного за воинский успех божества. В этом контексте непосредственным продолжением этой традиции одушевления выступает рыцарский обычай давать имена собственные мечам, копьям и другим предметам вооружения. Он, как и многие другие черты классического европейского рыцарства, уходит своими корнями именно в германскую традицию языческого периода [11].»
