Описание событий за 1941-й год тут
Здесь же приводятся фрагменты посвященные кампании 1942 года и битве за Сталинград.
2 января 1942
Теперь они боятся «наполеоновского отступления» и говорят о фанатичной обороне, запрещая всякий отход. Так что нас должны были окружить.
Мероприятия по оказанию помощи столь редки и малы, как капля в море, и всегда запаздывают. Меня самого заставили удерживать позиции, которые уже невозможно было оборонять. Я вчера сказал командующему, что он сам может начинать обратный отсчет дней, которые он еще продержится, пока его не выдавят на юг. Его сюда послали как волевого человека, так пусть теперь он с учетом всех обстоятельств проталкивает наш взгляд наверх или заявит, что возвращается к командованию корпусом. Ответом было, что, мол, все должны стоять там, где стоят. Теперь Кейтель строит из себя «волевого». Но и для них еще всё изменится. Настолько невыразимо угнетающе, когда видишь всё, что надвигается, неизбежность этого, и что все слова — как об стенку горох, а значит, судьба беспощадно приведет в исполнение свой вердикт. В целом так и произойдет. Я более не беспокоюсь об общем ходе дела.
3 января 1942
Сегодня у нас -35°, а некоторые говорят и о -42°. Русский, похоже, этого не чувствует. Раз за разом он атакует, да и должен атаковать в столь благоприятной для него ситуации. Он надеется уничтожить нашу армию и поэтому не может останавливаться. Как тут всё обернется, я не знаю. Лишь один Бог тут может помочь.
6 января 1942
Если говорить о Клюге или Кюблере (наш новый командующий армии), то все они боятся того, кто на самом верху. А сверху идут лозунги вроде «никакого наполеоновского отступления» — оставляйте фланги открытыми и дайте противнику время спокойно обойти вас и атаковать с тыла. Надеемся на прибытие свежих дивизий. Но они добираются столь медленно, капля по капле, и их число слишком мало, чтобы нас вытащить. Так что русский выиграет свою первую битву на уничтожение против нас.
<...>
И всё-таки тяжело принять такую судьбу, когда столь очевидно, что причиной всему несколько упрямых голов и что можно было бы всего избежать, если бы было принято одно масштабное решение на отступление три недели назад, 14 дней назад, да даже 5-6 дней назад. Предложений о таковом поступало достаточно. Но новое верховное командование сухопутных войск всё отвергает и взвешивает, стоит ли отдать 20 километров из 1200 уже завоеванных или нет. При этом совершенно безразлично, где мы в России закрепимся. Я думаю, что придет время, и они обо всем пожалеют. Но для нас самих, вынужденных страдать, это ничего не меняет. Уже сейчас положение вещей невообразимое.
20 января 1942
Мы практически окружены тут, под Юхновом. Если не произойдет чудо, в ближайшее время судьба приведет в исполнение свой вердикт. Все обещанные мероприятия по поддержке провалились. Ни одно из всех обещаний и утешений относительно помощи не стало реальностью. Если всё же что-то и дойдет, будет «слишком поздно» — фраза, которой можно описать всё руководство военными действиями и решения фюрера. Он приказал нам держаться здесь, против совета всех специалистов. Он без всякой на то надобности создал эту ситуацию.
Я столь часто и столь громко взывал к Господу. До сих пор Он не послал никакой помощи. Душераздирающ и беспощаден вердикт судьбы, и с каждым днем конец всё ближе. Но теперь уже недолго осталось. Всему есть конец.
21 января 1942
Вчера вновь был день, наводящий уныние. С севера и юга русский собирался взять нас в клещи. Все возможные осуществляемые контрмеры на тот момент ни к чему не привели. Неумолимо и окончательно мы готовились к тому, что уготовано судьбой.
Внезапно мне позвонили и сообщили, что я назначен командующим 4-й армией вместо лишь недавно принявшего ее генерала Кюблера. И меня невредимым тут же выдернули из гущи событий. Это была Божья воля, сотворенное Им.
<...>
Встретил генерала Кюблера. Он был смещен после того, как сказал фюреру, что считает невозможным удержание армией шоссе и Юхнова. Может, он и прав. Но поскольку он не продемонстрировал безусловной веры и так высказался, его сняли.
24 января 1942
Вообще условия совершенно дикие. Повсюду в тылу шастают партизаны, десантники, лыжники. Когда же наступит момент, когда требования ситуации превзойдут возможности наших войск?
<...>
Вчера вечером из далеких далей мне позвонил Хартмут (сын Хейнрици) и поздравил меня. Я не мог ему сказать, в каком положении мы находимся — практически безнадежном.
28 января 1942
И в подобную ситуацию нас постоянно заводит приказ фюрера всё удерживать. Роммель смог отойти и затем одержать победу, мы же должны держаться и отдавать инициативу противнику. Мое нутро зачастую восстает.
Несмотря на это, все притворяются, что всё должно хорошо закончиться. Я не знаю, что из этого выйдет. Если бы что-то хорошее.
4 февраля 1942
Обратную дорогу сегодня утром опять перерезали. Русский там атаковал всеми своими силами и вышел на нее танками. Так что назад нам пришлось лететь. Только что пережили экстренную посадку, поскольку два мотора «Ю»153 отказали, когда мы подлетали к аэродрому в Рославле. Когда ехали назад на командный пост, то случилась небольшая автоавария. Воистину нас кто-то хранит. При аварийной посадке в снег самолет встал бы на нос.
Если еще 3 дня дела будут идти хорошо и Господь нам поможет, то, быть может, мы покамест сможем вырваться из котла. Выживаешь тут только на коньяке и сигаретах.
5 февраля 1942
Что у нас с дивизиями? В них от 400 до 600 пехотинцев, по сути это батальон. Взамен более 10 000 выбывших мы не получили и 500 человек пополнения. Это обещанная нам еще с Рождества помощь, а сейчас уже февраль. Парням с обмороженными конечностями не позволяется идти в лазарет, поскольку наша численность тогда сильно падает. На фронте распространяется отчаяние. Сколько еще? Пока русская зима не превратится в грязь! Это в апреле. Еще восемь недель!
11 февраля 1942
Моя любимая Гизелочка, дела у нас очень-очень трудные. Словно бешеный зверь, нас беспрерывно атакует противник — при трех-, четырехкратном превосходстве, — а мы уже десять недель как находимся на выступающем уголке. Несколько раз нас почти удалось окружить. Порой можно отчаяться. Господь помогал нам в последний момент. Без Него, пустившего врагу пыль в глаза и не давшего ему распознать свой шанс, быть бы нам совсем в отчаянном положении.
16 февраля 1942
Это просто чудо, что армия еще существует. Своими силами мы бы не выстояли, если бы противник верно действовал. Он считал, что с нами покончено, и думал, что силами, которые были в его распоряжении для удара по нашему тылу, можно достичь и больших целей. Он забыл, что лучше синица в руках, чем журавль в небе. Это и есть причина, по которой до сего дня всё обошлось. Но на эту причину мы, люди, никак повлиять не могли. Здесь вмешалась Высшая сила, диктующая смысл сущего. Без Него наше окружение стало бы фактом, с которым мы не могли бы ничего поделать.
28 февраля 1942
Гитлер борется за признание его позиции. Оттягивает решение. Соглашается только после того, как перед концом совещания Клюге поддерживает запрос и описывает дорогу Юхнов-Гжатск как непригодную. Ф[юрер] говорит, что по сути не важно, стоим мы в 10 километрах западнее или восточнее Юхнова. Теперь, когда, по его мнению, фронт стабилизировался, он не будет спорить о нескольких километрах. Его, быть может, считают «твердолобым», поскольку до этого он железно выступал против любого отступления. Это было необходимо, чтобы стабилизировать фронт в целом. Были люди, которые считали, что наше дело пропащее. Только приказав безоговорочно удерживать линию фронта, он смог противостоять панике. (В общем смысле — очень правильно, но в частностях — взгляд неверный. В этой ошибке коренятся наши постоянные кризисы и высокие потери.)
9 марта 1942
Это уже не просто тревожная обстановка — там целая новая армия, которую доставленные по воздуху офицеры и комиссары набрали из населения, из бывших военнопленных, из партизан. Оружия, включая артиллерию, и боеприпасов в этом районе после Вяземского сражения имеется в достатке. Когда всё это сознаешь, закрадываются сильные сомнения в том, что противник остановит свое наступление с приходом весны. Напротив, может сложиться впечатление, что он думает так: мой план по уничтожению германской армии в зимний период не удался. Но я ее крепко поколотил. Теперь не останавливаться, а, напротив, продолжать, и летом ей окончательно придет конец.
Зима и атаки противника продолжаются. Всё время та же картина, всё время те же события. Всё так же мы не избавились от давления, заставляющего не просто сражаться, а бороться за свою жизнь. В этой борьбе мы стали чуточку сильнее, что не отменяет факта того, что она тяжела, ответственна и полна огорчений. Если бы напряжение наконец ослабло! Когда же прекратится этот исступленный навал! Мы в корне заблуждались относительно численности, возможностей и упорства русских. То же касается и организационных возможностей, и помощи, предоставляемой им.
12 марта 1942
Приходится признать: хотя русскому и не удалось выдавить нас с его территории, нашу армию он сильно проредил. Господи, до чего же скукожились наши войска, как же плохи дела с офицерами и вооружением. В таком состоянии каждая потеря вдвое или втрое тяжелее.
14 марта 1942
В полдень посетил место, где размещаются военнопленные, отчасти ужаснулся. Приказал оказать помощь. Этим мы себе лишь навредим.
25 марта 1942
Больше всего беспокойства лично нам внушает противник в тылу, который мало-помалу разросся до армии. Теперь у нас фронт не только впереди, но и в тылу, и нет войск, чтобы его нормально прикрыть. В некотором смысле мы плаваем этаким голубым мыском в красном море, и чем больше оно с каждым днем наполняется, тем более бурной и штормовой становится обстановка в тылу. Следует ожидать, что из своих исполинских человеческих резервов противник создаст вскоре немало новых формирований. Учитывая ситуацию, сложившуюся за зиму, они немалой частью будут задействованы против нас. А сил у нас повсюду крайне мало. Со всё возрастающим беспокойством взираешь на соотношение наших сил и сил противника и на наше положение с точки зрения людских и материальных ресурсов.
7 апреля 1942
Думаю, что давно не писал обстоятельно, поскольку был так загружен, что не мог найти времени. С момента конфирмации Гизелы мы находимся под непрекращающимся натиском русских, и притом на самых опасных участках нашего фронта. Нам поначалу удалось их оттеснить, но в итоге противник, постоянно вкачивая новые человеческие массы, добился очень неприятных и опасных для нас результатов. Со вчерашнего дня мы видим задействование весьма сильных новых соединений, которым нам нечего противопоставить. Вместо покоя, о котором когда-то говорил Гю[льденфельдт], перед нами новая серьезная угроза. Русский не отступает, а, напротив, с упрямой настойчивостью преследует свою цель — прорвать линию обороны как раз там, где мы стоим, и уничтожить нас.
20 апреля 1942
Если у противника убивает или ранит 1000 солдат, он вводит пополнение или свежие дивизии и продолжает свои попытки. В конце концов, когда видишь, что эта человеческая мясорубка работает день и ночь, без перерыва, это действует на нервы. Атаки можно отбить десять раз, но на одиннадцатый или двенадцатый раз русский всё же достигает некоторого успеха и медленно продирается вперед. Наконец, совершенно неясно, где же нам взять новых солдат, чтобы восполнить потери, возникающие в ужасающих масштабах. Мы возлагали свои надежду на весну. С позавчерашнего дня начало таять, но улучшений не чувствуется.
25 апреля 1942
Кажется, мало-помалу и у людей наверху открываются глаза. Три дня у нас провел генерал Блюментритт из ОКХ, который раньше сам был здесь начальником штаба, очень реалистичный и здравомыслящий человек, который ясно увидел, как у нас обстоят дела: наши войска, подобно узенькой нитке жемчуга, протянуты между двумя фронтами, и ни вперед, ни назад двигаться они не могут, а резервов для исправления ситуации у нас не имеется, не говоря уже о том, чтобы по своему почину атаковать противника. Ничего другого не остается, кроме как затыкать самые горячие участки, прекрасно осознавая, что из-за этого образуются дыры на других направлениях. Остряки уже предложили воткнуть вдоль наших так называемых позиций таблички с надписями на русском: «Проход воспрещен!» Потому что солдат у нас нет. Медленно, но верно наши войска растираются в труху, если уже не растерты. Командиры тут посчитали: еще три недели, и тогда я передам сообщение — осталось 0 солдат! Вот так выглядят наши дела.
Но на самом верху по-прежнему надеются, что всё закончится хорошо, раз за прошедшие четыре месяца ничего не произошло.
28 апреля 1942
Атака 98-й пехотной дивизии на Павлово провалилась. Вчера я приехал домой с последнего совещания с чувством: всё, что было в человеческих силах, сделано. Тем не менее — неудача.
Повсюду царит исключительная депрессия. Я тоже могу сказать, что потрясен. Из 850 атаковавших потеряли 12 офицеров и 458 бойцов и ничего не добились.
8 мая 1942
В войсках исчезающе мало осталось тех, кто протянул с 22 июня до сегодняшнего дня. Но и в высоких штабах люди знают, что было сделано. Для многих, как и для меня, всё это время с начала кампании и до настоящего дня было одной непрерывной бесконечной битвой, без увольнений, без отпуска, без покоя. В Первую мировую войну ничего подобного не происходило. И тогда мы не бывали в подобных сегодняшним кризисных ситуациях, которые сейчас стали почти нормой и с которыми мы всегда, как по волшебству, справляемся.
17 июля 1942
[...] Визиты [в Берлине] в учреждения, занимающиеся Балтикой, ни к чему не привели. Для граждан рейха еще ничего не решено. Трастовая компания будет искать твои документы; найдет ли она их, мне пока неясно. Они были несколько смущены существующим беспорядком. Один эсэсовец высказался: «Ну, получите Вы позже усадьбу на Востоке». Я говорю: «Где же, в Польше?» — «Нет, — говорит, — еще восточнее!»
29 августа 1942
Больше особо мне сообщить о себе нечего. Что нам совсем не доставляет радости, так это наша весьма пассивная роль, на которую мы уже многие недели обречены. Правда, и таких боев, как, например, под Ржевом, мы тоже не хотим. Но вот подобное происходящему на юге было бы хорошо для изменения нашего положения. Сейчас же мы играем роль дойной коровы.
Нас очень обрадовал успех под Дьепом. Англичане пытаются представить всю операцию так, как будто это была просто разведка. Но они хотя бы попытались, даже если ничего и не вышло. Когда дела не пошли на лад, было решено по-быстрому прекратить операцию. С другой стороны, как говорится, чего не попробовать, если тебе везет. Участники операции будут премного благодарны, если в будущем их еще раз так же заставят послужить подопытными кроликами. Теперь мы ждем, не повторят ли они трюк в обозримом будущем. Что снова попытаются — это точно, но вряд ли в этом году.
14 сентября 1942
На данный момент почта у нас работает из рук вон плохо. В тылу партизаны совершили налет на мост, перебили охрану и подорвали его. Железнодорожное сообщение там встало на неделю. Вероятно, поэтому полевая почта и не доходит. В других тыловых районах в этом смысле ситуация тоже всё еще безрадостная. На огромных пространствах и в гигантских лесах этим бандам есть где укрыться от нападения. Они снабжают себя за счет местных жителей, у которых отбирают всё. Так что в этом отношении ситуация напоминает Тридцатилетнюю войну.
<...>
Сражения на Кавказе, особенно под Сталинградом, под Ржевом — повсюду крайне тяжелые. Сталинград, похоже, стал практически новым Верденом, так же как и Ржев, только с обратным знаком. От Хартмута очень давно никаких вестей. Да хранит его Господь. К сожалению, стало ясно, что моя надежда на разгром русского как основного противника этим летом не воплотится в жизнь. После осенней паузы, зимой он точно будет атаковать дальше. Он держится, и у него есть как люди, так и ресурсы, чтобы выстоять до следующей весны, когда еще раз попытаются открыть второй фронт на западе.
10 октября 1942
Весьма интересно, что профессор Зилла в недавнем докладе отстаивал точку зрения на русских, совпадающую с нашей: лишь вместе с ними, а не против их воли следует завоевывать Россию. Кто владеет народом, тот владеет Россией. Но я думаю, что это трудно осуществить. Конечно, здесь много людей, которые, будучи врагами большевизма, не принимают нынешней России. Но всё же больше тех русских, которые, несмотря ни на что, остаются убежденными противниками Германии и немцев.
13 октября 1942
Похоже, что ненадолго приостановившиеся уличные бои в Сталинграде теперь продолжаются. Под Грозным, кажется, от намерения завоевать нефтепромышленный район отказались, так как его подожгли бомбардировками с воздуха. Такой отказ кажется мне горькой потерей. Топлива у нас, без сомнения, недостает. Похоже, на Кавказе спокойно наступаем на Туапсе. Быть может, всё еще сможем взять этот важный порт. — От атаки на Ленинград, по-видимому, отказались. Удовольствовались уже тем, что прорыв русских захлебнулся.
Когда тот, кто дрался тут год назад, сравнивает те времена с нынешними, то видит, что в прошлом октябре право первого хода было у нас в руках. Мы атаковали и повсюду отбрасывали русского назад, убежденные, что нам это по плечу. Сегодня инициатива опять в руках русского. Мы ожидаем его атаки, причем силами, превосходящими наши.
Но всё же кажется, что и на той стороне не всё в порядке. Новый призыв Сталина открыть второй фронт и упразднение института комиссаров, которых теперь переобучают в офицеры, говорят о том, что дела там не выглядят радужно. Утрата территорий и людские потери имеют сильный эффект и с точки зрения экономики, и с точки зрения резервов. Но до весны русский, конечно, продержится и самое позднее атакует тогда, когда на западе или в Норвегии будет открыт второй фронт. Может, он сделает это на нашем участке и раньше, а именно зимой. Нам точно пойдет на пользу, если она будет очень снежной, так как это усложнит любое нападение.
5 ноября 1942
Общий итог: война еще не выиграна. Но для уныния нет причин. В военном отношении и в смысле снабжения положение удовлетворительное. Хотя есть и проблемные ситуации, например, с топливом.
На оккупированных территориях общее настроение кажется в целом безрадостным. Сейчас все действительно переносят невзгоды. Все надеются на победу наших противников. Настроения не в нашу пользу.
8 ноября 1942
Днем сообщение, что американцы и британцы высадились в Западной Африке и Марокко. Вот чертова проказа. В Восточной Африке Роммель крепко потрепан и под сильным давлением, а в Западной появилась свежая армия противника. Пусть от нее до Роммеля и далеко, быть может 2000 километров, но кто их должен оттуда выбивать? «Война вновь становится интересной», — говорит мой начальник штаба. Должен сказать, я премного благодарен за такую вводную. Это действительно обещанный нам второй фронт, но на направлении, которое меня все же поразило.
10 ноября 1942
Если Африка будет потеряна, то и Средиземному морю крышка. Это будет тяжелый удар, ведь мы так сражались за Маре Нострум. Что скажут итальянцы, если области, превращающие сейчас королевство в империю, будут утеряны?
И какую же позицию займут французы, когда возьмут их Северную Африку? Я считаю невозможным, что Франция будет сражаться на нашей стороне против своих старых союзников. Напротив, мне кажется вероятным, что в один день правительство Петэна будет просто устранено.
Второй фронт открыли на нашем слабейшем направлении — итальянском. Наши противники надеются выбить Италию из числа держав Оси. С Муссолини в качестве премьер-министра им будет трудно это сделать. Но возможно, что и он падет.
Африка являлась продолжением новой Европы. На сегодня я не вижу возможностей отбить ее назад, если она будет потеряна.
Учитывая эти обстоятельства, правильно ли было начинать русскую кампанию? Я до сих пор склоняюсь к отрицательному ответу. Надо было сделать из них союзников, пусть даже ценой проливов, Дарданелл, — эта война в России поглотила столько немецких сил и сковывает их большую часть.
13 ноября 1942
В то время как идут сражения за континенты, нужно спрашивать разрешения фюрера, чтобы отвести один батальон. Надо освободить его голову от столь второстепенных деталей. Зачем ему тогда группа армий или армия? Тогда нашу роль здесь могут исполнять и манекены.
23 ноября 1942
Чуждая, отсталая, средневековая культура России — нет, это не наша Европа, а буквально другой континент. Если бы не кровавая и жуткая серьезность войны за всем этим, то, даже несмотря на большевизм, красотами природы можно было бы любоваться. Такой вот ноябрь, с сухим холодом и светящим солнцем, куда лучше, чем пасмурный и промозглый ноябрь в Берлине или Кёнигсберге.
Пока у нас тут всё спокойно, на юге разыгрываются впечатляющие события. Русский прорвал фланкировавшие Сталинград с обеих сторон позиции румынских войск и широко — на 70 километров — углубился в тыл. Очевидно, его приготовления к наступлению не были замечены, потому создается впечатление, что этот удар столь же внезапен, как и высадка во французской Африке. Согласно приходящим сообщениям, на сегодняшний вечер ситуация такова, что б-я армия Паулюса окружена под Сталинградом. Это уже не просто неприятно, а весьма скверно. Поскольку не похоже, чтобы в нашем распоряжении были достаточные резервы, с помощью которых ее удалось бы быстро вытащить из окружения.
1 декабря 1942
Начальник штаба вчера подсчитал, что если отойти на предложенную фельдмаршалом укороченную линию фронта, срезая лишние углы, то это бы высвободило всю 9-ю армию, которая насчитывает порядка 23 дивизий. И тогда дивизии на позициях имели бы участки обороны вполовину короче наших нынешних. Мягкая осень предоставила бы превосходную возможность для обустройства отличных позиций, а доступность дорог наилучшим образом обеспечила бы маневр отхода. Как счастливо бы было верховное командование, окажись сейчас в их распоряжении еще 23 дивизии, почти столько, сколько во всей группе армий «Север». Но теперь момент упущен! [...] Военное искусство всё же чуть сложнее, чем уличная драка. Придет время, когда это всем станет ясно, поскольку за такие ошибки придется расплачиваться, и если оно придет слишком поздно, то всё закончится очень плохо. Возможно, первым тут должен выступить начальник генерального штаба, который не услужливо гнется под мнением вышестоящего, а напротив, совершенно четко возражает: «Так продолжаться не может».
27 декабря 1942
Конечно, и у врага тоже много потерь. Но Россия + Англия + Америка (и рассматривать их надо не по отдельности, а как совместную тройную силу) всё-таки легче могут перенести потери, чем мы: ведь напряжение наших германских сил уже и без того неслыханное, особенно если взглянуть на растянувшиеся по Европе и Северной Африке театры военных действий.
22 января 1943
С глазу на глаз мы обсуждали общее положение на Восточном фронте. Оно меняется с пугающей быстротой. [...] Никакой надежды на освобождение Сталинграда. Большой риск, что сражающиеся на Кавказе армии будут отрезаны. Успехи летнего наступления практически полностью сведены к нулю. Поистине жуткая и крайне огорчительная ситуация! Сколько же пройдет времени, прежде чем она начнет сказываться и на нас.
Когда я 3 января по дороге из отпуска остановился в Берлине у генерал-полковника Фромма, то он мне сказал: «В каких же фантазиях живут эти люди! На этом стуле 12 декабря сидел генерал-фельдмаршал Кейтель и говорил: “Русский более не способен на ведение
наступательных действий, имеющих оперативное значение!"» — Похоже, на самом верху желаемое принимается за действительное; конечно, оптимистичный взгляд на вещи неплох, но он не должен полностью затенять реальную ситуацию. Я боюсь, что всё обусловливается фюрером, перед которым никто не хочет показаться колеблющимся. У нас было полно примеров, когда руководящие инстанции ложно оценивали Россию:
Недооценка русского вооружения и способностей русских вооруженных сил. Во время последнего совещания в Варшаве, незадолго до начала кампании, бывшего военного атташе в Москве попросили дать оценку состоянию Красной армии, и он тогда сказал относительно их офицерского корпуса: «Он на уровне унтер-офицеров из самой худшей немецкой роты».
<...>
Речь фюрера по случаю начала кампании Зимней помощи в 1941 г.: «Русская армия потеряла 11 (кажется, называлась эта цифра) миллионов убитыми, ранеными и пленными. Такие потери не может выдержать и самая сильная армия, значит и русская тоже».
Заявление шефа прессы рейха Дитриха в конце октября или начале ноября 1941 г.: «Исход войны в России ясен». (Тут играли роль и политические причины, желание сподвигнуть Японию вступить в войну.)
Нас, бывших тогда на фронте, просто ошеломило, когда мы услышали это высказывание и сравнили с тем, что переживали мы.
Оценка состояния противника перед Вяземским сражением (2 октября 1941 г.). ОКХ заявляло, что русский располагает лишь 10-12 дивизиями оперативного резерва. Стоит их уничтожить, и всё закончится.
Постоянно озвучиваемое ожидание, что военный потенциал России будет значительно ослаблен, если удастся достичь несколько удаленных целей, что и было сделано во время наступления на юге в 1942 г. (При этом вообще не упоминая о танках и самолетах, ОКХ недавно признало, что Россия смогла восполнить свои невероятные потери в артиллерии за 1941 г.)
Точка зрения фюрера, высказанная в моем присутствии в штаб-квартире 28 февраля 1942 г.: «1942 г. будет последним годом использования танков. Наша превосходная противотанковая оборона каждый раз будет побеждать это оружие, и оно исчезнет как инструмент ведения войны». Точно так же он тогда во всеуслышание заявил: «Внутриполитическое состояние Англии такое же, какое было в Германии в 1918 г. Она находится в стадии прогрессирующего разложения».
В сумме складывается такая масса ошибочных оценок противника, что это с сожалением нужно признать, как и то, что поражение (которое постепенно надвигается) на южном направлении, произошло, помимо прочего, и не без нашей вины.
В этой связи я хочу еще вспомнить одно высказывание фельдмаршала Кейтеля, сделанное во время переговоров о перемирии во Франции в 1940 г. или чуть позже: «Война выиграна. Теперь осталось только ее завершить».
Вероятно, руководствуясь подобным подходом, и двинулись против России, предполагали, что и этот поход тоже будет окончен в несколько недель. Мне известно, что уже были заранее назначены гауляйтеры Москвы и Тифлиса. Говорят, что в Берлине до сих пор сидит комиссия, ждущая своей отправки туда.
Из-за этого же своего внутреннего убеждения наше руководство не видело доводов против того, чтобы отправить на — вероятно, крепкий летом — Донской фронт практически исключительно венгров, итальянцев и румын, растянув их на сотни километров фронта. Они решили, что русские, вероятно, исчерпали свой наступательный потенциал. Теперь же последние разгромили первых за несколько часов, разорвали их там, где не было немецких дивизий.
Мне не забыть, как в середине августа мы устраивали проводы генералу фон Хольтицу, замещавшему тогда командира 260-й дивизии. За обедом его кто-то спросил: «Куда бы Вы хотели получить теперь назначение?» Когда он ответил «На юг», мой начальник штаба сказал: «Будьте осторожнее! Лучше оставаться в зоне группы армий «Центр» или 2-й армии, но не отправляться на юг. Когда начнется русское наступление, оно должно пойти через занимаемую итальянцами территорию в направлении Ростова. И тогда бы я не хотел оказаться южнее этого участка. А то, может, вам еще и Черное море переплывать придется». Вот так мы оценивали положение в августе.
23 января 1943
В Сталинграде — 20 немецких дивизий, оголодавших, замерзших, вне укреплений, агонизирующих. Радиовещание теперь готовит почву для сообщения об их уничтожении. Должно ли было всё пойти так?
С точки зрения управления войсками ситуация удивительная: 20 дивизий, с лучшим вооружением, закрепились в городе. Пусть и не заняв его полностью, мы стояли на Волге и перерезали ее основное течение. Приходится лишь еще больше изумляться, что фланги этого выдвинутого вперед «острия копья» охранялись румынами, которые, вообще говоря, как бойцы ненадежны и плохо оснащены противотанковым вооружением.
<...>
Генерал Цейтцлер, без сомнения, человек энергичный и усердный, но сильно тщеславный. По мелочам он сделал много хорошего. Но он не начальник генерального штаба [...]. Надвигавшуюся в октябре, еще до начала сталинградских событий, опасность он вообще, похоже, не увидел. Он был увлечен частностями: тем, что сам распределял оперативные резервы по армиям и приказывал привезти ему карты масштаба 1:50 000, чтобы по ним управлять действиями войск в локальных боях. При всем признании необходимости строгого руководства, тут оно зашло слишком далеко. Полководец не должен думать в формате 1:50000. Перед ним стоят более серьезные задачи. И они, по-видимому, в данном случае не были осознаны. Иначе не случилось бы и поражения на юге.
Теперь зашаталось всё южное направление Восточного фронта. Сражающиеся дивизии выгорают дотла. Упоминаемые в донесениях цифры потерь наводят ужас. И что же будет дальше при таком раскладе? Русские будто бы заявили, что настоящее наступление на всех фронтах они поведут следующей весной, возможно, вместе со вторым фронтом англичан и американцев. Если мы с нашей полуразбитой армией так и будем стоять на бескрайних просторах, то это принесет нам много радости.
Мы завоевали почти всю Европу. Наши фронты растянулись до предела подобно мыльному пузырю, внутренних резервов для замещения потерь нет. Возникает опасная трещина.
Вдобавок ситуация в Африке, где мы потеряли Триполи. Не знаю, какое впечатление это произведет на итальянцев. Их колониальные владения тем самым потеряны. Уже начиная с осени они находятся в скверном расположении духа. Что же будет, если они выйдут из борьбы? Геббельс сказал, что война может закончиться быстрее, чем кто-либо думает. Сегодня мы должны сказать: «Не приведи Господь, чтобы его слова случайно оказались ужасным пророчеством».
<...>
Надо сделать всё, что в наших силах. Но одно ясно, хотя я всегда одинок в этом мнении: война против России была неправильной затеей. Если боялись их вооружения и их совершенно точно втайне вынашиваемых планов, то нужно было обратиться к искусству политики и искоренить эти угрозы, но не создавать себе нового сверхсильного врага вдобавок к уже имеющимся. В феврале 1941 г.я писал Отто Коглеру в ответ на его вопрос: не могу себе представить, что такого противника можно дополнительно повесить себе на шею, если уже воюешь против половины мира. То же самое несколько дней спустя я высказал в Нанси полковнику Рёрихту. И всё же это произошло, и мне кажется, до добра это нас не доведет. Но не стоит видеть мир в черном цвете, и я надеюсь, что многое, как и прошлой зимой, еще встанет на свои места.
28 января 1943
Теперь прорыв коснулся и 2-й армии. Так болезнь пожирает тело, которое теперь уже наполовину в ее власти. Сталинград всё еще защищается. Но, по-видимому, теперь уже недолго осталось. Изуродованное тело бьется в конвульсиях. Ситуация теперь становится ясна и широким массам. Ее не утаить, хотя большинство вообще не представляет, насколько далеко всё зашло.
Мыльный пузырь, столь тонкий и столь растянувшийся, теперь лопнул. Опубликованный сегодня закон о всеобщей трудовой повинности показывает всем, какие трудности испытывает верховное руководство с людскими резервами. Стоило ли в такой ситуации рисковать армией у Сталинграда?
Недооценка противника, переоценка собственных сил, как и желание одурачить других блефом и таким образом добиться успеха, — всё это способствовало возникновению нынешней ситуации. С психологической точки зрения любопытно, что никто не посмел высказаться против этого блефа, ведь ранее он столь часто приносил успех. Столь часто приносил успех вопреки всем вероятностям. Никто не хотел показаться пессимистом и выступить против его использования.
30 января 1943
Сегодня меня произвели в генерал-полковники. Я и не мечтал, что когда-то смогу дослужиться до такого чина.
Особенно порадоваться не удалось, поскольку общее положение и речи первых лиц государства так недвусмысленно продемонстрировали, сколь тяжела обстановка на данный момент. С внутренним беспокойством следили мы за событиями последних недель, особенно волновала нас судьба Сталинграда. У каждого из нас там знакомые и друзья.
5 февраля 1943
Разумеется, очень трудно — для нашего брата следует сказать, невозможно — дать объективную оценку причин поражения на юге. Но каждый, кто находится внутри событий, ощущает, хочет он того или нет, верно или неверно идут дела. И здесь каждый более или менее благоразумный человек чувствует; то, что всё случилось именно так, не было неизбежным. Командование совершило крупные ошибки, сводящиеся по сути своей к корню всех зол: на самом верху приказы отдает некто, не видящий или неверно оценивающий соотношение собственных и вражеских сил, так как его собственная точка зрения препятствует ясности взгляда. И он ни при каких условиях не готов сделать даже шага назад, чтобы улучшить собственную ситуацию.
<...>
И наконец, русский многому научился у нас по части ведения боев. Он командует лучше и целеустремленнее, чем в 1942 г.
13 февраля 1943
Когда я недавно был у фельдмаршала [Клюге], мы говорили о том, что всё сталинградское командование теперь в плену: не слишком завидная судьба.
0
Невыездной Нетаньяху. Западные страны признавшие выданный МУС ордер на арест Нетаньяху и Галланта. Также к списку присоединилас