Эмиграция. Где свобода - самообман

В любой стране с тоталитарным государственным строем всегда отрицательно относились к фактам выезда за границу своих граждан. Даже в царской России существовал тайный список неблагонадежных лиц, которым запрещено было покидать пределы страны. К ним относился, например, А.С.Пушкин, так ни разу не побывавший за рубежом. Были и свои диссиденты, такие как Герцен, проживавший в Англии, обличая оттуда пороки царизма. Но все это история 19-го века. Гораздо ближе и понятней нам то, что происходило в Советском Союзе, особенно в те годы, которые читатели старшего возраста прекрасно помнят. Тем не менее, напомню, что с самого начала установления Советской власти в нашей стране легальный выезд из РСФСР, а позднее из СССР, ограничивался властями. Тех, кто покидал страну нелегально или не возвращался после официального визита, считали изменниками Родины и приговаривали к суровым мерам, вплоть до конфискации имущества и расстрела. Термин «невозвращенство» был впервые сформулирован в СССР в 1929 году, когда вышло Постановление ЦИК СССР «Об объявлении вне закона должностных лиц — граждан СССР за границей, перебежавших в лагерь врагов рабочего класса и крестьянства и отказывающихся вернуться в Союз ССР». Вскоре был принят и соответствующий «Закон о невозвращенцах».

В хрущевские годы наблюдались некоторые изменения. В Уголовном кодексе РСФСР от 1960 г. появилась отдельная 64-я статья: «Измена Родине, то есть деяние, умышленно совершённое гражданином СССР в ущерб суверенитету, территориальной неприкосновенности или государственной безопасности и обороноспособности СССР: переход на сторону врага, шпионаж, выдача государственной или военной тайны иностранному государству, бегство за границу или отказ возвратиться из-за границы в СССР, оказание иностранному государству помощи в проведении враждебной деятельности против СССР, а равно заговор с целью захвата власти, — наказывается лишением свободы на срок от десяти до пятнадцати лет с конфискацией имущества и со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без ссылки или смертной казнью с конфискацией имущества»… Вот так в советские времена относились к изменникам.

Уже в 60-е годы я начал сталкиваться с проблемой выезда за рубеж. В те времена вошли в употребление слова – “невыездные”, “невозвращенцы”, “отказники” и “отвал”. В Интернете можно найти списки невозвращенцев самых разных периодов в истории Советского союза. Там есть представители разных видов деятельности: дипломаты и политики, спортсмены, артисты балета, музыканты, летчики, моряки и целый ряд других. Отношение к невозвращенцам постоянно менялось, то несколько смягчаясь, то вновь ужесточаясь, в зависимости от степени конфронтации СССР и Запада.

Выездные визы подразделялись на много разных категорий. Прежде всего – для долгосрочной работы (дипломатам и посольским работникам, техническим специалистам и консультантам на строительных объектах в слаборазвитых странах, морякам дальнего плавания и т.п.). Потом шли кратковременные визы (гастроли, туризм). Как правило, такие визы были одноразовыми. Когда Израиль добился разрешения выпускать советских евреев на «историческую родину», то возникла масса новых проблем. СССР старался делать все, чтобы свести к минимуму утечку из страны граждан с «пятым пунктом». Так появилась категория «отказников». Для тех, у кого не было возможностей получить никакую из виз, оставался один выход – пересечь границу незаконным путем. Либо просто ногами, найдя, например, в глухом северном лесу советско-финской границы прозрачный участок, либо даже попытаться угнать самолет за границу, как это было в случае с семьей Овечкиных.

 

Нежелание выпускать своих граждан за пределы страны привело ко многим негативным последствиям, только подогревая у многих желание “свалить”. Недоверие и подозрительность властей к согражданам приводило лишь к обозленности даже у тех, кто и не собирался эмигрировать. У советских девушек появилась реальная возможность вполне законно покинуть страну – это выйти замуж за иностранца, желательно из капстраны. Началась охота за приезжими иностранцами и одновременно - создание властями всяческих препон при оформлении таких браков.

В те далекие времена из СССР бежали по разным причинам. Большинство простых людей «сваливали», устав от вечного дефицита, в потребительских мечтах о продуктовом рае, где в супермаркетах можно купить все, что душе угодно. Где есть возможность зарабатывать и тратить любые деньги. У других были более серьезные причины - несогласие с политикой партии, неприятие коммунистической идеологии, отсутствие свободы вероисповедания, свободы слова, свободы творчества. Для творческих людей возможность реализации своих идей, не говоря уже о достижении популярности, если не славы – очень важный стимул. Я помню, как многие деятели нашей культуры эмигрировали на Запад в надежде прославиться там, достичь более высокого уровня признания и соответствующего материального благополучия. В 60-е и 70-е годы, когда невозвращенчество приравнивалось к измене Родины, бежать осмеливались самые рискованные граждане, которым терять здесь было нечего, или же те, кому заранее был гарантирован успех на Западе. Оставались на Западе чаще всего во время туристических поездок, зарубежных гастролей и спортивных турне, а также сбегали из официальных командировок на какие-нибудь научные конференции или симпозиумы. После каждого такого ЧП страдала масса людей. В первую очередь - члены так называемого “треугольника”: секретарь парткома, председатель месткома и начальник отдела кадров, подписавшие характеристику. Затем - начальник тур-группы или делегации, который “не усмотрел”. Начальника отдела кадров могли уволить, секретарь парткома получал партийный выговор. Но главное - cтрадали родственники сбежавших, у которых начинались большие проблемы, специально создаваемые властями. Сбегавшие ставили под удар судьбу своих близких, оставшихся на Родине, что становилось для многих особой моральной проблемой.

Основная масса невозвращенцев была из среды классических музыкантов, артистов балета или спортсменов. Таких как Рудольф Нуриев, Михаил Барышников, Александр Годунов, Белоусова и Протопопов, Виктор Корчной. Госконцерт в советские времена в капстраны ни наших эстрадников, ни джазменов практически не посылал. Одним из первых случаев бегства за рубеж двух наших джазменов – контрабасиста Игоря Берукштиса и саксофониста Бориса Мидного произошел в 1964 году. Они, находясь в Японии в составе Студии эстрадно-циркового искусства, попросили политического убежища. Их практически вынудили сделать ряд политических заявлений по поводу отсутствия свободы в Советском Союзе, что моментально было передано по “вражеским голосам”. После этого доверие к джазу, которого мы с таким упорством добивались все предыдущие годы, рухнуло в одночасье. Это и послужило главной причиной резкого ограничения посылки джазовых коллективов за рубеж, даже в страны Соцлагеря, сбежать откуда было практически невозможно.

Но вот наступили новые времена. В постсоветской России были сняты практически все запреты на въезд и выезд. Никто из выезжавших не попадал в разряд изменников. К тому же, оставалась возможность при необходимости вернуться, причем в свою же квартиру, которую никто не отбирал. Помню, как я впервые поехал в Америку, сперва в качестве преподавателя в Оклахомский Университет, а позднее неоднократно с концертами «Арсенала». И постепенно прозрел, обнаружив, что наша аудитория состоит из моих бывших поклонников, эмигрантов, соскучившиеся по прошлому. Да и организовывали наши гастроли по Америке в прошлом советские импресарио, давно слинявшие в Штаты. Что касается американской аудитории, то она постепенно потеряла интерес ко всей советской эстраде, утратившей оттенок политической скандальности, став вполне официальной. Так что, о наших гастролях по американским городам знали только бывшие соотечественники. Когда кто-нибудь из российских поп-звезд начинал похваляться своими зарубежными гастролями, я уже понимал их истинную цену. Единственно, что осталось неизменным, это популярность в среде изысканной американской аудитории советского балета и исполнителей-виртуозов классической музыки.

В новые времена число эмигрантов заметно увеличилось. Германия, желая загладить вину за холокост, начала принимать евреев, предоставляя им пенсию, бесплатное жилье и медицинское обслуживание. В Израиле с давних пор принимали желающих эмигрировать из СССР и европейских стран с условием доказательств принадлежности к еврейству. По иудейским законам настоящим евреем считается тот, у кого мать - еврейка. Среди моих близких друзей, эмигрировавших в Израиль, было много таких, кого мы в шутку называли «неправильными евреями». Живя в Советском Союзе, они, имея по отцу еврейскую фамилию, но русскую мать, испытывали на себе все прелести антисемитизма на всех уровнях. От бытового до государственного. А при оформлении документов на жительство в Израиль им давали понять, что въезд разрешат, но во всем остальном им будет отказано. И в графе «национальность» ставился прочерк. Некоторых это вполне устраивало, поскольку в данном случае отпадала необходимость обязательной службы в армии.

В Америке, стране, созданной эмигрантами, отношение к желающим переселиться туда всегда было непростым. Упомяну лишь, что во времена «холодной войны» советским гражданам, особенно еврейской национальности, получение визы и оформления вида на жительство американской миграционной службой было значительно упрощено. Правда, к концу 90-х годов граждане из России стали оформляться на общих основаниях.

Все это я попытался описать с позиций человека, которому никогда в голову не приходила мысль об эмиграции. Эту мою привязанность к месту, где я родился, я почувствовал давно, когда начал надолго отлучаться из Москвы, разъезжая с гастролями по городам и республикам Советского Союза. Особенно меня начинало тянуть обратно домой, когда я подолгу находился в городах с экзотической древней среднеазиатской культурой – в Ташкенте, Алмате, Душанбе или Фрунзе (ныне Бишкек). А также в городах Прибалтики, где сохранилась по-европейски высокая культура. Меня восхищали и архитектура древних городов, и чистота, и кафе с какими-то особенными пирожными. Тем не менее, я с первого же посещения Таллина или Риги понял, что жить здесь мне не захочется никогда. Более того, те же чувства я испытал, когда впервые, будучи еще студентом Архитектурного института, попал в Ленинград на ознакомительную практику, на целый месяц. Уже тогда этот красивый город показался мне абсолютно чужим, принципиально отличающимся по своей энергетике от Москвы.

 

 

Ну а первые поездки за рубеж – в Индию, Германию или США, окончательно убедили меня в невозможности жить где-либо кроме Москвы. Максимум времени, что я мог находиться там, не испытывая душевного дискомфорта – это две недели. Затем начинал считать дни до момента возвращения. И в этом нет никакой моей патриотической заслуги. Просто я так устроен, как, впрочем, и большинство представителей больших оседлых народов. И поэтому могу понять представителей тех наций, судьба которых исторически связана с постоянной сменой мест проживания, с отсутствием постоянной Родины. И не осуждаю тех людей, которые могут с легким сердцем переселиться в Израиль, Германию или Америку и комфортно жить там, не испытывая тоски по России. Мне же спокойнее всего жить в родной Москве.

 

Источник: http://politrussia.com