Международная конференция на высшем уровне в Глазго, благодаря существенному расширению большой двадцатки, теперь уже хорошо известна, как COP26, и считалась сугубо «зелёной». Этому отвечало и официальное название – «Конференция сторон Рамочной конвенции ООН об изменении климата».В нынешних реалиях – это едва ли не гарантия успеха, но злые языки назвали саммит провальным ещё до начала. А как иначе – ведь в старинный шотландский город не приехали сразу три лидера тех стран, которые делают очень и очень значительный вклад в загрязнение окружающей среды – Китая, России и Бразилии. Тот факт, что российский и бразильский президенты, а также лидер КНР не прибыли в Глазго по вполне достойным причинам, европейская и американская пресса просто проигнорировала. Однако сама большая «зелёная тусовка», похоже, показала, что дело-то вовсе не в присутствии и отсутствии первых лиц. Дискуссии в Глазго неожиданно для непосвящённых оказались вполне конструктивными. Вместо примитивной пропаганды всё обернулось достаточно глубокой и убедительной презентацией реальных дел и конкретных проектов. И на первые роли вышли не агитаторы, а профессионалы. Трендом саммита в Глазго стало – «не допустить превращения глобального экологического тренда в очередную кормушку для бюрократов нового поколения». И как раз это, по всем внешним, по крайней мере, признакам, стало причиной того, что как только COP26 закончился, мировые СМИ его сразу «забыли». Но забыли и ещё по одной причине. Не в последнюю очередь потому, что именно в Глазго многие обратили внимание на большие перемены в менталитете самой экологической политтусовки. Которые уже случились с тех пор, как «зелёные» партии впервые заявили о себе всерьёз. Мало кто обратил внимание на то, как во многих СМИ, давно записанных в «консервативные» и даже «реакционные», теперь оценивается само появление на свет неформальной «партии Греты Тунберг». Раньше они в большинстве просто «обожали Грету и её друзей».Сегодня всё обстоит уже не совсем так – экологическое движение всё чаще именуют декоративным, и вообще характеризуют как попытку спасать отнюдь не планету, а, собственно, экологическую идею и само движение экологов. От кого спасать? Похоже, от самих себя. И уж если быть абсолютно точными – спасать от политиканов, готовых присвоить себе монопольное право диктовать условия, как самого пресловутого энергоперехода, так и того, кто и как будет рулить процессом.
Зелёный чиновник – тоже чиновник
Адаптация и утилизация
Отметим, что Россия, в отличие, например, от США, которые в случае необходимости готовы плевать на любые нормы, и среди прочего – на Парижское соглашение по климату и «ядерную сделку», по части экологии весьма толерантна. Так, в Глазго наша делегация без ненужных споров присоединилась к сбору в размере 5 % с оборота углеродных единиц.Этот сбор «зелёные» уже записали в перечень своих великих достижений. Но о том, как они умеют считать, свидетельствует хотя бы вот такое наблюдение, которое, кстати, было обнародовано и в Глазго. В ходе одного из семинаров, когда очередной профессиональный эколог выступил с презентацией очередного проекта по ветроэнергетике, весь эффект испортил кто-то из журналистов.
Тот просто напомнил, что установка мощностью всего в 2 мегаватта, что-то вроде котельной для одного городского квартала, изготавливается из 260 тонн стали, или, что ещё хуже, хотя теперь более модно – из композитных материалов. Сколько железной руды или иного исходного сырья, а также электроэнергии, а значит – нефти или угля, потребуется для их производства, коллега озвучить не успел. Его спич аккуратно, не бесповоротно «забанили», как это теперь называется. Тем не менее осадок никуда не делся, и авторы, вернувшись из Глазго, разыскали многочисленные публикации, что называется «в тему». Однозначно свидетельствующие, что пока ни одна, самая современная из «ветряных мельниц», не способна выработать столько энергии, сколько реально вложено в её изготовление.Об утилизации вообще умолчим, поскольку любые споры о необходимости адаптировать мировую экономику к изменению климата считаем неконструктивными. И сами же голосуем за создание пресловутого адаптационного фонда, который будет формироваться за счёт тех самых 5 процентов.
Пять процентов надежды
Нельзя забывать, что 5-процентный налог будет собираться лишь с тех углеродных единиц, которые авторизованы на международном уровне специальным органом при ООН. Дискутировать же с ООН – это, согласитесь, не наш подход. Тем более что, как напомнил глава российской делегации в Глазго вице-премьер правительства РФ Алексей Оверчук (на фото), к централизованному механизму признания экологического вреда присоединились все страны, которые участвовали в COP26. Напомним, что российскую позицию о необходимости «сделать низкоуглеродное развитие источником роста и диверсификации экономики, а не её тормозом», озвученную министром экономического развития РФ Максимом Решетниковым, никто в Глазго даже не пытался оспаривать. Не исключено, что из-за коллапса с ценами на газ.Но, помимо этого, в Глазго был сделан первый и самый важный шаг к признанию «зелёной» атомной энергетики. Причём это стало логическим продолжением признания принципа технологической нейтральности, который наша страна сейчас отстаивает вместе с Китаем и рядом развивающихся стран.Суть этого принципа сводится к тому, что «недопустимо дискриминировать результаты сокращений выбросов и увеличения поглощений в зависимости от технологий, которые их обеспечили». По словам российского министра, «если технология, решение или тип проекта помогает снизить нетто-эмиссию, это должно быть признано как реальное сокращение». Решетников также отметил, что
Фото: government.ru«для сохранения климата важно сокращение или поглощение двуокиси углерода, а не кто и как этого добился. Наш выбор – меньше эмоций, больше расчётов. Ищем баланс, чтобы выполнить международные обязательства и обязательства перед российским бизнесом и гражданами».
Вряд ли есть необходимость объяснять, что в первую очередь такой подход должен распространяться на атомную и гидроэнергетику. Тем более что вести дело к сокращению выбросов и выпускать углеродные единицы, очевидно, уместно в первую очередь там, где энергетические проекты более эффективны и приносят реальную выгоду.Российская делегация в Глазго не только отстаивала мирный атом и билась за проценты, но и представила что-то вроде проекта создания национальной системы климатического регулирования. Проект опирается на нормы федерального закона «Об ограничении выбросов парниковых газов», но по целому ряду параметров его можно назвать прорывным. Среди прочего, он предполагает запуск эксперимента по квотированию выбросов парниковых газов и торговле квотами на Сахалине. Вице-премьер А. Оверчук, покидая Глазго, напомнил журналистам, что:
«российская позиция – это прагматичный и просчитанный переход на экологичные технологии. Когда главное – не ухудшить, а наоборот, улучшить качество жизни и ускорить рост экономики».
0
