Эпоха постправды: новые поводы для войны

Манипуляции общественным сознанием существовали во все времена. Сейчас это так называемая «постправда», формирующая восприятие не на основе объективных фактов, а на базе эмоций и личных убеждений. Сам термин появился в начале 90-х годов прошлого века в связи с американской операцией «Буря в пустыне». Ранее это именовалось просто – пропаганда. В настоящее время, когда все информационное пространство заняли социальные сети и интернет-ресурсы, постправда приобретает особое значение. Она способна влиять на процессы стратегического масштаба. Любое стратегическое событие способно стать поводом для войны – в первую очередь холодной и, вполне вероятно, вылиться в реальное вооруженное противостояние. Одним из первых эту сентенцию произнес отставной британский генерал Адриан Брэдшоу:

Ложь во благо и наоборот

«Фейковые» новости, кибервзломы и политическое воздействие против одной из стран НАТО могут быть расценены как акт агрессии против всего альянса».

Позже слова Брэдшоу подтвердил генеральный секретарь НАТО Йенс Столтенберг, заявивший, что кибератаки против членов Североатлантического альянса могут рассматриваться как повод для настоящей, вполне осязаемой войны. Вплоть до того, что НАТО будет в таких случаях всерьез рассматривать применение пятой статьи, предусматривающей организованный ответ всего альянса на нападение на одно из государств – членов. В НАТО давно поняли все прелести кибервойны и информационного противоборства. Главное преимущество таких методов – в полной недоказуемости акта агрессии. Отработку приемов, своеобразные «учения», мы уже неоднократно видели на примерах выборов президента США, в которых Россия оказалась в числе обвиняемых. Логика проста – если что-то для высшего истеблишмента случается не так (победа Трампа), в этом проще всего обвинить заграничного врага. Во-первых, во многом это снижает ответственность за провал, а во-вторых, лишний раз натравливает электорат на оппонентов. О том, что нет никаких прямых доказательств вмешательства России в американские выборы, решено не упоминать. Перед нами типичный пример распространения постправды в информационном поле интернета. За десятилетия в сети сформировался типичный портрет потребителя «неполноценной правды». Прежде всего, это человек, с уважением относящийся к различным эксклюзивным расследованиям и «утечкам» информации. Факты здесь не играют решающей роли, самым важным становится эмоциональность подачи и шоковый эффект. Например, в 2018 году газета The Times of London на полном серьезе рассказала о 75 тыс. информаторах Кремля в британской столице. Лет шестьдесят назад такую откровенную утку за пределы читальни никто бы в здравом уме не вынес. Сейчас же пользователи социальных сетей за пару-тройку кликов выпускают информационного джинна на свободу. Репосты и лайки делают фейковую новость вполне реальной, и уже через несколько часов о ней говорят по всей Великобритании, а через несколько дней – по всему миру. На руку постправде играет и практически полное отсутствие фильтров в социальных сетях и поисковых системах. Впрочем, отсутствие критического мышления в головах пользователей и популизм также является благодатной почвой для манипуляции. Антиинтеллектуализм – это, похоже, наше будущее.

Мрачное будущее постправды

Интернет-пространство перевернуло логику взаимодействия СМИ с читателями. Раньше это была преимущественно односторонняя коммуникация – пользователь воспринимал написанное без возможности комментировать публично. Сейчас же посетители могут не только поддерживать информацию, но и опровергать, предоставляя неопровержимые «пруфы». При этом под якобы «фактами» обычно подписываются либо анонимы, либо вообще фейковые персонажи. Особенно остро эта проблема отсвечивает в социальных сетях. Примеры сплошь и рядом: Telegram-канал NEXTA в прошлом году во время протестов опубликовал видео с пятилетней девочкой, которую избил белорусский ОМОН в Гродно. Шоковый контент тут же разошелся по всему миру. Девочке действительно не повезло, но только вот травмы она получила в результате ДТП. Задача выполнена – эмоциональный фон создан, а протестная волна в Белоруссии получила новое топливо. Фейковое творчество в сети постепенно автоматизируется – контента необходимо много, и человеческих ресурсов порой не хватает. Так называемые боты не только ставят лайки и репостят материалы, повышая его рейтинги, но и создают фейковые страницы, подстраивают информацию под интересы большинства, успешно мимикрируют под реальные личности. На вершине пирамиды постправды расположились технологии искусственного интеллекта вкупе с «глубокими фейками» (deepfake). Здесь вообще никто не знает, что делать с этим добром, настолько серьезное влияние на массы они могут оказать. Возможности синтезировать вполне реальные видеоизображения известных личностей настораживают политиков по всему миру. Нет ничего невозможного в создании видео, на котором условные американские военнослужащие сжигают Коран, или как смоделированный премьер-министр Израиля обсуждает планы уничтожения политической элиты Ирана. Это, кстати, не выдумки автора, а фантазии издания Foreign Affairs. От себя добавим, что также легко и непринужденно можно сфабриковать доказательства с камер наблюдения – люди могут находиться там, где никогда не были. Именно поэтому в 2018 году несколько конгрессменов обратились к директору Национальной разведки с просьбой оценить потенциал фальшивых аудио-, видео- и фотоизображений. Спустя год в Комитете по разведке Палаты представителей запустили масштабную программу

«изучения угроз национальной безопасности, создаваемых поддельным контентом с поддержкой искусственного интеллекта, способов его обнаружения и борьбы с ним, определения роли государственных органов, частного сектора и общества в целом в деле противостояния потенциально мрачному будущему постправды».

Из всего этого выкристаллизовывается главный тезис: кто будет управлять всей «фабрикой фейков» – у того в кармане будут ключи от всего мира.В XX веке на первый план вышла ядерная гонка – страны, успевшие обезопасить себя оружием массового поражения, до сих пор в привилегированном положении. В XXI веке атомной бомбой уже никого не удивишь, а вот развитым кибернетическим оружием вполне можно впечатлить. О том, что неподконтрольное использование таких технологий может стать очередным Глейвицким инцидентом, ставшим формальным поводом для Второй мировой войны, ни для кого уже не секрет. Если сам Столтенберг упоминает кибератаки, как повод для применения пятой статьи устава НАТО, то кто мешает третьим государствам разжечь войну США/НАТО с Россией? Или кто помешает Североатлантическому альянсу, например, создать кибернетический casus belli? До сих пор нет полноценных инструментов по отслеживанию и фиксации хакерских атак, киберпреступлений и информационных вбросов. А если нет техники контроля, то можно все. В этой связи очень двусмысленно выглядит реакция Соединенных Штатов на инициативу Владимира Путина создать международную структуру по информационной безопасности. The New York Times цитирует ответ помощника генерального прокурора США по национальной безопасности Джона Демерса, который назвал идею: «циничной и дешевой пропагандой». Такая жесткая риторика говорит об одном – Вашингтон чувствует себя неуязвимым в данной истории. Когда ситуация действительно прижимала, США охотно шли на сокращение ядерного оружия. А сейчас любые компромиссы воспринимаются как слабость, а не проявление доброй воли. И для этого есть все основания – с 2018 года Вашингтон и Лондон объединены «Когнитивной стратегией», нацеленной против российской государственности. Похоже, Запад окончательно освоил правила войны в социальных сетях и на информационных площадках. В рамках стратегии создается обширный штат комментаторов различного толка и экспертов, объединенных антироссийским контентом. Рычаги влияния западных структур в России известны – это и различные некоммерческие фонды, получающие соответствующие гранты, и ангажированные журналисты, к которым в последнее время добавились новые лидеры мнений – блогеры. В такой ситуации России приходится либо пытаться противостоять внутренней фильтрацией контента через стигматизацию глашатаев западной пропаганды (кейсы «иностранных агентов»), либо пытаться установить четкие правила игры на международном уровне. Если с первым все пока относительно неплохо получается, то вторая инициатива откровенно буксует.

Попытка определить правила