В то время я проходил службу в должности начальника штаба гвардейского парашютно-десантного полка, дислоцированного в Туле. В воскресенье 3 октября в полку был праздник - день части. За праздничными мероприятиями как-то забылось, что в Москве, вот уже которую неделю, идёт противоборство двух ветвей власти. Армия, конечно, должна быть вне политики, но людям военным далеко не безразлично, кому и за какие идеалы служить, какую страну защищать.
Из той информации, которая поступала из Москвы, трудно было понять, кто прав. Слухи ходили разные. Но думали, что в столице хватит ума, чтобы до открытого столкновения дело не доводить. Мы ошиблись.
Около 18 часов был объявлен сигнал «Сбор по тревоге». Боеготовность у нас всегда была на высоком уровне, поэтому мы быстро собрали весь личный состав, даже несмотря на то, что многие офицеры и прапорщики позволили себе в этот день немного «расслабиться».
Командир полка убыл в штаб дивизии, а полк стал готовиться к выполнению задачи… Какой только? Когда через час командир вернулся и собрал офицеров, то выяснилось, что идти нам приказано на Москву. Совершать марш предстояло по Симферопольскому шоссе.
Во избежание недоразумений на маршруте движения я отправил разведывательную роту для взятия под охрану стратегического моста через реку Оку недалеко от Серпухова. Поступали сведения, что сторонники обеих противоборствующих сторон мобилизуют для своей поддержки в различных населенных пунктах Подмосковья организованные группы людей, которые могли бы перегородить указанный мост, заблокировав движение войсковых колонн. Вероятность этого была высокой, ведь этим маршрутом наш полк уже шёл на Москву в августе 1991 года, и об этом было многим известно. Мы решили исключить такую возможность.
Задача командиру полка была поставлена на совершение марша в столицу без конкретизации того, на чьей стороне нам предстоит выступить.
Командующему ВДВ генерал-полковнику Е.Н. Подколзину мы верили, присяге были верны, в боевом отношении подготовлены превосходно и думали, мол, на месте разберёмся, что и к чему...
Марш совершали ночью. Рано утром уже были у МКАД. Там полковая колонна, состоящая из гусеничных и колесных машин, остановилась. Но что происходит на данный момент в центре Москвы, никто из командования полка не знал. Неизвестность томила.
Через некоторое время к месту нашего расположения прибыл заместитель командующего ВДВ с какими-то штатскими. Об обстановке было сообщено общими словами. Стало ясно, что в конфликте предстоит участвовать и нашему полку. Теперь нам предстояло продолжить движение по маршруту: МКАД, Ленинский проспект, проспект Вернадского, далее по Фрунзенской набережной, мимо Боровицких ворот Кремля, улице Знаменке и сосредоточиться в Крестовоздвиженском переулке. Легко сказать – сосредоточиться там-то и там-то, а как там разместиться, если у нас два парашютно-десантных батальона на БМД, самоходно-артиллерийский дивизион, разведрота, рота связи, инженерно-сапёрная рота, ремонтники, тыловики, другие подразделения?
Надо отметить, что боеприпасы в БМД и САО (самоходное артиллерийское орудие) загружены были полностью, а вот патроны к стрелковому оружию находились на автомобилях роты материального обеспечения.
После уточнения задачи на выдвижение в центр города командир полка приказал мне с начальником службы ракетно-артиллерийского вооружения проехать вдоль колонны, уточнить задачу командирам подразделений и выдать им боеприпасы для личного состава.
Продвигаясь вдоль колонны, я каждому командиру роты (батареи) приказал довести до подчиненных, что открывать огонь на поражение разрешено только в крайнем случае: если счёт идёт на секунды и ясно видно, что противник готовится открыть огонь по нам! Быть готовым к тому, что в ходе действий нас будут оскорблять, может, даже забрасывать камнями или чем-либо еще, но огнём на провокации не отвечать!
Почему так ставился вопрос? Потому что с марта 1988 года тульской дивизии (как впрочем, и остальным соединениям ВДВ) приходилось каждые полгода участвовать в локализации межнациональных конфликтов в республиках Закавказья, Средней Азии, на Северном Кавказе и в Приднестровье. Там сталкивались с разными провокациями, мятежники применяли оружие, нам приходилось терять своих товарищей. Забегая наперёд, скажу, что в эти самые напряжённые и опасные сутки наши десантники никого не подстрелили, в подразделениях полка раненых и погибших тоже не было.
Уже прибыв к зданию Генерального штаба и рассредоточив там технику, мы стали получать информацию о том, что происходило в районе Дома Советов и у Останкинской телебашни. Узнали, что все три парашютно-десантных полка нашей дивизии прибыли в Москву, причём полк, расположенный в Наро-Фоминске, ещё утром участвовал в штурме Белого дома и понёс значительные потери.
В это время в городе во многих местах шла перестрелка. Отдельные стрелки (снайперы) неустановленной принадлежности, находясь, как правило, на крышах зданий, в разных местах внезапно открывали огонь по людям, а затем скрытно исчезали.
Во второй половине дня нам было приказано выдвинуться всем полком к Дому Советов и во взаимодействии с парашютно-десантным полком, прибывшим из Рязани, окружить его, чтобы не допустить передвижения каких-либо вооружённых людей и возобновления вооружённого противостояния в этом районе.
Выдвигаясь по Новому Арбату, мы шли по коридору из множества людей. Одни кричали «Бейте Верховный Совет, защищайте президента!», другие призывали стать на сторону Верховного Совета и уничтожить президента! В один момент дорогу перекрыла толпа, и колонна остановилась.
Пока разведчики вместе с милицией расчищали путь, к моей командно-штабной машине подбежала пожилая женщина и закричала: «Сынки, что же вы делаете?!». Я снял шлемофон и наклонился к ней с брони и сказал: «Мать, дай доехать до места, мы там нормально разберёмся. Никого убивать мы не собираемся». «Ну, спасибо хоть за это», - вымолвила она.
Свернули на Садовое кольцо. Командир приказал всем находиться внутри боевых машин с закрытыми люками. Я остался по грудь снаружи, так было легче управлять движением колонны, ведь в смотровые приборы в городе мало что увидишь.
Вдоль обеих сторон улицы, у стен зданий, находились многочисленные сотрудники милиции в бронежилетах и с автоматами. Откуда-то сверху раздавались одиночные выстрелы, пули цокали по мостовой, но прицельного огня не велось. Милиционеры, не жалея патронов, стреляли по крышам и верхним этажам зданий. Я представил, каково там жителям…
Свернули налево в Большой Девятинский переулок и на Конюшковскую улицу. Вот и сам Дом Советов! Вокруг толпы разгорячённых людей, которых оцепление милиции оттесняло от него. Мы быстро рассредоточились со стороны Краснопресненской набережной, оцепили полукольцом здание, организовали боевое охранение района расположения полка и систему огня (на всякий случай!).
В это время разгорелся пожар на нескольких этажах здания Верховного Совета. Сотрудники специальных служб выводили из здания каких-то людей и сажали их в транспорт. Никто уже не стрелял. Да и то подумать: два парашютно-десантных полка взяли в кольцо, в общем-то, не очень большую территорию.
Подъехали пожарные машины, мы не препятствовали им тушить огонь. Появились автомобили «Скорой помощи» с какими-то добровольцами (вроде из организации «Армия спасения»). На той территории, где разместились подразделения полка, наши солдаты стали им помогать искать и загружать в машины убитых и раненных. Нашли их несколько десятков.
Как начальник штаба полка я знаю точно, что за все время мы огонь не вели, да и сопротивления нам никто не оказывал.
Самое непонятное, что убитые были в основном безоружные люди, видимо, просто прохожие, и лежали они в подворотнях и дворах соседних домов, которые из окон Белого дома не просматриваются. Похоже, это сделали хорошо замаскированные стрелки, которые, судя по всему, вели огонь сверху.
Но до сих пор неизвестно, кто разместил их на крышах, зачем они убивали случайных людей в то время как по нам, военным, не стреляли…
На душе было противно. Единственное, что утешало, так это то, что до нас другие сделали самую грязную дело, а нам не пришлось брать на свою совесть такую тяжкую ношу!
Всю ночь вокруг Дома Советов и здания мэрии бродили толпы каких-то людей, они подходили к нашим часовым с расспросами, предлагали сигареты, но те не пропускали их в расположение полка. Уже после полуночи меня позвали к одному из крайних постов. Там некая шведская тележурналистка с операторами настаивала на интервью с командованием части. Подойдя и выяснив, что ей нужно, я предложил выключить видеокамеры и без диктофона согласился ответить на некоторые вопросы. Её интересовало, на чьей мы стороне воюем и каково наше моральное самочувствие. В свою очередь, я задал ей вопрос: «В вашем детстве было ли так, что родители очень сильно между собой ссорились?» «Да-да, конечно», - ответила она. «И что вы чувствовали в тот момент?» - спросил я. «Я вас понимаю», - подумав, ответила она. «Так вот, ни у кого из нас нет никакого желания, чтобы к нам в душу лезли с такими вопросами. Никого мы не хотим поддерживать. Нам стыдно за поступки руководителей государства и горько на душе. В этой ссоре нет правых и безвинных!».
После такого разговора, она, смутившись, ушла. А утром нас сменила милиция, и мы переместились на Ходынское поле. Там разбили палаточный лагерь и простояли ещё около двух недель на тот случай, если вдруг где-то возникнут очаги вооружённого сопротивления, чтобы сразу остановить кровопролитие. Когда всё успокоилось, мы возвратились в пункты постоянной дислокации.
Смею заверить, что мы действовали дисциплинированно, профессионально и максимально корректно. Для нас в тот момент не было врага. Мы понимали, что худой мир лучше хорошей войны! Что мы обязаны были, то и сделали: гражданской войны не случилось. Но после всех событий испытывали только горечь и разочарование теми, кто взял на себя ответственность руководить государством в такое непростое время.
Мы тогда, кстати, не раз задавались вопросом: а что было бы, если бы Хасбулатов и Руцкой победили Ельцина? Повёл бы нас Верховный Совет по более успешному пути?
Чем больше проходит времени, тем сильнее уверенность в том, что вряд ли. Давайте вспомним с чего все начиналось. С большого предательства Советского Союза этой компанией – Ельциным, Руцким и Хасбулатовым в 1990-1991 годах! Сначала была провозглашена независимость России Декларацией 12 июня 1990 года на первом съезде народных депутатов РСФСР, который возглавлял тогда Р.И. Хасбулатов. А с какой целью, ведь именно Российская Федерация подала дурной пример остальным союзным республикам? С чего, собственно, и начался «парад суверенитетов».
Развал нашего государства не произошел в одночасье, обвальным образом, а постепенно. Начиная с горбачевской перестройки, мы наблюдали демонтаж Советского Союза, по сути, ликвидацию исторической России. С этой точки зрения Горбачев и Ельцин состоят в исторической преемственности. Каждый из этих двух разрушителей сыграл свою (определенную им из-за океана) губительную для СССР и России роль.
12 декабря 1991 года Верховный Совет РСФСР ратифицировал Беловежские соглашения – также незаконно, так как не имел на то полномочий. Нашлось лишь шесть порядочных членов Верховного Совета, выступивших против: С.Н. Бабурин, Н.А. Павлов, В.Б. Исаков, И.В. Константинов, С.А. Полозков, П.А. Лысов.
Борьба за личную власть – вот что двигало Ельциным после изгнания его из Политбюро ЦК КПСС и с поста первого секретаря МГК КПСС в конце 1987 года. Его лозунги о демократии и суверенитете – всё это были пустые декларации для наивных обывателей. Естественно, в этом лихом деле нашлось ему много «помощников», желающих поживиться на развалинах страны! А в 1993 году – очередной политический скандал и опасный лично для Ельцина момент. И тогда был устроен шабаш с расстрелом Верховного Совета страны.
Очень интересна в этой ситуации роль министра обороны РФ П.С. Грачёва, приказавшего открыть огонь из танков по Дому Советов. По словам очевидцев, генерал перепрыгивал с танка на танк и лично ставил огневые задачи наводчикам орудий.
Как воевавший в Афганистане офицер Грачёв понимал, что если будет командовать огнём через множество командных инстанций – от генерала до солдата, то, в конечном счете, снаряды могут полететь и не в те цели… Поэтому целеуказания давал конкретно исполнителям и при этом показывал им на окна кабинетов Хасбулатова и Руцкого.
Кто бы это сделал, если не он? Да никто! Не тот же, скажем, Егор Гайдар, который по телевизору как взбесившийся призывал российский народ к расправе над Верховным Советом? Подчинённые Грачева таким желанием не горели. Но пришлось… А Павел Грачев был в одной связке с Борисом Ельциным еще с августа 1991 года, и, думаю, в октябре 1993-го выбора у него не было: выполняя «грязную» работу, он тогда спасал и себя самого…
Задним числом, конечно, каждый из нас умом крепок, но в то смутное время не было возможности разобраться, кто прав, кто виноват, да и не позволительно военному человеку обсуждать приказы. Это уже потом в уставе появилась статья о том, что преступные распоряжения можно не выполнять, но сегодня столь же трудно, как и легко обвинить военных за исход событий октября 1993 г. Оценка будет в зависимости от того, с какой стороны смотреть на процесс: условно говоря, ельцинской или хасбулатовской. Но есть еще и третья сторона – российский народ. Но ни народ, ни его армию никто тогда не спросил, да и по сей день не спрашивает, и я думаю, что и не надо: у нас и без того страна до сих пор делится на «красных» и на «белых».
Вывод надо делать, прежде всего, тем, кого народ поставил у руля государства. Власть должна быть разумной и не доводить свой народ до крайности.
Наверное, уместно будет сравнить ситуацию 25-летней давности с киевскими «майданами», что дважды случились на Украине спустя 10 и 20 лет. Эти «майданы» сама же власть практически и подготовила. И когда мы сегодня осуждаем украинцев, то не надо забывать и о наших «деяниях». Куда ж тут денешься – мы один народ, и дурь у нас одинаковая. Но, слава Богу, что мы не пошли по украинскому пути. Но если пойдем, то, думается, можем прийти даже не к «революции достоинства», а к русскому бунту «бессмысленному и беспощадному». И победу одержит тот, на чью сторону станет армия.
Такие вот мои выводы из событий октября 1993 г, которые настолько потрясли Россию, что едва не разрушили. Да и сегодня еще трясут-потряхивают…
Из воспоминаний генерал-майора запаса, в октябре 1993-го — начштаба десантного полка
Александр Искренко
Невыездной Нетаньяху. Западные страны признавшие выданный МУС ордер на арест Нетаньяху и Галланта. Также к списку присоединилас