Бухал морпех, слеза катилась,
Все танцевали под айфон,
А на груди его светилась
Медаль за город Вашингтон.
Народная морпеховская песня.
1999 год.
Духи, окончательно ошалевшие от своей безнаказанности, полезли в Дагестан.
Я что хочу сказать – я не сталинист ни разу, у меня много предков от советской власти пострадало – там и расказачивание было, и раскулачивание. Хорошо представляя себе градус гуманизма дедушки Сталина, я уверен, что после таких вые*онов он просто построил бы по периметру Чечни бетонную стену, а потом залил бы всё по кромку напалмом и поджёг. Но это так, к слову.
Ну, нам, конечно, довели: едем!
Ну и в самом деле, кому порядок-то в стране наводить? Морской пехоте, она ведь именно для этого и предназначена. Не внутренним же органам за порядком следить? Менты - это так, в трезвяках карманы выворачивать.
Ну а после доведения приказов происходит что? Правильно, происходит генеральная пьянка в роте. Нет, не загул с распеванием декадентских романсов, как в фильмах про разложившихся белогвардейцев, а организованное мероприятие. Всё красиво: не просто бухаем, а решаем организационные вопросы. Ну и само собой имеют место разговоры за жизнь и воспитательные беседы с личным составом. Среди личного состава, конечно же, присутствовал наш замполит Лёха, фантастический балбес и человек в морской пехоте совершенно случайный. В военной специальности он не разбирался от слова «вообще» и служил постоянным источником проблем. И вот среди общего гула разговоров мы слышим, как наш ротный режет Лёхе правду-матку:
- Лёша, я, когда тебя в форме МП и с нашивкой ДШБ вижу, я плачу. Что о нас люди подумают? Я про гражданских не говорю, пох на них, но у нас же в городе и морские скотики всякие, и спецназёры Усурийские, а тут ты шароё*ишься, весь в форме и в нашивках, демаскируя свою случайную принадлежность к нашему славному подразделению!
Тут Лёха оскорбился. Из ноздрей его забило пламя, он вскочил и забил копытом задвинул пламенную речь о том, что после его (Лёхи) дружественного визита в Чечню там будет лично его (Лёхи) персональное кладбище. По каковому кладбищу будут ходить маршрутные автобусы, так как пешком там будет передвигаться затруднительно из-за его грандиозных размеров.
Представить вечно косячащего Лёшу, который без приключений не мог съездить даже на самые обычные стрельбы, в качестве истребителя духов было сложно. Да что там сложно, скажем прямо - невозможно, даже под воздействием спиртных паров. Поэтому от такой наглости все просто потеряли дар речи. Но только на одну секунду. На второй секунде все начали орать, перебивая друг друга и приводя железные аргументы, почему Лёшиным мечтам и планам никогда не сбыться, и попутно рассказывая, каковы шансы Лёши вернуться из Чечни живым и полным комплектом. Некоторые, так же как и я, заголялись, показывали дырки в шкуре и убеждали, что получать такие не предусмотренные природой отверстия в организме - очень больно и неприятно.
Но Лёха сказал, что это всё фигня, а дурака пуля любит. Ну и ладно, хозяин – барин.
Через 3 дня проходил Строевой Смотр. Именно так – «Смотр» с большой буквы «С». Сначала Смотр проводится в отделении, затем во взводе, после чего в роте, ну и заключительный - в батальоне.
Смотр проводят удивительные люди - особый подвид военных, выведенный путем жёсткой селекции и нелегальных генетических экспериментов в коридорах Минобороны и Генштаба.
Ну так вот, стоим, значит, мы в строю, все красивые, как лейб-гвардейские гренадеры, и во все глаза любуемся на проверяющих из "Арбатского военного округа". Рядом ротный, тоже, конечно, глаз оторвать не может, не нарадуется никак:
- Поручик, а чё у него за планка, что-то я такую не помню?
- Так это ж медаль "За всё на свете".
- Да-а-а? Не знал. А следующая, красивенькая такая?
- А это центрально-аппаратская. Самонаграждение, называется "Спасибо мне, что я есть у тебя". Это, типа, от Министерства обороны.
- Поручик, а объясните мне, отчего эти... э-м-м... господа ходят все как один с такими значительными лицами?
- На них, товарищ командир, запечатлен неподъемный груз ответственности и высших знаний, недоступных простым смертным.
- Это каких, к примеру?
- А вы попробуйте в штабе по коврам строевым печатать так, чтобы стёкла звенели. На плацу-то, по асфальту, легко, а в министерстве?
И вот подходит этот "ужас НАТО" к бойцу и видит, что на гранатном подсумке – о ужас! - не пришита бирка.
Бирка - это такой прямоугольничек из фанеры, на котором написаны фамилия и звание бойца. Бирка, вещь не то чтобы абсолютно бесполезная... Какой-то смысл в ней, наверное, есть, но за свою карьеру я не припоминаю ни одного случая, чтобы кто-то погиб или чтобы боевая задача была не выполнена вот именно из-за отсутствия бирки.
Но так-то бирки, конечно, положено иметь, и желательно побольше. Если взять всю фанеру, которую я на бирки перепилил, то я мог бы из неё аэроплан построить, честное слово.
И вот как только проверяющий обнаруживает это чудовищное нарушение, то мы тут же, естественно, слышим вопли самца-павиана, насилуемого носорогом. В этих криках примерно в равных пропорциях смешаны возмущение, боль и ярость:
- А-а-а-а БЛЯ-А-А-А!!! ЧТОЗАПИЗДЕЦ!!! ПОДРЫВ ВСЕГО НА СВЕТЕ!!!
Хотя, казалось бы, просто подойдите к бойцу, схватите его подсумок и спросите:
- Это чей? Твой или Бориса Моисеева?
Я почему-то уверен, что даже самый тупой боец сможет угадать правильный ответ. А вот Борис Моисеев, наоборот, наверняка и понятия не имеет, как выглядит гранатный подсумок.
Тем временем смотр продолжается, и эти идейные сподвижники Элтона Джона и Сергея Пенкина раз за разом находят кучу замечаний. К апофеозу этого мероприятия - финальному строевому смотру, все уже похожи на верблюдов, которые как раз собрались пересечь пустыню от края до края в один приём. На нас навьючено очень много красивых, интересных и полезных вещей, которые нужно обязательно привезти с собой на войну, после чего их нужно как можно быстрее выкинуть. Потому что выполнить в таком виде никакую боевую задачу нельзя, а всё, что можно сделать - красиво умереть за Родину. Например, Саша Матросов очень классный из каждого получится - пробка в амбразуре будет такая, что танком не выдернешь.
Слышал я байку, что у Пентагона есть Секретный План на Самый Крайний Случай: объявить русским войну, а самим не нападать, и ждать, пока мы сами себя изведем строевыми смотрами.
Но наконец мы слышим долгожданное:
- К опросу жалоб и заявлений приступить.
У меня к концу этого мероприятия осталась только одна жалоба: «Ох, что ж я маленьким не сдох». И заявление тоже одно: «Прошу выдать один боевой патрон, чтобы застрелиться». Ну вроде всё. Отмучились. Завтра погрузка в эшелон.
Однако нет, не с моим везением. Вызвали меня в штаб. Говорят:
- Ты знаешь, что у тебя недополучено?
- Во-первых, не у меня, а у вас. Во-вторых, знаю. Детонаторы, подрывные машинки, патроны СП - 6, сапёрные провода - это только по инженерам, по медицине ваще писец.
- Правильно, молодец, сцуко. В три дня дополучите всё и бортом в Каспийск, эшелон пойдёт без вас.
И нам, троим лейтенантам, дают еще дополнительную вводную:
- Летите гражданским бортом, через Москву.
- Ну да, со всей этой хернёй?!
- Не сцы, летёха, документы будут.
Через три дня, навьюченные боеприпасами и спецснаряжением, мы стояли в аэропорту. Молодая девчонка в милицейской форме не ожидая подвоха, задала стандартный вопрос:
-Так, мальчики, оружие, боеприпасы, есть?
- Вы сейчас нам, возможно, не поверите, но - навалом!
Показали. Она тихо прибалдела, но, посмотрев документы, пропустила, слава богу. Но не могло же всё гладко пройти, правда? Через минуту подходит к нам какой-то хмырь из авиакомпании:
- Вам нужно доплатить. Эконом-класса нет, только бизнес, рейс беспересадочный.
- Ага. Ну да вот незадача, я как раз забыл снять деньги с текущего счёта. Мужчина, мы так-то на войну летим, а не в отпуск. По приказу Родины и по зову сердца.
Ругались долго. Хотя самолёт был абсолютно пустой. Люди не летают - дефолт. Билет стоит 10 000, а у меня зарплата 1 200, то есть заплатить за билет бизнес-класса я в любом случае не могу, а лететь надо – приказ. Поэтому стояли мы на смерть, и в итоге нас всё-таки в самолёт пустили.
И вот сидим в этом самом бизнес-классе. С нами какой-то хмырь с охраной и инкассаторы с чемоданом.
Взлетели. Подходит стюардесса с тележкой:
- Что будем пить, мальчики?
- Зая, ехай дальше, пожалуйста, не нервируй меня. Видишь же, что мы такие мужественные и решительные военные, а значит - что? – нищие!
Стюардесса в ответ сверкнула профессионально-приветливой улыбкой:
- Ну что вы, это же бизнес-класс, здесь всё бесплатно.
В ту же секунду мы почти хором на весь салон заорали:
- СТОП! ПАРКУЙСЯ!!!
Охрана хмыря мгновенно напряглась, инкассаторы схватились за свой чемодан. Стюардесса, оправившись от шока, вызванного восторженным рёвом трёх пересохших лейтенантских глоток захлопала глазами:
- Не поняла?
- Ну чё ты как маленькая. Ты тележку свою с бутылками запаркуй вот здесь, чтоб нам тебя постоянно не гонять туда-сюда. И место для курения назначь нам где-нибудь в эконом-классе. Чё нам по туалетам прятаться, лететь-то десять часов!
- Хорошо, я уточню у командира.
Приходит командир и пристально смотрит на нас:
- Морпехи? В Дагестан? Пьёте?!
И после короткой паузы протягивает руку:
- Здорόво. Я сам афганец.
Короче, общий язык нашли.
Ну мы, естественно, с командиром познакомились плотно, принял он с нами на грудь. Потом, помню, ещё кто-то подходил. Через какое-то время я заметил, что вокруг слишком много народа в форме гражданской авиации. Я аж чуть не протрезвел, испугался, если честно - как они садиться-то будут?
А в один прекрасный момент, после множества тостов, когда нам казалось, что мы с этим экипажем лучшие друзья чуть ли не с детства, я у стюардессы спрашиваю:
- А что мы так долго летим-то?
Она смеётся:
- Да мы так-то уже давно в Москве сели.
...Потом был борт на Астрахань, ну а потом Махачкала. До Каспийска мы добрались вместе с эшелоном. Самое удивительное - ничего не потеряли.
Всем известна поговорка: «Сапёр ошибается один раз». Всем понятно, что она значит – любая ошибка сапёра фатальна. В то же время известно, что замполит не ошибается никогда, так как невозможно же ошибиться, если ты ничего не делаешь, правильно? А если вдруг и ошибается, нарушая этим все законы логики и термодинамики, то страдает от этого кто угодно, но только не замполит. И вот всегда не давал мне покоя вопрос: что произойдет, если отправить на разминирование замполита? Что случится при коллизии этих двух фундаментальных законов природы? И вот однажды...
Но не будем забегать вперед.
В конце лета 1999 года я со своим взводом находился на «Периметре», на окраине города Каспийск. Периметр - это охраняемая ограниченная территория на берегу моря, где на базе Каспийского батальона морской пехоты устроили натуральный «ноев ковчег». Кого там только не было: от морпехов и вертолётчиков до военных моряков и радиоразведки.
Когда мы туда добрались и я увидел учебно-тренировочную базу, то тут же понял, что здесь служат лучшие офицеры морской пехоты России. Ибо для того чтобы слепить бойца, на которого не стыдно нашить шеврон МП, при полном «отсутствии наличия» базы нужно быть «суперспецназовцем» и талантливейшим методистом. У меня бы точно не получилось, да я бы, наверное, и пробовать не стал.
Но мне проще, у меня уже готовый взвод. Разместились мы в палатках. Жара стояла страшная, термометр показывал далеко за сорок. На территории было два кафе, они же по совместительству магазины. Пиво там разлеталось мгновенно, водку днём, естественно, никто не пил. Куда по такой жаре-то, ну да и война всё-таки.
Хотя морпехов чаще всего только по делу дёргали. Впрочем, случалось всякое, ну а поскольку парень я везучий, то «всякое» у меня, само собой, случилось.
Итак, шёл я как-то раз рано поутру из магазина. Настроение было радостно-благодушное, в полной парашютной сумке весело позвякивало пиво. Ведь у нас как? Если рано с утра не затариться, то вечером уже можно и не идти. На ходу я размышлял о вещах, весьма далёких от войны и прочих смертоубийств: прикидывал, сколько бутылок с меня сдерут спецназёры за использование их холодильника. Одним словом, расслабился, потерял бдительность и был за это мгновенно наказан - по закону подлости нос к носу столкнулся с комбатом.
Сумку он просканировал мгновенно, не первый год, как вы понимаете, в армии. На лице отца-командира немедленно нарисовался восторг. Ну представьте себе, идёте вы с полным пониманием того, что предстоит обычный потогонный день, «яйца вкрутую» и прочие прелести южного климата, а на встречу вам идёт полная сумка пива и говорит: «Дяденька, заберите меня к себе, пожалуйста, пока меня злые мальчишки не обидели!»
Изобразив на лице живую заинтересованность, комбат задал неоригинальный вопрос:
- О, чё прём в расположение?
Мне, естественно, от неожиданности в голову ничего умного не пришло, поэтому выдал стандартную отмазку из анекдота:
- Да вот, тащ майор, решил марксизмом-ленинизмом заняться, в сумке - первоисточники.
- Молодца, уважаю. Только не переусердствуй, а то если начнешь как Ленин всякую *уйню с БТРа нести, на губу отправишься. У нас тут не гуманный царизм, сам понимаешь.
В этот момент комбат увидел бойца, пробегавшего мимо по своим делам.
- Стой! Ко мне! Сумку забрал. Книги - в мой холодильник.
Я предпринял последнюю отчаянную попытку спасти хотя бы часть запасов:
- Тащ майор, там ещё письма от мамы, я сними никогда не расстаюсь!
- Ничё, я прослежу, прокиснуть не успеют. И вот что – экипируй-ка своих партизан. Поедете москвичей сопровождать.
- Ну а чё я-то опять?
- А то! Во-первых,ты попался! «Во-вторых» я еще не придумал, да и пох, «во-первых» вполне достаточно. А вообще, тебя послушать, так вас куда ни отправь – так сразу «это же микроскопом гвозди забивать».
- А что, разве не так?
- Хуяк! Тоже мне микроскоп, *ля! Вы - разведка ДШБ! Вами не то что гвозди - вами сваи можно заколачивать.
- Так ведь...
-Так, молчать!!!
- Есть!
- То-то.
Поговорили, в общем.
Короче, припёрся я в палатку (я, кстати, с бойцами жил. Во первых,постоянный контроль, а во вторых, удобство, я между делом «институт денщиков» восстановил) и сразу начал инструктаж:
- Собираемся. Экипировка по мизеру. Оружие — лёгкое стрелковое. Радисту — дополнительные АКБ. Медицина — два комплекта. В бронники вставить обе пластины. Будут журналюги - без меня посылать на*ер.
Всё по стандарту, но тут ещё тонкость есть, которая меня всегда в задумчивость вгоняет. Сколько брать боеприпасов? Боеприпасов много не бывает. Я знаю три степени наличия: «нет совсем», «очень мало» и «мало». А вот чтобы было «достаточно» (не говоря уже о «много») - такого не помню, да столько человеку и не унести, мы же не лошади.
Ну понятно, бойцы начали бурчать что-то типа «нафига оно мне надо» и произносить прочие не относящиеся к делу звуки.
Пришлось расставлять точки над «ё»:
- Парни вы что, контуженные на всю голову? Комиссия московская. Один хрен сопровождать, без вариантов, а будете пи*деть - нам ещё урода пристегнут на боевые.
- Да ну нах?
- Вот и "да ну нах". В общем: молчать, смирно! И бодрее, бодрее!
Короче, собрались, стоим, всё как положено. Но настроение как бы ни к черту, ясно же, что выход бессмысленный и с непонятными перспективами. Хрен его знает, что им в голову взбредёт прямо по ходу, с дилетантами вообще опасно связываться. Тут подходит один красавчик из этой комиссии и спрашивает:
- А можно боевой грим?
Ну и я как-то не сдержался и на автомате хмуро пробурчал:
- Да не вопрос. Куда тебе его... затолкать?
Потом мне сказали, что я дурак, и меня со всеми моими крестами там же и закопают, если я рот не буду держать в положении «закрыто и опечатано».
Перед самым выходом уже бойцы начали подходить и опять же задавать вопросы:
- А чё они лезут-то вообще? Совсем ни*ера не понимают? Ведь обстановка меняется постоянно, вчера там безопасно, а сегодня прилетит что-нибудь... Ну и смысл нам подставляться-то?
Пришлось объяснять:
- Дорогие мои, а как же иначе они, будучи уже генералами, будут орать: «Да вот когда я в Дагестане воевал!» Это же политика. Ради такого и тобой не жалко пожертвовать, и мной тоже.
Припёрлись мы с ними «в зону».
Сидим под БТРом, обалдеваем от жары и бессмысленности происходящего. И тут подходит наш замполит Лёха. Его взяли как сопровождающего для хмырей из «воспитательного отдела». Бодр, бесстрашен, весел и туп - идеальный бы воин был, если б хоть что-нибудь умел.
-Поручик, а у тебя чё взорвать есть?
Я насторожился.
- А тебе зачем?
- Да ладно тебе, дай подрывную машинку.
Лёхе дать что-то в руки - всё равно, что выкинуть. Он на стрельбах пулемёт мог сломать за полминуты, а пулемёт в основном железный и довольно прочный всё-таки.
- Лёша, считай, что глухонемой испанский мальчик жестами объяснил тебе , что его зовут Хуан.
- Ничего не понял, поручик, говори понятно, а?
- Хорошо, попробуем по-другому. В русском языке есть слово из трёх букв . Оно очень часто используется как слово нет. Но произносится несколько по другому. Так вот - НЕТ ВАМ ТОВАРИЩ ЗАМПОЛИТ, А НЕ ПОДРЫВНАЯ МАШИНКА!!!
Лёха в общем-то даже и не обиделся, и несмотря на адскую жару тут же куда-то стремительно умчался.
Я снова привалился к колесу и облегченно вздохнул. Но, понятное дело, зря. Я как-то забыл, что Лёху одного без присмотра оставлять нельзя, он может накосячить если его выпустить из поля зрения хотя бы на пять минут. Вот ровно через пять минут и бабахнуло.
В первое мгновение я было подумал, что это дружественный огонь, и начал озираться в поисках надежного укрытия. Судя по силе взрыва прилетел «чемодан» за 152 мм.
Однако новых взрывов не последовало, и у меня закралось нехорошее подозрение, что между этим внезапным «бабахом» и просьбой зама есть прямая связь. Как оказалось, подозрения мои были обоснованными.
Незадолго до этого к Лёхе подошёл местный аксакал.
- Э, камандир, у меня в огороде какой-то железка тарчит, посмотришь, а?
Зам, мгновенно прикинув, что можно будет потом рассчитывать на «благодарность местного населения» и притворно вздохнув, сказал:
- Ну, пошли смотреть. Тока сам понимаешь, я Родину охраняю – времени в обрез.
- Э, камандир, нормально всё будет, да. Тут рядом.
Пришли. Посмотрели. На огороде торчал хвостовик от мины. Трогать - себе дороже. Разминировать? Ну нет, только не сегодня, не с этой долбаной комиссией. Решение было очевидным - подрывать мину на месте. Лёха что-то смутно вспомнил про фугасность и бризантность и повернулся к аксакалу:
- Дедуль, мы ее ща подорвём аккуратно, всё тип-топ, как в аптеке. Но ты - просто на всякий случай – всё-таки стёкла выставь из окон, хорошо? Вдруг чуть сильнее получится, разобьются, тебе вставлять потом...
Лёха побежал к саперам. Он вспомнил, что я когда-то говорил ему, что для подрыва нужны «горные» шашки по 75 грамм. Их он и спросил.
- Тротила нет. Есть пластид. Иди вон там, отпластай себе сколько надо. Лёша примерился и на глазок «отпластал» себе столько, что хватило бы устроить карманную Хиросиму.
На огороде он приладил к своей апокалиптической конструкции огнепроводный шнур и запалил его.
... Когда развеялся дым и окружающие убедились, что они живы, видят и даже что-то слышат, все (включая аксакала) начали оглядываться. В результате участники событий с удивлением обнаружили, что окружающий пейзаж здорово изменился. В частности, отсутствовала сакля со всеми пристройками, загончиками для овец и заборчиками, а на месте грядок зияла приличных размеров воронка.
Аксакал, акцент которого стал еще сильнее, повернулся к Лёхе и, слегка заикаясь, спросил:
- С-слюшай, к-ка-ман-дыр, а зачем ты меня прасил стёкла выставить, а? Куда мне их вставлять-та тэперь? Аксакал смотрел на «воина-освободителя» отнюдь не добрым взглядом, а к месту действия начали подтягиваться другие пейзане. Их вид и общий настрой вызывали серьёзные сомнения в том, что они прямо сейчас начнут забрасывать Лёху цветами.
Лёха как истинный представитель своей профессии сориентировался мгновенно. На лице его отобразился ужас, и он с придыханием произнес:
- Нет, вы только посмотрите, чем эти сволочи вахабитские стреляют? Это же новейшая запрещённая мина, мощнейший боеприпас! Его в Женевскую конвенцию вписали, в ООН отдельное заседание собирали, чтобы запретить!
К тому моменту, когда я подошёл к месту действия, на фоне разрушений несколько местных жителей, раскрыв рот, внимали нашему художнику слова и инженеру человеческих душ. И далеко разносился истерично-надрывный крик нашего боевого товарища замполита:
- Дайте мне в руки хоть что-то, да хоть пилку маникюрную — дойду до Грозного и всех этих гадов вырежу!
Так Лёша умудрился-таки войти в историю «Второй Чеченской кампании». Этот случай, коему я был свидетелем, мне позже рассказывали как байку и лётчики, и спецназовцы, и даже ВВ-шники.
Джохар-сити (г. Грозный), 1995, январь
* Этот эпизод сильно выбивается из хронологических рамок всех предыдущих рассказов. Он относится к тому времени, когда мы, совсем еще молодые парни, прибыли в Грозный для участия в первой Чеченской кампании.
Ах, вы, сени, мои сени!
(Вестибюль, мой вестибюль!)
Русская народная песня.
Мы толпимся рядом с воронкой и молча смотрим в нее. В воронке три тела средней сохранности. То есть покоцаны, конечно, но не в фарш. Явно лица «кавказской национальности». Мы еще не привыкли к виду трупов и и не можем оторвать от них взгляда.
Перед нами стоит офицер и проводит инструктаж:
- Значит так бойцы, это — хорошие духи.
- Почему, товарищ гвардии капитан?
- Потому что они мёртвые. И поэтому с духами надо дружить пока они не умрут.
Такая логика добивает меня окончательно. По-прежнему не отрывая взгляда от трёх изуродованных тел, я спрашиваю:
-Но как же мы с ними будем дружить пока они живые? Ведь они же пока живые — плохие? А мы, получается, по определению, хорошие. А как хорошие могут дружить с плохими?
Офицер из парашютно-десантной роты, судя по его внешнему виду, не спал, не жрал и воевал «нон-стоп» все последние трое суток. Их первым эшелоном вводили, а мы только приехали. Он некоторое время смотрел как будто сквозь меня, а потом устало огрызнулся:
-Слышь, Новиков, морской волк недоделанный, понимай как хочешь, только заткнись и слушай. А хотя не, отставить, заверни-ка чёнить в воспитательных и одновременно развлекательных целях, как ты умеешь.
- Есть, тащ гвардии капитан. ДА, *ЛЯ! БАБУШКУ ИХ В ПЕРЕХЛЁСТ, ЧЕРЕЗ КЛЮЗ РАКОМ! И ТРИППЕРНОГО ОСЬМИНОГА ЕЙ В ЖОПУ!!! САПОГОМ УТРАМБОВАТЬ!!!
Ффу, а и вправду отпустило. И парни зашевелились, вышли из лёгкого ступора.
Офицер замер в восхищении. На лице его расплылась блаженная улыбка:
- Вот, сука, где ты только нахватался? Давно к тебе прислушиваюсь, ты мне обязательно полный справочник составишь, в пяти томах. Чё ж я-то так не умею?
- Да я «потомственный». Папа — военный моряк, генетика, наверное.
***
Нашу первую ДШР ввели не сразу. Первыми из нашего ДШБ в город вошли ПДР и 3-я ДШР.
Мы въезжали в город на БТРах. Как я не описался — до сих пор осталось для меня загадкой. В триплекс смотришь — ну точь-в-точь начальные кадры «Терминатора». По обочинам — груды сгоревшей техники, из люков свисают обгоревшие трупы, запах такой, что кажется вот-вот вывернет. Дома горят. По броне пули щёлкают. Пару раз гранаты из РПГ мимо пролетали. Техника прямо по мёртвым телам скачет.
Я потом смотрел, тела там в сантиметровые блины раскатали. Не сплошным ковром конечно, но много.
В общем, подошли бы ко мне сразу после такой «ознакомительной поездки» и спросили: «Домой поедешь?» Вот ни секунды бы не раздумывал, заорал в голос: «Конечно да! И прям щас!!!»
А потом ничего, пообтёрся, привык, даже начало нравиться.
Но в тот, наш самый первый день на войне, мы испытали настоящий шок. Как вспомню, какими крутыми мы себе казались, когда рвались на войну - смешно становится.
Но вот вошли, определили нам занимаемые позиции. Из наших окон «Дудаевский дворец» хорошо виден. До него метров триста максимум. Хорошо хоть, что наша позиция с той стороны, где торец и окон мало. А то бы вообще нам «дали жизни». Хотя и так мало не показалось.
На позиции мы меняли роту «псковичей», в строю у них осталось 16 человек. Хотя у ВДВ-шников и роты маленькие - человек по 70, но всё равно впечатляет.
Тут же в броню загрузили своих убитых и раненых. Мы хоть, и «двойным комплектом» ехали (для справки - в БТР влазит 27 морских пехотинцев в полной боевой выкладке, по ТТХ — максимум 11, по штату 9), но, слава богу, их всё равно раз в пять меньше, разместили нормально. Но блин, это же потери за какие-то три дня боёв! Что же дальше будет?!
В голове пусто, и только лихорадочно прыгают, несутся по кругу одни и те же мысли:
«Зачем я сюда попёрся? Я отсюда живым вообще приеду?! Меня дома, в ППД, девушка ждёт! Я ж жениться обещал! Я к маме хочу!»
Но ничего. Разгрузились — погрузились. И начали учиться воевать. А главное —побеждать. На войне ведь чаще всего так: не победил — не выжил.
По моим наблюдениям всех «поучаствовавших» можно условно разделить на четыре типа.
Подавляющее большинство, процентов, наверное, девяносто – это нормальные мужики с крепкой психикой. Про войну они вспоминают только к месту и ко времени. Преимущественно «обсасывают» подробности боевых действий в кругу таких же «отморозков». То есть они точно не будут в случайной компании, а тем более в присутствии женщин и детей рассказывать, как громко обсираются при повешении, когда из под ног выбивают табуретку.
Второй тип – это, может, около пяти процентов – категорически не любят вспоминать войну и не будут о ней рассказывать никогда. Наверное для них это было слишком сильное потрясение и возвращаться на войну они не хотят даже в мыслях.
Если в компании попросят рассказать о войне тех, кто по моей классификации относятся к третьему типу (а это, может, один-два процента), они расскажут о войне с удовольствием и обязательно очень смешно. Там прямо не война будет, а финал высшей лиги КВН. Эти почему-то только забавные случаи до людей доводят. Ваш покорный слуга скорее из этой категории.
Ну и есть еще четвёртый тип – самый, пожалуй, малочисленный – менее одного процента, как мне кажется. В какой бы компании и в каком состоянии они не находились – всё обязательно сводится к повести о героически погибших соратниках. Причём несут они какую-то несусветную хрень и искренне уверены, что выслушать подробности про выпавшие из брюшной полости кишки всем необычайно интересно прямо здесь и сейчас, будь то поминки, день рождения или свадьба. Ходят эти персонажи преимущественно в камуфляже и непременно с суровыми лицами. На самом деле это, к сожалению, больные люди, но к счастью, как я уже заметил, их немного.
Остальные жесткой классификации не поддаются, у этих всё зависит от настроения и количества принятого алкоголя.
Ну да ладно, вернёмся к повествованию.
На войне (не только на первой, а и на всех последующих) для меня самым сложным было не умение воткнуть в печень нож, метко стрелять из чужого оружия или быстро поставить или снять мину. Самым тяжелым испытанием становились совершенно тривиальные вещи.
Трое суток не спать и выполнять боевую задачу.
Пять дней не есть – и думать, глядя в карту, о тактике, а не о куске мяса.
Не мыться неделями. И здесь речь идет не о невозможности принять душ или ванну, а о том, что нечем элементарно помыть руки. Как-то раз я решил перешнуровать ботинки, которые не снимая носил неделю. Нет, я конечно понимаю, что морпехи на войне и не должны пахнуть как принцессы, которые пукают бабочками, а какают клубничкой. Но когда я снял обувь, то даже меня эта запашина повергла в шок. Половина обонятельных рецепторов просто погибла в первую же секунду, а вторая половина на всякий случай впала в бессознательное состояние.
Или вот хотя бы, к примеру, вши. Если у вас были когда-нибудь вши, то вы понимаете, что это за мерзость.
Александр II, кажется, говорил, что мужество – это терпение. И я с этим полностью согласен. Вынести всё это – и победить. Или хотя бы просто вынести...
***
Первую неделю из обеспечения у нас было только два момента: вывоз раненных и подвоз боеприпасов. Есть почему-то не хотелось совершенно, но вот жажда мучила постоянно. Я не могу объяснить почему, возможно так организм реагировал на стресс и выбросы адреналина.
В нашем доме верхнего этажа не было. Вернее он был, но представлял собой кашу из перемолотых бетонных плит и мусора, следовательно со снегом были трудности. Трубы отопления, в которых могла остаться вода, прострелили уже даже в подвале. Но пить хотелось – просто жуть. В какой-то момент мы поняли, что откладывать вопрос больше нельзя и сели думать – где взять воды.
Я не хочу сказать что я самый умный, просто мне эта идея пришла в голову раньше других: бачки унитазов. Война в город вошла за пару часов. Заходишь в квартиру – на плите стоят кастрюли, в холодильниках – еда. В шкафах лежат вещи. Это давало возможность поменять носки и нательное бельё на чистый спортивный костюм. Если вы решите, что это мародёрство, пусть так, но другого выхода просто не было. Единственное, что отсутствовало во всех квартирах – это стёкла. Ну и, само собой, не было воды, света и газа. И холод – на улице минус десять, а окна, напомню, выбиты.
И вот мы по всем квартирам нашего подъезда пробежались и нашли 15 полных унитазных бачков. А это почти 100 литров воды. Ледышку вытряхиваешь, изнутри всю механику выламываешь, осколки льда кидаешь в кастрюлю – и на огонь. В общем, напились. Хотя вкус у воды был и не самый изысканный, но в целом это нормальная вода, подаётся она в бачки из той же системы, что и в кран в ванной или на кухне.
Вторая серьёзная проблема, которая перед нами встала во весь рост – чем чистить оружие? Тут низкий поклон Михаилу Калашникову. Автоматы (у нас были АКС-74) засирались так, что когда остывали, то затвор передёрнуть было невозможно. Взводили ногой. Магазин заменил, ногой затворную раму – в заднее положение, затем переворачиваешь – и в переднее. При выстреле из ствола аж искры летели.
Начали по очереди разбираться и чиститься. Чистили пищевой содой, смазывали подсолнечным маслом, по всему дому запах семечек стоял. А у меня третий день на руках – корка засохшей крови. Сначала раненных таскал, потом своих перевязывал, да уже всего и не помню. Всё ссохлось и скукожилось. Да и умыться жутко охота. Воду переводить на это было жалко. Начали искать другие жидкости, разорили все бары. Методом проб и ошибок определились.
Водкой умываться нельзя, очень сильно сушит кожу на лице. Кожа потом начинает жутко шелушиться. Но водкой вполне можно помыть ноги.
Сухое вино не годится вообще, ещё руки помыть – туда-сюда, но очень уж сильно потом воняет. Коньяки, бренди и виски – то же самое. Зато если повезло и нашёл сухое шампанское, лучше всего «брют», то можно налить в каску, сильно размешать, чтобы вышли газы, и – вуаля – уже можно умываться!
На третьи сутки перед нами встала ещё одна практически неразрешимая проблема. Дело в том, что даже военнослужащим и даже на войне нужно иногда спать. И люди стали засыпать. Причем когда угодно и где угодно. Оказалось, что на третьи сутки люди могут запросто заснуть прямо в бою. Цель поразил, начал ствол автомата вести за следующей – и заснул. Всё, аллес, энарджайзер кончился.
Примчался медик, выдал всем бегом по упаковке таблеток с краткой инструкцией:
- По две в сутки максимум, ясно?
Мне тоже передали.
- И чё это за хрень?
- Да медак выдал, чтоб не спать, говорит – по одной в день!
- Ясно.
Посмотрел я на эти таблетки и начали меня разбирать сомнения. Что-то они больно мелкие, а я, вроде, наоборот, не очень. Короче съел я сразу пол-листа – 5 штук. Через полчаса почувствовал неимоверный прилив сил, какое-то бешенство а-ля берсерк, всё вижу и слышу чуть ли не сквозь стены и вообще ощущение, что «ща всех порву нахрен!» В какой-то момент я, кажется, хотел батарею парового отопления от стены оторвать и сыграть на ней "Прощание славянки". Остановило меня только то, что я внезапно вспомнил, что играть ни на каких инструментах никогда не умел. Потом меня резко отпустило. Как шёл – так и упал, будто пулю словил. Растолкать меня смогли только через двенадцать часов. Ну и офицер мне потом за это морду набил.
***
Воевали мы всегда в паре. Для чего? Первое – взаимный контроль, если ранен – вынесут, окажут помощь, а иначе можешь просто потерять сознание и истечь кровью. Второе – помощь в бою.
Хотя с помощью тоже по разному бывало. Пока меня не назначили командиром группы, у меня был напарник, которого мы прозвали "Гамми". Типа, наш пушистый медвежонок. Здоровенный лосяра, абсолютно лишённый страха и чувства юмора.
И вот идёт очередная атака на нашу позицию. Я по квартире мечусь – позиции меняю. Максимум две очереди – и смена позиции. Себя по подсумкам хлопаю – всё, писец, отвоевался. Ни полных магазинов, ни гранат, а духи – вон они, уже в десяти метрах под окнами перебегают. И лица у них тревожные такие, недобрые, как будто всерьёз обиделись на что-то. В этот момент мимо двери пробегает Гамми. Я ему кричу:
- Гранату!
И рукой на окно показываю. Он "эфку" достаёт и в окно швыряет. По закону подлости (я в этом плане вообще «везучий») граната попадает в оконный переплёт и валится мне прямо под ноги. У Гамми глаза на лоб, и он тут же за стену юркнул. Ну а что ему еще оставалось делать? Комната была около двадцати квадратных метров, до входной двери было метров пять наверное. Сам я, если честно, не помню, как дело было. Но вот Гамми потом клялся, что видел, как я со своей позиции у окна, прямо с корточек, покрыл расстояние до двери одним прыжком.
Вообще-то я Гамми специально себе в пару приписал. Я его знал, он служил в отделении, где я был командиром. Так вот этот лось мог вприпрыжку бегать с двумя такими, как я, на горбу, да ещё и с пулемётом впридачу. Эксперементы проводились. Но вот соображал он, к сожалению, медленнее, чем бегал с утяжелением.
И гранаты он кидал очень своеобразно. Тут в чём небольшая тонкость? Если противник бежит на тебя – надо кидать чуть ближе, а если от тебя – то дальше, чтобы он набежал на взрыв. В идеале должно рвануть в воздухе над точкой прицеливания. Это не сложно, просто нужна практика, рука сама «поймет», как надо кидать. Ну ещё учитывать, что замедление 3,7-4 секунды. И вдруг во время боя мне как-то показалось, что мой напарник целится непосредственно в голову. Пригляделся – ну точно! Размахнулся со всей дури и – НА! Есть, попал! Прямо между лопаток. Сначала дух рухнул, а потом возле него и граната взорвалась. Я даже хотел потом предложить, чтобы ему вместо гранат по половинке кирпича выдавали – разницы-то, по-моему, всё равно никакой, а экономия боеприпасов налицо.
***
А еще я почти сразу «прославился» на весь батальон.
Из-за страшной антисанитарии у всех поголовно было жуткое расстройство желудка. Стадии от мыслей «может в туалет сходить?» до мата про себя «вот где теперь новые трусы брать?» протекали мгновенно – одна минута максимум, какие бы усилия ты не прилагал. Позже медики всех заставили на железном листе сухари из сухпайков обугливать (только, чтобы обязательно пламени не было) и эти угли есть в диких количествах. Помогло вроде.
И вот я мечусь по всему дому – ищу место, чтобы подумать о вечном. Туалет-то есть, но он в подвале, и я трезво оцениваю перспективы – не добегу. Спокойно присесть негде, все более-менее уютные местечки заняты. Там радист в рацию орёт. Здесь раненные стонут. Тут боеприпасы лежат. А ведь место желательно поукромнее выбрать, такое, чтобы самого в процессе не грохнули.
В общем, остановился уже на верхнем этаже. Как я и говорил, верхний этаж – сплошная груда обломков железобетонных плит. Нашёл кое-как место, расположился в позе орла, ухватился покрепче за торчащую из обломка плиты арматурину, чтобы на струе ненароком не взлететь. И тут вижу, что в ничейном доме, что стоит напротив через улицу, бой идёт. Какой-то дух из окна осторожно выглядывает, явно пасёт кого-то.
Ну, я автомат вскинул, не меняя позы, жду, когда он окончательно высунется. А сам только молюсь, чтобы он меня не услышал. Звуки мой организм издаёт – как баллистическая ракета на старте. Смотрю – не, нормально, не слышит, увлёкся очень.
И вот он в оконный проём высовывается, автомат вскидывает, а я его уже на прицеле держу. Ну, что говорить, попал. Цель в окне очень живописно повисла, как в кино прямо. От переизбытка чувств я во всё горло проорал: «Первый нах!!!», потом завопил что-то из серии «всех убью один останусь». После чего начал какой-то танец папуасский исполнять, при этом штаны с трусами по колено спущены. Вдруг чувствую, что сзади кто-то есть. Оборачиваюсь – стоят НШ батальона и командир миномётной батареи с рацией.
Автомат на плечо, принял подобие строевой стойки, про штаны я уже вам говорил.
- Новиков, ты чё, совсем с крышей поссорился и распрощался, окончательно?! Никаких уже «вернись, я все прощу»?
- Никак нет! Веду огонь из личного оружия и наблюдаю результаты!
- А-а-а, понял. Ну, свободен тогда.
- Есть!
Уже спускаясь по лестнице расслышал обрывки разговора в полголоса: «Медиков вызвать... дурка... освидетельствование...»
А когда всё наконец разъяснилось, меня ещё целую неделю весь батальон подкалывал. А комбат потом говорил, что у него бойцы духов валят из любых положений, а некоторые – так даже в процессе дефекации.
