Я служил в «Призраке». Часть вторая

Продолжение интервью с ополченцем, проходившим службу в бригаде «Призрак», а затем в народной милиции Луганской Народной Республики с ноября 2014 года по сентябрь 2015 года.

*****
- Средний возраст ополченцев?

- Соцопрос я, конечно, не проводил, но из тех людей, с кем общался, большинство были старше 30 лет. Было немного и пожилых, в районе 50 лет. Моложе 22 лет никого не встречал.

- Примерное соотношение среди ополченцев местных и добровольцев из других стран?

- В нашем отряде ДКО (Добровольческий коммунистический отряд - прим.) было много приезжих, практически 85%. Остальные – местные. В других отрядах местных было больше, как мне кажется. Добровольцы, кстати, были из разных стран. У нас, например, было много ребят из Германии. Это наши бывшие соотечественники, русские немцы, которые жили в Казахстане, а в 90-е уехали в Германию. Я был удивлен, что из сытой Германии приезжают не какие-нибудь безработные, а, например, преподаватель института. Отличный мужик.

- Ради чего он приехал на войну?

- Воевать за «русский мир».

- Были еще представители дальнего зарубежья?

- В «Призраке» было много европейцев: из Италии, из Испании. Даже были из Латинской Америки. Про их мотивацию точно не скажу, у них там в голове какая-то «че гевара» вечная с мировой революцией, коммунизмом во всем мире. Они именно поэтому и ехали в наш добровольческий коммунистический отряд: за идеями коммунизма, борьбы за народное благо, равенство, против олигархов и все в таком роде. И сейчас там иностранцы служат. Там на месте имеется специальный человек, который работает с иностранными организациями, помогающим попасть добровольцам на Донбасс.

- Как они себя проявили в военном отношении?

- Если честно, то толку от них немного, по-русски ведь не говорят. Например, когда я прибыл на Донбасс, то у нас было 5 испанцев, из которых русский знал только один. И то очень плохо. Английский тоже очень ломанный. С ними объясняться был такой геморрой, вы просто себе не представляете. Ставишь ему задачу и непонятно, понял он тебя, не понял… Их использовали, в основном, для нарядов в тылу, охранять что-нибудь. Они пробыли там недели три, потом один из этих испанцев погиб, а остальные всей группой уехали.

- Встречались ли вы с ополченцами, приехавшими воевать на Донбасс из других регионов Украины?

- Были такие. С Одессы много было, Кировоградской области, Харьковской, Херсонщины. Из Киева было два человека, а вот с Западной Украины не шли.

- Не было ли со стороны местного населения негативного отношения к ополченцам, приехавшим воевать из республик Кавказа?

- Мы все для местных были россиянами, о каком-то негативе к кавказцам ни разу не слышал.

- Была ли какая-либо разница в мотивации, стойкости в бою между местными ополченцами и добровольцами из других стран?

- Это не зависело от того местный ты или приезжий, зависело от конкретного человека, его качеств.

- Разделение на местный/приезжий, больше служил/меньше служил и связанные с этим особые права, такое было?

- Нет. Было разделение на тех, кто знает/умеет больше/меньше других. То есть разделение было по способностям.

- За деньгами в ополчение ехал кто-нибудь?

- Я с такими не встречался. Больше того, если бы в «Призраке» узнали, что кто-то там за деньгами приехал, то такой боец не задержался бы у нас и 10 минут. Выгнали бы.

- Знаменитых бурят видели?

- Казахов видел, киргизов видел, а вот бурят нет. Бред какой-то. Я в интернете время от времени читаю, что ополченцы на Донбассе были только для фона. Мол, основную работу сделали «отпускники», а потом пришли ополченцы и только пофотографировались. Я не могу говорить за всех, но в тех местах, где мне довелось быть, я никаких «отпускников» не видел. Новая «военторговская» техника была, но экипажи на ней были местные. Я во время Дебальцевской операции общался с «Чапаем», командиром танкистов из «Августа». Он говорил, что в его подразделении дефицит кадров, мне, мол, нужны танкисты. Если бы были какие-то отпускники, то какие были бы проблемы с экипажами танков? Просто бы их посадили и все.
Могу сказать, что видел под Дебальцево небольшой отряд «вагнеровцев». Отлично снаряженных, с техникой, но мне неизвестно принимали ли они участие в боевых действиях. Знаю, что три раза их техника подрывалась на минах. Танк, бронеавтомобиль «Выстрел» и еще что-то.

- Много было слухов о присутствии наемников в рядах украинских силовиков. Что об этом скажете?

- Кроме бронированного «КРАЗа» под Дебальцево, на котором были польские номера, я ничего свидетельствующего о наемниках не видел. Никто из моих знакомых никогда не видел ни мертвого, ни живого наемника с той стороны. Мне кажется, что все это байки.

- Какое у вас мнение о военном командовании ополченцев? Доверяли ли вы ему, считали ли командиров компетентными?

- Я могу сказать только за своего командира отряда. Мой командир был бывшим военным, за плечами которого была не одна война. Мне было важно, что он не «мясник», что он очень заботился о личном составе. Он никогда не отправлял людей куда-то наобум. Всегда досконально согласовывал план действий, узнавал, что и как, требовал надлежащих приказов. В общем, все делал по правилам. Нормальный, хороший мужик. Нам с ним повезло. Скажу честно, что не всем так повезло. Многим не повезло совсем.

- Взаимоотношения с командирами в ополчении: строгая подчиненность или «казачья вольница»?

- Это зависело от личных качеств командира. Если ты видишь, что человек нормальный, дров ломать не планирует, не подставит, в бой готов вести сам, пусть там особо в военном искусстве и не разбирается, то такого командира слушались.

- В тему командиров. Вы уже упоминали, что положительно относились к личности Мозгового. Что думаете о его гибели?

- Борисыч был простым нормальным мужиком. Естественно, что со своими заморочками, но не пафосным мудаком. Официальная версия его гибели: подрыв, организованный украинской ДРГ. Я этому не верю. Такой у меня будет ответ.

- Были ли в ополчении дисциплинарные наказания?

- В нашем отряде в них не было надобности, подобрались нормальные люди. Так было до Дебальцево. После, когда весь «Призрак» объединили в единое целое, были эксцессы. Приходилось кое-кого по подвалам закрывать для профилактики. Никаких телесных наказаний, как у казаков, никаких унижений не было.

- За сон на посту как наказывали?

- Взрывпакет под ноги кидали. Или прикладом по башке, если в каске. Командирам не сдавали, сам поймет, что в следующий раз так делать не надо.

- К казачьим формированиям как относитесь? Есть мнение, что данные формирования были не очень боеспособны.

- Казачество… Знаете, как там, на месте, казаков называют? Казачки. Этим все сказано.
Был у нас случай в Дебальцево. В центр поселка «8-е марта» въезжает «Урал» казачков с минометом «Сани». Откидывают они тент и начинают палить во все стороны из автоматов, пулемета, даже гранатомета: «Держитесь, «укропы»! Мы вас приехали бить!» А вокруг уже только наши сидят, бои уже прекратились почти. Постреляли и также быстро уехали. Вот потому и «казачки».

- Проблема пьянства в ополчении существует? Украинские военные часто пишут о своих «аватарах».

- До конца Дебальцевской операции никакой проблемы с пьянством в нашем отряде не было. Может, конечно, кто-то и употреблял, но тихонечко и в меру. Потом, когда в боевых действиях перестали принимать участие, пошло «обригаживание», стало понятно, что никуда уже не пойдем, то мотивация у людей исчезла, и проблема пьянства появилась. Оно не носило повального характера, но было.

- На «боевых» вообще не пили?

- Нет, это было исключено. Сами бы пьяницу наказали, ведь пьяный человек сам себе не хозяин, да еще и с оружием. Как с ним воевать? Исключено.

- Проводились ли награждения ополченцев наградами ЛНР и какое к ним было отношение: как к побрякушке или же как к настоящей боевой награде, которую можно с гордостью носить?

- Награду делает настоящей не тот факт, кто ее вручает, а тот факт, кому ее вручают. Если эту награду, какая бы она ни была, пусть даже из бумаги, вручают тем, кто ее заслужил, то ее ценят и очень уважают.

- Участвует ли армия ЛНР в организации жизни гражданского населения? Быть может выполняет какие-либо милицейские функции?

- Нет. Но после окончания боев под Дебальцево мы выезжали на патрулирование в серой зоне, где, среди прочих задач, ставилась и задача по пресечению мародерства, если таковое выявилось бы.

- Как произошел переход от бригады «Призрак» к народной милиции?

- Официально это состоялось 1 марта 2015 года. Я бы не хотел комментировать некоторые шероховатости, возникшие при этом переходе. Просто как-то состоялось совещание командиров, на котором нам объявили, что с 1 марта мы становимся таким-то территориальным батальоном народной милиции Луганской Народной Республики. Меня это сразу смутило: это что же, получается, будем таким же тербатом, как и с той стороны против нас воюют? Тогда нам пообещали, что дадут работать. Если бы сразу сказали, что будет в дальнейшем, то службу и продолжать не стал бы.

- Давайте поговорим о вашем противнике. Как сами называли украинских военнослужащих?

- «Укропы».

- Сильные и слабые стороны ВСУ?

- Сильная сторона… ммм… Пожалуй, это хорошие корректировщики артиллерии. Может они действовали только в том месте, где я сам находился, но по нам так точно били из 120-мм минометов, что казалось в ящик пива могут попасть. Может чуть запаздывали, что мы уйти, спрятаться успевали, но били чрезвычайно точно. У украинцев было колоссальное преимущество в артиллерии и очень странно, что они его так неэффективно использовали или не использовали вообще. Это их сильная сторона.
Слабая сторона – низкий боевой дух либо его полное отсутствие. Высокий боевой дух был только у спецподразделений или же разведки. Они действовали очень грамотно, профессионально и про них можно сказать, что это серьезный противник. Обычные же «вэсэушники» в контактный бой, как правило, старались не вступать. Если контактный бой завязывался, - а это дистанция 100-150 метров, - то они стремились ее отодвинуть хотя бы до 300 и оттуда уже работать. То есть ближнего боя, как такового, практически не было, потому что они его стремились избегать.

- Можете привести примеры успешных действий украинских спецподразделений?

- Мои хорошие товарищи, воевавшие в батальоне «Заря», рассказывали, что их разведка ходила под Дебальцево и под Чернухино, где два раза сталкивалась с украинскими ДРГ. Попадали в очень грамотные засады. Тактика там была следующая: наши разведчики натыкались на украинского наблюдателя, сидевшего впереди на посту, тот начинал уходить к своим, наши выдвигались за ним и тут их зажимали с флангов. Валили всех, в живых оставались лишь те, кто замыкающими шли и успевали отойти.

- Снайперы противника сильно досаждали?

- Нет. Может у меня сложилось неправильное мнение, но показалось, что снайперы противника были не очень. Мы брали в качестве трофеев несколько винтовок СВД, причем было видно, что они явно рабочие, с них стреляли, но когда я их пытался отстреливать, то оказалось, что они не были приведены к нормальному бою.
Когда я корректировал огонь артиллерии из здания управления станции Дебальцево-Сортировочное, то по нам вели огонь вражеские снайперы, но я бы не назвал его эффективным. Хотя у них была возможность вести огонь со 100% гарантией поражения. То есть либо мы не сталкивались с хорошими снайперами, либо все их снайперы вот так вот выглядят.

- Сталкивались ли с работой украинских средств РЭБ, радиоэлектронной разведки?

- Я не знаю, как выглядит работа РЭБ, поэтому не могу сказать противодействовали украинцы нам в этом плане или нет. Мобильная связь под Дебальцево работала плохонько, а наша радиосвязь всегда нормально.
Был случай, когда к нам на позиции приехала группа с РЛС «Аистенок», поработала. Через некоторое время в это место нам хорошо накидала украинская артиллерия. Может этот случай как-то свидетельствует о работе их РЭР.

- Как вы относитесь к украинским волонтерам, помогающим ВСУ снаряжением и продовольствием?

- В этом моменте я просто «вэсэушникам» завидую, так как с нашей стороны на Луганщине этого не было и в помине. Никакого волонтерского движения из местных не было, за исключением каких-нибудь сердобольных женщин, которые немного подкармливали какой-нибудь картошечкой. Все волонтеры, которые работали на Донбассе, были либо приезжими из России, либо работали дистанционно из России же.

- Покупали ли оружие, снаряжение, топливо у ВСУ?

- Я не знаю таких случаев, у нас, в принципе, все было. Может с боекомплектом были некоторые проблемы до Дебальцево, но после тамошних трофеев они полностью были решены.

- Были ли случаи договоренности с ВСУ в духе: вы не стреляете в нас на этом участке, мы не стреляем в вас?

- У нас таких случаев не было, но в моем подразделении служил парнишка, который до этого был в ДНР, в Марьинке. Он говорил, что там такие договоренности были: приходили к ним на позиции солдаты, вместе водочку кушали и договаривались, что стрелять не будут. Мол, даже если начальство приедет и повоевать потребует, то мы вас предупредим.
*****

- Как Вы узнали о том, что будет наступление под Дебальцево?

- Нам конкретно ничего не говорили, но напряжение витало в воздухе. Чувствовалось, что вот-вот что-то должно начаться. Нас несколько раз поднимали всех по тревоге, мы выходили в предполье, наблюдали. Видели, что у нас движение идет, у них идет.
Но когда все реально началось, то это все равно было неожиданно. Просто однажды утром, 19 января, нас подняли по боевой тревоге, вывезли в Вергулевку и поставили задачу: выдвинуться в составе группы из 25 человек и занять шахту «Вергелевская». Заняли ее, закрепились, подождали остальные силы, которые подошли часов через 18. Так вот все и началось.

- Где была база отряда под Дебальцево?

- В Комиссаровке, в колонии общего режима №22. Там ситуация вообще была интересная. В ноябре 14-го мы получили информацию, что этой действующей колонией пользуются украинские ДРГ для отдыха, пополнения припасов и боекомплекта. У охраны все это брали. Так вот, было принято решение эту зону захватить. Однажды утром мы подъехали, окружили колонию по периметру, чуть-чуть постреляли, кинули гранату, и охрана сдалась. Отобрали у них оружие, боекомплект, разогнали этих ментов, а заключенных перевели на другие зоны. С тех пор это была наша постоянная база.
Фактически были в том районе передовым отрядом. Левее и чуть сзади от нас стояли казаки на шоссе на Дебальцево, а правее в Вергулевке был батальон «Александра Невского», тогда входивший в состав бригады «Призрак».

- Как охарактеризуете боеготовность своего подразделения перед началом наступления?

- Я не могу оценить полезность проводимых с нами тактических занятий. Получили ли они что-нибудь от этих занятий, пригодилась ли им эта наука. Я могу судить только по себе. Когда ты попадаешь в бой, то понимаешь, что реальная ситуация и то, что написано в учебниках, - две большие разницы. Тактика, стратегия – все это фигня. Если ты попал в бой, вышел из него живым, то ты уже на два порядка выше того, кто закончил там какую-нибудь военную академию, но в реальных боевых действиях участия не принимал.



- Расскажите, что Вы знаете о боях под Санжаровкой 19-25 января, в частности, об атаках на украинский опорный пункт «Валера».

- Сразу хочу предупредить, что концентрировался на выполнении задач, дни там сливались один с другим, бежали очень быстро, поэтому даты запомнились плохо.
Мы тогда не очень хорошо понимали, где находимся, где находится противник, так как карт у нас на руках не было. Погода еще была плохая: туман, мокрый снег. Примерно только представляли в каком направлении Дебальцево.
Первый бой примерно в том районе был на первый или на второй день после занятия нами шахты «Вергелевская». Мы его только слышали сквозь туман: танки вроде стреляли, что-то бахало, судя по звукам был там серьезный замес. Потом на следующий день к нам приехали танкисты «Чапая» и стало известно, что наши танкисты попали под раздачу, наших побили. Потом какие-то танкисты вышли на связь, и от нас ночью ушла группа на их поиски, а мы были в прикрытии. Затем эта поисковая группа привела какого-то раненого танкиста: в масле весь, в соляре, оглушенный. На следующий день, когда погода было лучше, мы видели на высоте чьи-то подбитые танки метрах в 300-400 от позиций противника, по которым лазали люди, снимали с них что-то. Танки долго горели, потом один из них взорвался. Нам не было понятно, чьи это машины.
На следующий день мы наблюдали с одной из высот в 3-4 км, позиция была у нас на обратном скате, напротив украинского опорника. Сидели вот, как в кинотеатре, и наблюдали, как подошли 3 танка, пара машин с пехотой и, как в кино, пошли в атаку. Танки прошли вперед до украинского опорника метров 500-700, постреляли, отошли. Я видел, что пехота выгружалась из машин, но не видел с нашей точки, чтобы она пошла в атаку вместе с танками.
В другой день мы наблюдали попытку выхода большой колонны ВСУ в сторону Санжаровки. В ней было штук пять танков, десятка полтора БМП, тентованные автомобили и какие-то колесные бронеавтомобили. Их жестко встретили где-то сразу за Санжаровкой, что-то подожгли. Они пометались по гребню высоты и отошли за него, мы потеряли их из виду.

- Один из украинских военнослужащих, оборонявшихся в те дни на ОП «Валера», пишет следующее о действиях артиллерии ополченцев между 19 и 23 января: «Артиллерия … фактически прорубала просеку в зеленке со стороны Санжаровки - или противотанковые мины пытались выбить (которых там, вообще-то, не было), или просто чистили дорогу своей технике». Вам известно почему огонь велся по лесополосе, где не было позиций ВСУ?

- Могу сказать, что и «укропы» целенаправленно наваливали по пустому месту не раз. Неизвестно зачем.
Еще вспомнил. Был какой-то бой внизу, между высотами, возможно там, где протекает речка Санжаровка. Где-то между 21 и 23 января. Нам не было видно, что там в балке происходит, но по звукам было слышно, что стрелковка серьезно работает, длинными очередями бьют, взрывы. Впрочем, я могу и ошибаться с местом боя. Если бы знал, что придется кому-то рассказывать все так подробно, записал бы сразу.

Ополченцы на шахте «Вергелевская», 28 января 2015 года

Фотография предоставлена интервьюируемым

- Работу артиллерии ополчения в те дни прокомментируете?

- Наша артиллерия каждый божий день била по высоткам, прерываясь время от времени на 30-40 минут. Мы думали, что на украинских позициях ад кромешный творится, что их сотрут там в порошок всех, закопают. Была выжженная земля, но не там, где надо. Все поля были перепаханы, а сами, если так можно выразиться, укрепления были практически целыми. Почему так и не смогла артиллерия точно попасть, не смогла подавить украинскую оборону, я не знаю. Их техника стояла даже без капониров, ее можно было уничтожить, если точно попасть.
Не знаю, кто управлял огнем нашей артиллерии, кто ее корректировал, но даже я, не обладая нужными способностями, и то бы смог за 5 минут навести ее куда надо, на этот опорник.
Хотя все-таки был эпизод успешный. Рядом с нами была наша батарея «стодвадцаток», три штуки. Я к ним подошел, предложил накрыть украинский опорник. Его хорошо было видно. Мне ответили, что нельзя, приказа нет. Но потом все-таки обстреляли. Подожгли «шишигу» и БТР, которые стояли на открытом месте. После этого нас особо люто утюжили 120-ми всю ночь.

- Свои ощущения от первого обстрела можете вспомнить?

- На шахте «Вергелевская» в районе копанок у нас был наблюдательный пост. Окопчик, пулемет «Утес». Как-то утром подошел на этот пост, сел рядышком. Солнышко выглянуло, день вроде хороший. Закурил. Смотрю, в метре от меня трассер пролетает. Я залег. Наблюдаю в бинокль. Второй раз он выстрелил уже с более близкого расстояния, наверно, метров с 400. Где-то рядом с моей каской ветку сбило. Понятно стало, что снайпер работает. Я понял, что раз он появился, то теперь сюда будет каждый день как на работу ходить. Пошел на шахту к нашим «агээсникам», показал ему примерно направление и дистанцию. Он туда «улиточку» отработал. Потом пошел к минометчикам, рассказал про снайпера. Они возбудились по этому поводу, накидали туда мин. И буквально минут через 10 попал под свой первый артналет. Украинцы, видимо, до этого не знали, что мы там находимся, но после работы нашего АГСа и минометов решили ответить. Первая мина упала метрах в 30 от меня. Не зацепило, но в ухе до сих пор пищит. Забежал в здание и тут вокруг начали гвоздить вообще очень плотно. Не знаю, я как-то и испугаться не успел, страха совсем не было. Азарт некий был типа «врешь, не возьмешь».
Сейчас вспоминаю некоторые свои действия в то время, уже в последующие за первым обстрелом дни, и думаю: «Зачем куда-то лез? Зачем вот там так рисковал?» Тогда же это все воспринималось по-другому, действительно с эдакой бравадой, азартом. У меня все время был некий инстинкт охотника, все высматривал, концентрировался на выполнении имеющейся задачи, а то что происходило вокруг воспринималось как просто некоторые факторы, которые тебе мешают.

- Расскажите о действиях своего отряда в конце января – начале февраля.

- Так понимаю, что наше направление считали танкоопасным, предполагали, что при рассечении украинской группировки на две части - дебальцевскую и чернухинскую – первая вместе с техникой пойдет на прорыв. Предполагалось, что у них много техники, много людей. Вот мы пробыли в районе шахты «Вергелевская» до 28 января, ожидая, что через нас начнут прорываться, но этого не произошло. Боев с использованием стрелкового оружия у нас там не было, только снайперы противника периодически работали с расстояния метров в 500. Соседям же, как уже говорил, доставалось. В основном же, били по нам 120-мм минометы с утра и до вечера. Очень точно били. Нам повезло, что мы отделались лишь несколькими легкоранеными. Похоже, что украинская артиллерия вела разведку с помощью РЛС, потому что била по тем местам, откуда наши минометы вели огонь. Время артналетов было всегда разным, не давали особо расслабиться.
После 28 января мы начали работать в направлении Дебальцево, ходили на разведку между Боржиковкой и Депрерадовкой. Окопы там рыли, бродили по «серой зоне» в районе Борзеевки.

Разведвыход в районе Боржиковка-Депрерадовка