Я уже был штурманом-инструктором по всем видам подготовки, слегка заматерел, имел право на собственное мнение и пользовался им по полной схеме, иногда и с перебором. У командования обо мне сложилось неоднозначное мнение – «соображает, но противный». Так оно и было. Летали ночную летную смену с 19:00 до 03:00. Но это совсем не значит, что я начал свою работу в 19:00, нет, начал я её в 16:00, а уж когда закончу, этого никто не знает, но уж точно не в 03:00. В общем, будничная летная работа на обычных ночных полетах стандартной зимой.Мы отлетали все полетные задания, запланированные нашему экипажу на эту летную смену, зарулили на стоянку, самолет закатили, вышли из самолета и типа построились, чтобы выслушать командира. Командир замечаний по работе никому не высказал и дал команду убывать домой – самая приятная команда на ночных полетах.Но все пошло совсем не так, как нам хотелось. К самолету подъехала машина начальника штаба полка, он вышел и обратился к командиру:– Какой остаток топлива?– 12 тонн.– Отлично, я без заправки «зонку» сгоняю с твоим экипажем, командир полка разрешил, в плановой таблице потом дорисуют.Все планы уехать домой резко пошли «по резьбе, по борозде» и еще по одной рифме. Можно возбухнуть и не летать, мол, не готовились, и никто не заставит. Но ведь я уже кое-что соображаю в летной работе и понимаю, что начальник штаба полка, подполковник, не потому лезет в самолет в два часа ночи, что ему вдруг захотелось «романтизьму», а потому что у него выходит срок перерыва в ночных полетах, и этот полет будет выполняться для «поддержки штанов», чтобы этот срок «обнулить».Но понимаю я и другое. Сядем мы в 03:00, пока зарулим, пока закатят самолет на стоянку, пока вылезем, будет уже половина четвертого, начальник штаба умчится на разбор полетов, эскадрильская машина уже уедет, и придется нам идти домой пешком, а это около восьми километров по морозу. В общем, перспективы не радовали. Я скорчил такую «рожу лица», что начальник штаба все понял:– Ну ты чего? Мне край как надо, сроки выходят…– У меня сроки не выходят, мы не планировали с вами летать, не готовились, так нельзя…Начальник штаба обратился к нашему командиру:– Сергеич! Чего это он? Ну скажи ему!Сергеич прекрасно все понимает, поэтому индифферентно пожимает плечами. Весь экипаж смотрит на меня с какой-то надеждой. Но ничего не поделаешь, это же такая работа, а не личная прихоть подполковника. Принимаю решение не в нашу пользу:– Ладно, погнали!И мы погнали в «воздушное небо». Слетали в зону и сели в самом конце летной смены, как я и предполагал. Вылезли из самолета, начальник штаба полка нас поблагодарил:– Спасибо вам, ребята!А потом сел в свою машину и помчался на разбор полетов. Я с тоской посмотрел на удаляющиеся огоньки автомобиля, поднял повыше воротник куртки, застегнул его на горле и сказал своему второму штурману:– Пошли потихоньку…Вторым штурманом со мной летал не «строевой» офицер, а «лесник» – выпускник «лесотехнической академии», там была военная кафедра, и выпускников этой кафедры призывали к нам на службу на три года. В силу своего «гражданского» взгляда на нашу военную действительность, этот офицер иногда очень метко высказывался по разным поводам, а иногда и без всякого повода.Вот и сейчас Серега посмотрел вслед уехавшей машине, бросил на бетон свой шлемофон, и громко сказал:– Нет правды в жизни!Спорить с ним я не стал, в чем-то он действительно был прав.И тут мы увидели, что машина затормозила, развернулась и подъехала к нам. Начальник штаба крикнул:– Садитесь быстрее! Что-то я совсем…Мы быстренько загрузились, и нас повезли к штабу полка. Как только мы устроились в машине, я спросил у Сереги:– Ну что, есть ли правда в жизни?Его ответ мне очень понравился, и я эту формулировку не раз использовал в своей дальнейшей службе и жизни:– Правда в жизни есть. Но она такая маленькая, что её не сразу и заметишь!Вот такая она, эта правда…
Есть ли правда в жизни?
Инструментальный контроль
Вот зашли в класс два подполковника – Хусейн Мамедович (Мамедыч, начальник службы безопасности дивизии) и Мансур Хабибулович (Халабудыч, начальник штаба полка), и начали приставать к капитану по кличке Сеня. А Сеня (на самом деле Саня) в свободное от Ту-16-х время летал на дивизионном Ан-2. Вот Мамедыч и спрашивает у Сени, почему это он на Ан-2 в прошлом полете начал 1-й разворот на высоте менее 100 метров? Сеня вяло отбрехивается, Мамедыч настаивает, что с командно-диспетчерского пункта (КДП) все видел. И кто меня за язык потянул? Вот сижу рядом и говорю «в воздух», что с КДП определить истинную высоту невозможно, а вот если к хвосту Ан-2 привязать веревку длиной 100 метров, то по её отрыву от земли сразу станет ясно, что высота более 100 метров, это и можно считать инструментальным контролем.Народ смеется, Мамедыч шипит и выскакивает из класса. Халабудыч с укоризной смотрит на меня.«Ну а что? Грубый солдатский юмор!» – парирую я этот взгляд.«Если бы не твой язык, давно бы был штурманом эскадрильи» – раскрывает причину моего служебного «неуспеха» Халабудыч.«Зато сохраняются перспективы карьерного роста» – успокаиваю я себя вслух.И народу не так скучно штаны в классе протирать.
Кролики
Предварительная подготовка к завтрашним полетам. Я – штурман эскадрильи, обязан её организовывать и контролировать. Организовал, теперь контролирую. Осматриваю класс, вижу штурмана корабля, украинской национальности, по выражению лица которого хорошо заметно, что мыслями он где-то далеко от полетов. Подхожу для визуального и голосового контакта:– О чем задумался, детина? – О кроликах, Михаил Владимирович…– А что так? Все – о полетах, а ты – о кроликах?– Вот закончится этот кошмар в стиле «милитари», пойду на дембель, поеду домой, буду кроликов разводить…– А почему кроликов?– Потому что «кролики – это не только ценный мех…»– Хорошие у тебя мечты, но не совсем к месту. Давай, ты подумаешь о том, как завтра в полете на радиус подойдешь на рубеж в заданное время, а то у тебя не все с этим хорошо.– Понял, но ведь полеты – это так приземлённо…– Приземлённо – это уже для меня, а для тебя – выход на цель в заданное время пока еще голубая мечта.
Дыра
Прибыли на предполетные указания перед вылетом на «обеспечение флота». Как обычно, флотоводцы что-то не смогли сделать вовремя, «зеленые» свою «войну» устроили, и нам пришли условия на вылет с некоторыми изменениями и ограничениями.Старшой (старший штурман полка) подсел ко мне, и говорит:– Доставай карту, сразу внесем изменения в маршрут, я проверю, потом дадим указания.Я достал карту, которую подготовил вчера, развернул её на столе и увидел посередине маршрута аккуратную сквозную дыру диаметром около 3-х сантиметров. Оторопели мы оба – и я, и старшой... Старшой отреагировал быстрее:– Это что?– Да откуда я знаю? Сам эту дырку первый раз вижу. Ты же вчера вечером меня контролировал, никакой дыры на карте не было...– Ладно, давай новый маршрут рисуй, дыра – в центре, нам не мешает. Но ты бы разобрался, кто это тебе дыры на карте делает...Я нарисовал измененный маршрут.Старшой проверил, потом нам выдали предполетные указания, и мы поехали на самолет. Но я все не мог успокоиться из-за этой дыры, и прекрасно понимал, что с этой дырой надо разбираться немедленно, иначе я весь полет буду думать только об этой дыре.В домике эскадрильи я внимательно осмотрел свой штурманский портфель и обнаружил, что он продырявлен насквозь, и моя карта просто попала в эту сквозную дыру. Вытряхнул все из портфеля, обнаружил остатки фольги от шоколада и понял, что произошло.
Штурманский портфельВчера вечером, подготовившись к полету, я сложил все штурманские принадлежности и карту в портфель и оставил портфель в штабе эскадрильи. И еще оставил в портфеле маленькую шоколадку, которую мне выдали на завтраке. Одна из мышей, которые жили в учебном корпусе, учуяла запах шоколада и, чтобы достать шоколад, насквозь прогрызла мой портфель, а заодно – и карту.Поняв, что произошло, я успокоился, сложил все свои шмотки в портфель и пошел на самолет. Полет прошел успешно, портфель я заменил и больше ничего съедобного в нем не хранил.
Штурманский портфель изнутри
