КМБ. От заката до рассвета

Есть в осени первоначальной
Короткая, но дивная пора –
Весь день стоит как бы хрустальный,
И лучезарны вечера…

Часть 1. Прекрасная погода, не правда ли

Осень...

Закат.
Вечерняя поверка.
Замерли под дождем как столбы… Мы на КМБ. Курсанты первого курса военной машины СССР. Конец 80-х.
Солнышко еще днем спряталось за тучки, махнув на нас рукой и оставив одних. Стоим в строю…

Погоде уже надоело поливать нас как из ведра и яростно греметь вспышками молний на небосклоне. Дождь просто нудно и монотонно лил и лил… Мокрым было все: небо, земля и мы.
Насквозь мокрые.

Дождь стекал по пилотке и лбу. Брови уже давно не задерживали влагу, она просто текла по глазам на щеки и падала дальше, растворяясь на мокром х/б.
Немного это неуютно – моргать глазами, оплёвываясь водой, и ждать выкрика своей фамилии на вечерней поверке под осеннем ливнем… Руки-то по швам, шевелиться нельзя.
В сапогах тоже вода, она в дожде хлюпает.

Везде вода.
Киты в кильватерном строю, тля.
Вечерняя поверка… Моросящий дождь… Поле… Вечер…

- Петров?!
- Я!
- Сидоров?!
- Я!
- Черезтризабораногузадерищенский?!
- Я!
- Нихренасебефамилия…
- Я!

Уже не смешно… Романтика армейских будней как-то скисла, намокла и тихонько подвывала, забившись в пятки.
Солнце обреченно вздохнуло, окончательно скукожилось за березками на пригорке и… смоталось за горизонт – спать в тепло до утра.

Осень.
Вода уже ручьями льёт на брови…
Стоим, как истуканы. Вечерняя поверка. Старшина роты, хлюпая кирзачами холодную жижу, обернулся к замершему строю и промолвил, как «кот на дубе том»:

- Хрен вы тут стоите, как савраски на ветру!!! Вас 140 рыл, а к присяге дойдёт только 100!.. Кому надоело тут фигней заниматься? Кто готов написать рапорт и вернуться домой в XX век? Шаг вперед!

Стоим. Молчим. Маленько холодно, уже как вторую неделю…
Вышел перед строем командир роты, отодвинув жестом старшину. Снял с плеч офицерскую плащ-накидку, оставшись в одной полевой форме. Плащ-накидка перекочевала в руки старшины…
Стоим все вместе под ливнем в х/б.

Прошёлся перед мокрым замершим строем…
- Курсант Пупкин!
- Я!
- Выйти из строя!
- Есть!
Хлюп, хлюп, хлюп.
- Не замерз?
- Никак нет, тащ тан!
- Встать в строй!
- Есть!
Хлюп, хлюп, хлюп.
- Курсант Бубенчиков!
 

***

И так продолжалось очень и очень долго…
 

***

Ротный снова медленно прошел перед всем строем и встал посредине.

- Вы, щенки, так ничего и не поняли?!
- Вас, целых 140 ртов, но на Присягу уйдет только сотня! Приказ такой!!! А вы знаете, что такое «Приказ»?!
Приказ – это то, что будет выполнено. И других вариантов – нет!

Поймите – упрямство это хорошо, но что будет потом? Вы точно знаете, как хотите прожить свою жизнь? Учиться нужно будет несколько лет, а затем служить всю оставшуюся эту вашу жизнь! Всю жизнь!!! А другой не будет.
Мозг включите!

Вы точно этого хотите?

И еще поймите – пока у вас есть шанс написать рапорт и вернуться на год под тёплый мамкин подол и смазливым одноклассницам. Но когда вы примите Присягу и поймете что ступили со своим долбанным упрямством, то тогда сразу загремите на два года в войска!

Возврата на гражданку уже не будет.

Это – понимаете?
Дождь льет и льет. Стоим, уже ничего не понимая…

- А вы знаете, что вы сдохнете… реально! Перед Присягой? И, тем более, после нее? Это я вам устрою и гарантирую! В дерьме по самые гланды и хрендельпупины будете!
- Кто готов сдохнуть, но прийти к Присяге, шаг вперед!
Замерший строй просто тупо переварил выше сказанное и… стоял, как вкопанные столбы…
Мозги просто промокли. Думать и воспринимать адекватные слова сил больше нет…
Ротный усмехнулся.
- Уже тупим? Ну и куда вы собрались, детсадовцы? Ладно, спрошу по-другому.
- Кто тут будущие офицеры и готов присягнуть перед Родиной?!
Ну, так бы и сказал…
Замерший строй на автопилоте сделал шаг вперед…
Дураков позади не осталось… Мы уже две недели в палаточном городке барахтаемся в холоде, остались только самые упрямые…
- Ну, как знаете, – едва заметно и одобрительно улыбнулся ротный.
 

Часть 2. О, сколько нам открытий чудных

- Рота, Равняйсь! СМИРНО! Вольно. Старшина, командуйте.
- Рота, разойдись! Через 15 минут отбой!

Зашибись… Наконец-то хоть раз за сутки сказали то, что невмоготу хочется… Да и портянки сырые.
Людская мокрая и липкая масса наклонила подбородки к горлу, прижимаясь друг к другу, и похлюпала, матерясь, к своим палаткам…

Палатки, палатки, палатки… «Как много в этом слове для сердца русского слилось»… В баню русских классиков… Холодно, тля… В нашей выгоревшей брезентовой ПЛС по Уставу могло разместиться 10–12 человек. Мы бегали вокруг неё как муравьи – нас 15 рыл в ней прописано…

Приляпывали на нее «Правду» и «Красную звезду»… Это чтоб веселый дождик ее не промочил до конденсации внутри, да и теплее будет. «Комсомолку» оставляли и прятали в учебных сумках для повышения интеллектуального уровня на «горшке» с последующим употреблением по назначению. А дождь просто лил и лил, да сколько его еще наверху?
Холодно, тля…

Забежали внутрь. Фух. «Отбой» – значит можно зайти в палатку.
Во всю ширину палатки за центральным столбом располагались деревянные нары, слева еще было ложе на пару человек с набитыми под ней сучьями для топки. Справа стоял скособочившийся ящик с личными ячейками. И совсем в углу, рядом с входом, радовала глаз буржуйка.
Хилтон, тля.

Наш самый уютный Хилтон, другого нет.
Шуршим в темноте, столкнувшись друг с другом.

- Разжигаем?
- А то… бр-бр-бр.

Откинув обшлаг входной обдергайки под названием дверь, в наши хоромы ввалились четверо: дождь, плащ-палатка, жестяное ведро с крышкой и повязка дневального по роте.

- Че те надо, болезный?
- Печку еще не грели?
- Не, не обнимали, тебя ждали. Че надо, спрашиваем?
- Золу собрать.
- ???

Мы уже начали привыкать, что удивляться в армии – не стоит. Смысла нет.
Стоим, молчим, ждем продолжения.

- Да замполит приказал собрать золу! На дачу ему, едить, её надо… Разбрасывать будет.
- Замполиту?!

Народ мгновенно оживился, вспомнив коварство политрабочего нашей славной партии, и дружелюбно предложил:

- Давай нас…ым ему в золу?
- Да вы шо, сговорились чтоль?! – заорал дневальный. – В пятую палатку заглядываю и везде одно и то же. Настолько тут отупели что и шутки стали одинаковые?

Бурча себе под нос что-то о неимоверных трудностях работы внутреннего наряда при общении с такими кретинами, как мы, дневальный детским синим совочком обесчестил нашу буржуйку и умчался собирать дань с других вигвамов.

- Совочек у него не уставной.
- Почему?
- А где ты видел в Красной армии синие детские совочки? Именно синие?
- Нигде. Только зеленые.
- Вот то-то и оно, а значит, он может быть из вражеской песочницы, а это…
- Ей, вам что, заняться больше нечем?! Кто ближе к буржуйке, держите дрова.

Веселые языки пламени отбросили красновато-синий отблеск на темные от сырости стены палатки и донесли до упрямых романтиков волну тепла . От х/б пошел пар, судорогой свело озябшее тело. И тут же резко почувствовалась влага в сапогах.
Народ зашевелился, стягивая кирзу, забираясь на нары и пряча под себя ноги.

- Вах, как хорошо-то...
Резкий запах портянок, ваксы кирзы, пота и сырости перемешался с теплом печки и расползся по всей палатке.
- Ваще красота…
Много ли человеку надо?
- Пожрать у кого че-нить есть?
Посылки уже прикончили, но две пачки заныканного печенья нашлись. На один зуб всем. Жуем.
- Мужики, что завтра-то будет? Что за занятия?
- А тебе не все ли равно?
- Ну, может под крышей, а не в поле…
Дружный в судороге хохот согревающихся людей.
- Ну, ты и… сказочник.
- Эх, ща в Чипок бы…
Шум дождя усилился. И порыв ветра ударил тяжелой мокрой лапой по брезенту палатки.
- Ага, вот ща радостный леший и вынесет тебе стакан сметанки с турбинкой.
- Чем рассчитываться будешь?
- Советские Лешие у советских курсантов берут в расчет только рубли по государственным расценкам, согласно нравственным принципам морального кодекса. Патриотизм, так сказать, и партизанское воспитание.

В дружном гоготе дежурный открыл буржуйку, озарив на миг тесную мокрую стайку пацанов и развешанные на шнурах парящие от влаги гимнастерки х/б. Огонь с радостным урчанием принялся пожирать новую порцию ломаных досок и загудел тягой в железной трубе.

- А вот нам деньги выдали, по 7 рублей, а че так мало?
- Это солдатское довольствие. После присяги будет курсантское. Зема сказал что 22, 27 или 32 рубля.
- Да. С какой силой будешь грызть гранит армейской науки, столько денег на водку Армия и будет выдавать – стимул такой.
- Или на Чипок…
- Так, отставить говорить о еде, извращенцы. Давайте поговорим о чем-нибудь приятном. Вот у вас есть… Вши?
- ???
- Нету? Дак это же приятно!
- Ну, кстати, вшей бить нельзя, не по-солдатски это.
- Офонарел? Почему?
- Сам офонарел, среди вшей могут быть женщины и дети!
- Тогда будем их пугать Уставом внутренней службы. Сами разбегутся.
- Изверги.

В палатке становилось теплее, сырые вещи согревались. И в воздухе отчетливо стал чувствоваться запах казармы – особый запах жилища солдат всех времен и народов.

- А че, когда хоть юфтевые выдадут? Теплее жеж будет.
- Теплее-то они теплее, но и тяжелее кирзы. После КМБ выдадут.
- Ага, тем, кто не сдохнет.
- Эх, до Присяги бы дожить, а тама легче будет…
- Чем легче-то?
- Ну, дык в казарме будем жить в расположении учаги, и увалы в город.
Цивилизация XX века.
- Ага, увалы: девочки, пельмени…
- Какава с чаем.
- Не, не путай очередность: сначала пельмени, а потом девочки.
- Побрейтесь с мечтами, какавы.
- Че так?
- После Присяги снова сюда. В городе всего двое суток будем. Про увалы на полгода забудьте. От слова совсем.
- Брешешь?
- Старшаки с курсов сказали.
- Разводят нас, лопухов?
- До лопухов мы еще не доросли, мы «минусы», полувоенные еще. А сказал мне – земляк.
- И мне то же самое зема сказал, а я не поверил.
- Земляки не врут.
- Дык ить – после Присяги уже снег выпадет!?
- Дык ить ротный так и сказал – сдохнете тут.
- Ну вот, размечтались о кроватях панцирных и девочках в пельменях…

Мда, насос раздумий.

***

Лана, стелимся…
 

Часть 3. Тише, дети спят, тише

- Все парни, выключаем «телик», пора в люлю давить «массу».
- Это кто такой умный портянки в сапоги запихал? – заорал один из «солдат».
- Ты?! Тьфу, блин, а еще «суворовец»… Сверху на голенище кидай, так хоть чуть подсохнут.
- Товарищи «студенты», к вам тоже обращаюсь – тут мамок нет! Даже подмываться будете сами, кому еще не понятно?!
(«Солдаты», «суворовцы», «студенты» – сленг поступающих в вузы абитуриентов. – Прим.)
- Та ладно тебе, прожженный жизнью мудрец… Стелись давай.

Четыре шинели с расстегнутыми хлястиками брошены на нары. Двенадцать человек повалились на шикарнейшее ложе, укрывая себя оставшимися восемью шинелями. При расстегнутом хлястике шинель превращается в чудесное и большое одеяло. В сырости человек никогда сам не согреется, если не будет другого источника тепла. Теплом были только мы сами, вот и весь сказ.

Шинели накидывали сверху с широкими нахлестами друг на друга, образуя одно большое шерстяное покрывало.
Если спишь дюжиной на 8-ми спальных местах, то сладко храпеть на спине или сопеть брюхом вниз – не получится, даже мечтать не стоит.

Все по привычке улеглись на один бок, поджав ноги и тесно прижавшись друг к другу.
- Блин, Серега, у тебя даже шея портянками воняет, ты чем подшиваешься?
- Свою нюхни, парфюмер недоделанный.
 

***

- Куда столько шинели взял, Димон, я те чё – дед Мороз так спать ?
- А ты сам иди на мое место, с краю!
 

***

- Лёха, плин, убери свои мослы, мне дышать не видно!
- А уши тебе на что даны?

***

Трое оставшихся из 15 сооружали свой собственный кокон на другом куске нар.
- Кто дежурный истопник?!
Да, кто дежурная задница на завтрашнее утро?..

Молчание.

- Костян, не прикидывайся шлангом, твоя очередь!
- Я?! Куда?
- Ни «куда» а «так-точно». Хорош дурку включать, ты назначен быть героем.

Все прекрасно знали, как трудно вставать перед подъемом, выбираясь из тепла собратьев в сырое темное утро.
Но Костян великолепно осознавал, что не растопленная печь – это холодная сырость остывших сапогов и портянок, за которую будут стопроцентные пиндюлины от всего яростного отделения…
Судьба такая у дежурного.

- Все, баста – топим «массу»…

Мягко гудела набитая дровами до отказа печка, отбрасывая всполохи пламени на промокшую палатку. Монотонно шумел дождь. Храп собратьев, дающих леща из пятой точки... Уставшее тело медленно согревалось, мозг отказался работать и упал в небытие.
 

***

Знойное летнее солнце искрилось изумрудами на глади пруда. Поплавок мерно покачивался на ряби от несущихся во все стороны плавунков.
- Внучок, айда в избу. Исть пора! Пирожки поспели!
- Не хочу, ба! Потом!

***

-Медузы, хорош дрыхнуть! Поворачиваемся!

Блин, опять армия в уши бзданула. Итить. Народ сонно переворачивался на другой бок, безжалостно подпинывая храпящих.
Если кто вам скажет, что в массе тесно прижавшихся на одном боку людей вы сможете повернуться на другой бок в одиночку – не верьте. Это стопудовое вранье. Поворачиваются все и вместе. И не важно, хочет этого кто-нибудь или нет.
 

***

Одноклассница Ленка раскачивалась на качелях, отталкивая одной босоножкой землю. Ветерок игриво теребил ее платье.
- Леш, в кино пойдем? – прищурилась она.
- С мороженным?
- Ага!
 

***

- Костян, пошел вон отсюда! Топи печку, а то прибьем ведь на подъеме!
Что там? Нос на секунду высунулся наружу и вдохнул морозный воздух, наполнив легкие мульеном острых ледышек… Да ну нах, снова уткнулся носом в теплую спину Кольки под шинелью.
- Мужики, пустите! Дайте еще пять минут покемарить – голосил несчастный, пытаясь забраться в спасительное тепло плотно сбитых в стайку собратьев.
- Пайку масла отдам тому, кто меня заменит!
- Забей её себе…
Пяток безжалостных коленок сбросили бедолагу с нар прямо к печке.
- Удоды!
- Мы тоже тебя любим, Кость. Топи.

Предчувствие неизбежного подъема заставило ныть и скулить неотдохнувшее и затекшее тело, но утренний уютный сон снова обвалок содержимое черепной коробки и спасительно отключил мозг от всего, включая и собственные сны.
 

Часть 4. Вместе весело шагать по просторам

- Рота, подъем! Подъем, рота! Подъем! – надрывался дневальный на улице, проходя по рядам палаток и хлопая по брезенту.
- По тыкве себе похлопай – бурчало изнутри.
- Подъем, рота! Выходи строиться! – это уже старшина голос поднял…

Проснулся, итить… И откуда такие берутся? В сапогах поди родился, и вообще Сапог. Придется вставать, эхех.

Народ молча вылезал из-под шинелей, протирая зенки.
Костян расположился чуть ли не на печке и грыз неведомо откуда взявшимся сухарем.

- Точишь в одну каску? Где взял?
- И вам доброе утро, дятлы. Вставайте лежебоки и радуйтесь, что дядя Костя вам дворец истопил.
- Ну-ну. Попробовал бы ты не раскочегарить печурку… Радуйся, что выжил.

Свет только начинал проникать через брезент палатки, одевались по привычке на ощупь, постоянно натыкаясь на непонятно чьи колени и затылки. Было вполне тепло, даже сыроватые портянки не отдавали холодом.

- Молодец, Костян.
- Выходим, пацаны.

Вот и новый день.
Утро еще только пыжилось наступить, выталкивая ночь, но без солнца это получалось слабо. Земное светило явно не торопилось подниматься над всей этой фуетой, сочкуя где-то на ступеньках горизонта. Все вокруг было просто пронизано сыростью и утренним зябким холодом, продиравшим до костей, но… Дождя не было.
Уря.

- Строиться!
- Институт благородных девиц, строиться!
Серая вытекающая из палаток масса мигом изобразила четкий армейский строй в три шеренги – это уже умеем.
- Желающие еще год пожить по-человечески, а не как сейчас есть? Рапорта писать будем?
- Шаг вперед, если среди вас остались адекватные!
Строй молчал.
- Ну и хрен с вами...
- На Пра-ВО!
Ших-ших произнесли сапоги, слаженно повернув четкий строй.
- Бегом… Отставить!
- По команде бегом, товарищи курсанты, руки сгибаются в коленях, а тыковка с телом наклоняются вперед!
- Бегом… МАРШ!
- Левое плечо вперед!
- ПРЯМО!

Левой-правой, левой-правой. Уставшее тело ныло и сопротивлялось, хныкало и хлюпало носом, убеждая в дикости и тупости происходящего. Да на кой ляд все это? Но остановиться в бегущем строю не так просто. Бег в колонне – это слаженный армейский организм. Хочешь не хочешь, а ты делаешь то же, что и все, и по-иному никак.

Левой-правой, левой-правой.
Ших-ших, ших-ших – входили в землю сапоги.
Левой-правой, левой-правой.

Бег в колоне – это ни с чем несравнимое ощущение. Ты чувствуешь себя одним целым со всеми, кто тебя окружает. Ты чувствуешь всех и понимаешь всех без слов. Нет больше индивидуальностей, есть только один единый живой организм. Одни легкие на всех. Одно сердце. И это чувство будоражит и заставляет просыпаться все тело.

Левой-правой, левой-правой.
Ших-ших, ших-ших.
Дыхание входит в ритм строя.
Левой-правой, левой-правой.

Адреналин выходит из спячки и щедро плескает силы в кровь.

Ших-ших, ших-ших.

Колонна прет вперед, и ты уже не понимаешь, сам ли ты бежишь или тебя несет строй на крыльях своей силы. Это пьянит. Это ободряет. Это чувствуешь.

Плечи расправляются, тело просыпается и бьет ключом тепла и энергии. Руки двигаются сами по себе, ноги несут тело в такт слаженного движения строя, легкие дышат в едином ритме литого армейского организма.

Левой-правой, левой-правой.
Ших-ших, ших-ших.

Рота вылетела на поворот полигонной дороги. Ба… знакомое место. Тут мы постоянно останавливаемся для… кхм… Полюбоваться природой.

- Рота… Стой!
- Перес…ать ! (ну, разные бывают команды в армии, бывают и такие).

Строй мгновенно распался вдоль обочины и закурился паром…

- Леха, айда на наше место!

Дело в том, что мы, пятеро детинушек, не нашли ничего умного, как провести эксперимент – щедро поливать один кустик на протяжении всего КМБ и посмотреть – что с ним будет?
Армия – блин. Какая жизнь – такой и юмор.

***
Солнце выбило из-за горизонта свои первые лучи, расправляя сырую природу.
Свет посыпал золотом деревья, пробежался по вышке танковой директрисы и щедро одарил нас своим теплом.
Рассвет.
Жизнь просыпалась… И я понял, что и этот день смогу прожить и не сломаюсь.
КМБ продолжался...