Признаюсь, тайно похитил социалистическое имущество, в составе группы лиц, по предварительному сговору, с незаконным проникновением в помещение. Этим имуществом был фаянсовый писсуар в строящемся корпусе учебно-летного отдела (УЛО).А теперь – обстоятельства. Наше курсантское отделение отвечало в казарме за туалет, порядок, чистоту и целостность оборудования. Из оборудования на вверенном нам объекте были: 5 писсуаров фаянсовых, 8 туалетных кабинок с напольными унитазами типа «очко», 2 окна, 1 дверь. Этот, не побоюсь высоких слов, стратегический объект, беспощадно эксплуатировался сотней курсантов нашей роты.
Повседневный порядок на объекте поддерживали дневальные суточного наряда, а по субботам наше отделение частью сил проводило в туалете генеральную уборку с использованием грубой курсантской силы и различных чистящих средств типа «соляной кислоты», приобретенной, между прочим, на скромное курсантское жалование.На утреннем построении старшина роты, такой же курсант, как и мы, только пришедший в училище из армии, сообщил неприятное известие – в результате неграмотной эксплуатации выведен из строя писсуар в туалете. Никакого расследования проводиться не будет, но наше отделение, как ответственное за туалет, должно немедленно приступить к ликвидации неисправности. А чтобы наше отделение могло полностью сосредоточиться на быстрейшем выполнении этой срочной задачи, старшина решил сократить нам количество увольнений до «нуля», ну, чтобы ничто нас не отвлекало от решения поставленной задачи. После построения мы пошли посмотреть размеры разрушения. По непонятным причинам писсуар оказался расколотым пополам. Уж и не знаю, что с ним надо было для этого делать, но факт был налицо – к дальнейшей эксплуатации писсуар оказался непригодным.Нельзя сказать, чтобы мы часто ходили в увольнение, ну, раз в две недели, если не было залетов, но сам факт запрещения увольнений нас нервировал. А особенно этот факт огорчил единственного женатого курсанта отделения – «Васисуалия Лоханкина». Нет, так в обычной жизни его никто не называл, слишком длинно, это было, так сказать, его полное имя, обычно его называли просто – «Васька» или «Лоханкин». Надо отметить, что по странной особенности присвоения прозвищ, настоящие его имя и фамилия были далеки от прозвища, и мама звала его по-домашнему просто – Сергей. Васька был «местным» курсантом, зачем-то рано женился, родители и жена жили в городе, поэтому наш курсантский коллектив, сострадая этому молодому мужу, навечно записал его в увольнение, вне всяких очередей, в каждые субботу и воскресенье. Ваське даже разрешалось не приходить в казарму вечером в субботу, чем он постоянно и пользовался, результатом чего стало рождение сына. В общем, запрещению увольнений сильно огорчился только Васька да несколько излишне дисциплинированных курсантов, которым какая-то «вера в Устав» не позволяла ходить в «самоволки». Учеба и служба текли своим чередом, мы не сильно озаботились ремонтом туалета, да у нас и возможностей не было, а «самоволки» вместо увольнений даже несколько оживляли наше существование. Только Васька, разлученный с семьей, все время ныл, несмотря на то, что запрещение увольнений давало ему прекрасную возможность отдохнуть от семьи.
Преступный сговор
И вот этот Васька, пользуясь нашей нездоровой тягой к нарушению всякой воинской дисциплины, подбил нас с братом вступить в преступный сговор с целью хищения писсуара. Васькина мать работала бригадиром на стройке нашего нового УЛО, и когда Лоханкин рассказал ей про возникшие тяготы, мать предложила преступный план, в котором нам отводилась роль расхитителей социалистической собственности, а мать, пользуясь служебным положением, должна была подготовить нам возможности для хищения. План был таким: мать, уходя вечером с рабочего места, то есть из строящегося УЛО, оставляет приоткрытым окно в туалете нового корпуса, где стройными рядами к стене были привинчены новенькие писсуары. Мы ночью, пользуясь тем, что наряд по новому УЛО бессовестно дрыхнет, через это окно проникаем в новый корпус, «хитим» писсуар и доставляем его в казарму.Операцию по хищению запланировали на предстоящую ночь. Основное внимание сосредоточили на согласовании места проникновения, ведь этих окон были десятки, а надо было попасть именно в приоткрытое окно туалета, на стороне, обратной расположению дрыхнувшего наряда. Мы с братом, поднаторевшие в «самоволках», разработали маршрут передвижения по училищу, позволявший не попасться в руки патрулей, и меры маскировки белого писсуара, который был хорошо виден ночью. Для этого взяли в каптерке плащ-палатку, чтобы завернуть похищенное. Несмотря на нытье Васьки, никогда по ночам в «самоволки» не ходившего, операция прошла по плану, как ни удивительно, но открытым оказалось именно то окно, о котором договаривались, крепление писсуара было заранее ослаблено матерью преступника Лоханкина, и нам не составило никакого труда отвинтить писсуар, вытащить его через окно и скрытно доставить в расположение роты. Развивая успех, мы ночью привинтили писсуар в нашем туалете, и старшина, рано утром посетивший объект, был приятно удивлен. Он не стал делать «круглые глаза», пытать дневального о том, кто ночью покидал казарму и с чем возвращались, и на построении довел нашему отделению, что страшная епитимья про увольнение с нас снята. Вот так, идя навстречу семейному счастью Лоханкина, мы с братом ступили на скользкий путь хищения социалистической собственности.
0
