Командир учебного взвода КВЛ Александр Проскурин

Текст содержит ненормативную лексику

НЕТ ИЗНАСИЛОВАННЫХ И ПОВЕШЕННЫХ, НА ПЛОЩАДЯХ НИКОГО ЖИВЬЕМ НЕ СЖИГАЮТ – И ТУТ Я НАЧАЛ ПОНИМАТЬ, ЧТО МЕНЯ ОЧЕНЬ СИЛЬНО ОБМАНУЛИ, А Я ВЕЛСЯ, КАК И МНОГИЕ ДРУГИЕ

Я родом из Краматорска. После школы отучился в гражданском вузе управления персоналом, затем поехал на военную кафедру в Киев, получил младшего лейтенанта запаса по военной специальности малые ПВО - и забыл об этом, как о страшном сне. Это было в 11-м году. Затем я собирался идти работать в ментовку. Думал, что буду крышевать барыг и проституток, брать взятки. И если говорить про моих одногодок,  мы все, наверное, тогда так думали, мы все были так воспитаны, нам было интересно только одно - набить свой карман. Чтоб кто-то кому-то где-то помог – это были единичные случаи, я говорю про свой город. Но ментовка, слава Богу, не сложилась. У меня была проблема с квартирой, пришлось ее продать и выписаться, не было прописки - соответственно не было службы.

Вообще, сразу после института, с 2007 по 12-й год я работал крупье в казино, а затем уехал в Харьков и где-то полтора года, абсолютно не напрягаясь, я зарабатывал там нормальные деньги, но наступил момент, когда пришлось уволиться и вернуться в Краматорск.

Когда начался Майдан, я еще на тот момент жил в Харькове, и мы с друзьями смотрели на то, что происходит в Киеве по телевизору приблизительно так, что мы тут бабло рубим, жизнь прекрасна, а они там выступают неясно зачем. Нас ведь так всю жизнь учили: думай только о себе, извечное "моя хата с краю…"

Но когда отжали Крым, я очень возмущался, даже негодовал – ведь "мое" забрали. А потом нам очень сильно начали промывать мозги по телевизору о фашистах, бендеровцах и так дальше. И та сторона намного мощнее преподносила свою информацию, чем Украина, впрочем, как и сейчас. И тут у меня понеслись традиционные для ватника мысли "Деды воевали, Путин приди… и так дальше". Весной 14 года я приехал домой, пробыл до мая там, а потом  уехал в Беларусь работать в казино. Проработал полтора месяца, насмотрелся белорусских каналов, а там картинка точь-в- точь, как на российских каналах. И я снова решил, что все – надо идти воевать за "ДНР".  Правда, приехал в Донецк – а там как-то тихо, никого, ни одного военного. Это был конец июня. Но, когда сел в маршрутку домой в Краматорск, наслушался страшных историй про то, как каратели, негры и поляки убивают людей и топят их в озере в Славянске. В результате  я  несколько раз пытался попасть в "ополчение", но все время что-то не сросталось: первый раз не было оружия, второй не было человека, который записывает, не складывалось, в общем. А тогда в Славянске уже была п#здячка, но меня, как Бог отвел, от того, чтоб я попал в боевики. И когда в Краматорск пришла украинская армия, я понял, что вот теперь будет очень жестко, но прошел день-два-три, а в городе никаких ужасов не происходит. Никто никого не убивает, нет изнасилованных и повешенных, на площадях никого живьем не сжигают – и тут я начал понимать, что я дурак, то есть, что меня очень сильно обманули, а я велся, как и многие другие.  

И это так меня это заело – я понял, что нужно искупить вину перед Родиной, решил идти в военкомат. Пришел, спросил про мобилизацию, сказали, что пока не будет. Явился снова через неделю, а на меня так смотрят на КПП и говорят: "А ты против кого собрался воевать, сынок?" Я тогда еще подумал, что, ох, сука, ну погоди. Пришел домой, лазил по интернету, нашел координаты "Донбасса" - и написал заявку. Через пару дней у меня спросили, могу ли я быть в Курахово 18 августа, и добавили, что пока все будет без документов, без оформления. Я сказал, что мне ничего и не надо. Когда я собирался, моя мать, конечно, начала причитать, что убьют и так далее, но мне на тот момент было 25 лет – и решения я принимал сам. Тем более, что и так чуть не влез не туда - в "ДНР".

Фото из архива Александра Проскурина

Пока ехали в "Донбасс", я по дороге думал, что там все националисты – и я один буду русскоязычным. Приехали, начали знакомиться,  а там кто-то из Донецка, кто-то из Луганска, кто-то из Красного Луча. С 18 по 20 августа набралась учебная рота. Все раззнакомились – и сдружились.  Нас хотели отправить в Иловайск, но не отправили. Туда кинули "стариков", а мы были кем-то вроде охраны.  Приехали в Днепр - и там уже встречали раненых. В "Донбассе" я пробыл где-то по октябрь, и тога там молодым пополнением почти не занимались - возили с место на место, то есть мы тупо жрали волонтерку. Сначала я был командиром учебного взвода, а потом меня поставили командиром ГИПП – гражданско-информационного передвижного пункта - это такая машина, в которой стоит спутниковая антенна и здоровая плазма. Сказали, что вот будете ездить по городам, показывать украинские каналы. Я подумал: "Бля, я чего сюда приехал, кино показывать что ли?" На тот момент часть "Донбасса"  уже стояла на полигоне в Черкасском, перейдя в 93-ю бригаду. В общем, в основном из добровольцев там потом сформировали 6 роту второго батальона 93 бригады. Да и не только в 6-ой роте. В некоторых других ротах тоже были добровольцы, включая командиров. Я позвонил Богдану, позывной Майор, – тогда он был командиром роты, а позже стал комбатом, и сказал ему, что тоже хочу в 6 роту. В итоге я забрал еще людей, которые со мной были на этом ГИППЕ: Морячка, Смереко - и перешел в 93-ю. Это был ноябрь 14-го года. Майор поставил меня командиром взвода. Когда нам давали технику, привели на Прохоровку - так называлось место, куда стянули все обломки машин, которые были в бригаде, и сказали: "Выбирайте". Мы понабирали "гробов", мужики два месяца с ними #блись, но подшаманили так, что у нас в последующем почти вся техника выдержала марш от Чаплина до Николаевки – это порядка 100-150 километров.

14 января мы поехали в зону АТО. Часов 16 тарахтели по дорогам.  Когда доехали в Николаевку, одна машина вышла из строя. Затем добрались в Очеретино. Пункт временной дислокации у нас был в "шикарном пятизвездочном отеле" - коробке без стекол в окнах и без дверей. На стенах был иней, наверное, в два пальца. Когда-то это была общага. Я никогда не думал, что, оказывается, могу спать в таких условиях. Я раньше был такой неженка - крови боялся. Но тут это все куда-то пропало - приехал, сразу расстелил спальник - и брык, не раздеваясь, увалился спать. Вообще, через какое-то время я понял, что на войне, чего не хватает, так это сна, его там просто дефицит. Поспал я  буквально часа полтора  -  и меня толкают, что вставай, ротный собирает совет. В итоге ты чапаешь туда и даже не понимаешь, о чем они говорят, так спать охота.

 

Когда в ДАПЕ шел прилет за прилетом, ты едешь и думаешь, что вот теперь может прилететь именно в тебя – и сгоришь ты в этой машине синим пламенем.

16 числа  с утра командир роты дал задачу ехать и проводить разведку боем – мы погрузились, но куда именно едем, поняли не сразу. Местности никто не знает. Доехали до Тоненького, там ниже было что-то вроде свинофермы, там и переночевали. Тогда впервые увидели, что такое "грады". Сначала прилетели далеко, а потом и рядом с нами. Утром прибыли на окраину Северного – это между Тоненьким и Водяным. К тому моменту из строя вышло еще две машины – и всего их осталось 7. А еще у нас была МТЛБ, потому что некуда было десант распихать, и где-то около 6 танков.

Тут комбриг Олег Микац и полковник, не помню фамилию, позывной Кремень, собрали командиров взводов, машин и механиков-водителей, разложили на снегу карту территории донецкого аэропорта. Кстати, если бы не взлетные полосы, я бы не знал, что это аэропорт, в общем, они начали рассказывать, что мужики, вот задача: заезжаете, берете монастырь, держите и ждете подкрепления. С нашей стороны будет такая артподготовка, что вы #бнетесь. А против вас там будет с монастыря бить один крупнокалиберный пулемет, и может,  где-то еще что-то стрельнет со старой пожарки. Я подошел к комбату и попросил взять меня в лобовую группу. Но он сказал, что я пойду во фланговой. Если подробнее, мы должны были в составе танков проехать мимо метеостанции, лобовая группа пошла бы напрямую на дом с крестом, он же монастырь, а фланговая должна была обходит его справа. Танки бы стали по флангам и прикрывали БМП, которые должны были между ними проскочить и отработать монастырь.

Когда мы доехали с асфальта на грунтовку  - смотрю, что танкисты уже позакрывали люки, надо прятаться и нам. И только проехали метеостанцию, как со всех сторон понеслась мощная долбежка. Мы, как и должны были, разделились. С нашей частью поехало два танка и "мотылыга" (МТЛБ, - ред.). Только выехали на взлетку, пропала связь, плюс перед нами был бетонный забор. Я чего-то ссыканул ломать его "бэхой" (БТР, ред.). Из МТЛБ высадился десант - и тут пробило борт брони у Саши "Левши", сейчас он старшина батальона, а тогда был старшим фланговой группы. Пуля прошила ему насквозь одну ногу, а на второй раздробила кость. Я увидел, как их машина остановилась, открылся десантный люк, и командир с оператором вытягивают Левшу. Я выскочил из машины, подбежал, помог снять его с брони. Затем мы положили его в сторону, а пехота оттянула Левшу к диспетчерке, там ему сделали перевязку - а я, заскочив к себе в машину, поехал дальше.

Затем, когда западнее диспетчерской вышки вошла наша БМП и двигалась в сторону монастыря, а за ней шла группа пехоты в две колонны , прилетела 82 мина. Упала возле вышки  - и дала пехоте по ногам. Сразу же человека 4 тяжело  ранило. Я свой десант не высаживал до конца, хоть они и орали, что хотят наружу. А затем на 15 снаряде у нас заклинило пушку. И тут подкачали танки, которые должны были сопровождать нас до конца, но они почему-то отвалили. Уже потом, в госпитале, они рассказывали, что одному снайпер побил приборы, у второго что-то заклинило, то есть не знаю, что там у них случилось, но танки ушли. А те, что остались в лобовой группе, вроде как отстреляли по монастырю. Но суть в том, что нас сепары все время даже не обстреливали, а жестко п#здячили, что есть сил. Я наконец высадил свою пехоту. Они побежали в диспетчерку, а мы бортом машины прикрывали эвакуацию раненых, пока их оттягивали в здание диспетчерки. Потом мы загрузили их в три машины. Поскольку старшим среди всех машин был раненый Левша, то нужно было брать какую-то инициативу – и выходить оттуда. Мы объехали метеостанцию, севернее от нее между посадками проходила дорога. Но вдруг стало ясно, что никто не знает, куда везти раненых и где у нас ближайший тыловой пункт управления. Я вспомнил, что на метео есть правосеки – и мы все рванули обратно. Подъехали к станции, смотрим -  забор в некоторых местах вывален, но есть калитка. Я не знаю, почему, но, як порядна людина, начинаю стучаться в калитку - это визуально такой ироничный момент, учитывая, что вокруг падают мины и идет стрелкотня. Никто не отвечает, потому что калитка – это вход на территорию, а само здание, где сидели люди, от нее метрах в 30.  Потом вдруг вижу какого-то курящего правосека, и кричу, что давай, двигай к нам - это ВСУ, и у нас есть раненые. В общем, занесли они к себе наших трехсотых, оказали им первую помощь. Кроме правосеков, там еще оказался третий полк спецназа и ОУН. Когда чуть позже мы все сели перекурить,  у нас спросили, как это мы не пошли через дыры в заборе, а решили в калитку стучать, что мол, повезло, потому что вокруг все заминировано.

Когда мы привезли очередную партию раненых, на метеостанцию с перелетом, но часто начали аккуратно ложиться 82 мины. Как раз, когда я был в районе все той же калитки, услышал свист, понял, что летит в мою сторону, на автомате прыгнул щучкой в проем калитки – и мина взорвалась где-то в метрах 5-7 от меня. Я вылетел вперед вместе с проемом – почувствовал удар в бедро. Рукой помацал -  крови вроде нет. Подумал, что просто куском бетона ударило.  Оказавшийся рядом механ (Механик-водитель, - ред.) моей машины, позывной Фиат, спросил все ли нормально, я сказал, что вроде да. Мы прыгнули в броню  - и опять погнали за ранеными. В общей сложности мы сделали где-то 4 ходки. Первыми вывозили тяжелых. Ложили их по двое в машину, поскольку с перебитыми ногами не посадишь.  Во время одной из вылазок, прямо перед мордой машины пролетел СПГ. Все триплекса в машине заляпало грязью, механик начал орать, что ни черта не видно, пришлось открыть люк, вытянуть руки и протереть свои триплекса, чтоб можно было ехать дальше.  

В какой-то момент к нам на своей "мотылыге" приехал Кремень. Мы забрали тяжелых с метео и тремя машинами плюс его МТЛБ поехали на поворот трассы, туда где дорога на Водяное. Вернулись снова на станцию, оттуда я сделал еще одну крайнюю ходку за ранеными, но уже не на своей машине.  Ее водитель сказал, что он поедет только в том случае, если я буду руководить процессом. На самом деле, нестись снова под обстрелы, когда  уже выехал оттуда и выпал, так сказать, из движухи, очень непросто: надо себя заставить,  потому что прилет за прилетом, ты едешь  и думаешь, что вот теперь может прилететь именно в тебя – и сгоришь ты в этой машине синим пламенем.  Поехали мы, в общем, на первой передаче в походном положении через взлетку, то есть головы повысовывали - темно, нихера не видно. И вдруг я вижу, что у нас с левого борта и прямо вверх подымается белая полоса  - у меня паника, я начинаю кричать Ильичу, оператору, что нас подсветили и нам п#зда, а он говорит, что нет, командир – это просто луна от снега отражается.

Когда забрали крайнюю партию раненых и сидели на метео, услышали, что неподалеку валит какая-то "бэха". Заняли позиции возле забора на метеостанции, но тут до нас донесся знакомый голос. Оказалось, что это оператор-наводчик, сейчас уже покойный, Резец подъехал к нам и сказал, что в машине раненый  - это наш командир Майор. Рассказал, как лобовая группа подлетела к монастырю – и налетела на земляной вал, за которым был ров и куча всякого мусора. Майор вылез на бруствер и начал херачить, увидел вспышки АГСа  - которым его там и накрыло, выбило вену на ноге, в живот попал осколок. Потом, когда его до "бэхи" донесли, еще был один прилет. Когда я полез к ним в машину, увидел такую картину: сидит раненый Бром, на ногах у него ноги ротного, а головой Майор лежит ближе к башне. Он посмотрел на меня, затем поднялся и что-то невнятно прохрипел. Я ничего не понял из того, что он сказал. И только потом, когда мы с ним виделись, он сказал, что ему казалось, что его все понимают, и он дал мне четкие указания: роту передать Жнецу, пусть выводит людей. Пока его вывозили, думали, что он крякнет по дороге, но ничего - довезли. Майора стабилизировали на стабпункте в Водяном, а потом перебросили в Мечку. Досидели мы на Метео еще где-то до 12 ночи, а потом пришел приказ выходить.

Доехали до восточной окраины Водяного, сдали машины. Я почувствовал, что на том месте,  куда прилетел бетон, когда мина взорвалась рядом, что-то как-то холодит. Снимаю штаны, а у меня подштанники кровью пропеклись и примерзли к ноге. Там был осколок. В Водяном  я подошел к женщине-медику и говорю,  что давайте вы мне осколок вытащите и я дальше пойду воевать , а она мне: "Ты что - дурак?  Садись, сейчас будем ехать на Днепр!" А я ей, что, да какой Днепр, у меня там люди. Но все тогда были на нервах, и медики в том числе, поэтому она наорала, что нечего ей мозги парить – и надо ехать в больницу.  Погрузили нас в медичку и повезли на Красик (Красноармейск, теперь Покровск, - ред.) А там перегрузили в карету скорой помощи - и отправили в Днепр.

Затем я провел 10 дней в госпитале, 10 дней реабилитации. Потом приехал на ППД бригады, а оттуда 11 февраля опять на фронт. Только приехали в Водяное, там где наши живут, слышу отработали наши минометы - и сепары начинают давать ответку, а  ложится оно где-то в метрах ста от нас. И такой грохот стоит, что ого-го. Тогда  у меня мысли пронеслись, что вот тебя, сука, не убило в первый раз, так получишь теперь.

Числа 14 февраля мы уже были на высоте, на "Муравейнике". Правда, очень жестко его долбили как раз до 14 числа, а там наступило так называемое перемирие. И началась у нас веселая рутина: два дня на высоте, 4 дня в расположении. А перемирие – явление прикольное: сначала все тягают патроны, заряжаются. Через 10 минут после того, как его объявили, со стороны сепапров робкий выстрел из автомата откуда-то из Жабуньков в сторону Песков. Ему в ответ пулемет из Песков "тра-та-татата", дальше они из АГСа начинают палить, мы из СПГ  - и пошло-поехало.

В общем, на  "Муравейнике"  я пробыл до 16 июня. Позиции вдоль забора у нас назывались "Дихлофос" - первый, второй и третий. А назвали их так, потому что сепаров считали тараканами, которых мы там гасим. Когда приходила инфа,  что они на одном из "Дихлофосов", я вызывал минометку  - и наши туда накидывали. Пару раз жгли сепарам технику(одну подбили, одну уничтожили) , когда они на метео пытались проехать.

А вообще было "весело": мы стреляли, по нам стреляли, а крайние несколько дней перед отпуском оказались слишком  "веселыми". У меня был командир первого отделения, позывной  Луч, уходить в отпуск мы должны были с ним в один день – 18 июня.  Но он меня предупредил, что  Лейтеха, я на шахте работал - и у нас такое правило было, если я выхожу в отпуск, то за день до этого на работу не прихожу, потому что происходит какая-то очень неприятная херня. А я ему говорю, что, да ладно, Леха, это все суеверие. Но когда мы таки поехали на крайнее здание, нас там так два дня долбили так, что казалось, что живыми оттуда уже не выйдем: из-за старого терминала выезжал танк  - и просто разбирал наши позиции.

Я ПОЛЗ И ДУМАЛ, ПОКА НАД НАМИ СВИСТЕЛО, ЧТО НАФИГА ТЫ СЮДА ПОПЕРСЯ, ДОЛБО#Б. ТЫ Ж ШТАБНОЙ РАБОТНИК, А НОРМАЛЬНЫЕ ШТАБНИКИ СИДЯТ У СЕБЯ В ШТАБАХ И БУМАЖКИ ПЕРЕБИРАЮТ.

Когда я вернулся из отпуска, нас перевели на новую позицию, в районе Старомихайловки. Там куча посадок. А меня хоть и поставил комбат начальником разведки батальона, а это штабная должность, но в штабе скучно сидеть, поэтому мы постоянно там в какие-то сраки лазили. Как-то с Ворчуном, Ромео и Вовчиком поперлись на кирпичный завод, который там был – протопали от нашей позиции где-то километра три. Заползли на какую-то разбитую  птицеферму. Вовчик с Ворчуном от нас с Ромео пошли южнее, метров на 50-70, а мы их прикрывали. Ворчун был с СВДХой, на которую волонтеры накрутили глушитель. Дальность до врага, наверное, метров 250, по уровню земли противник, как ощущалось, находился ниже нас. Лежим, я в бинокль смотрю и говорю Ворчуну, что видишь пролом в заборе – работаем. И тут слышу "бах!" - думаю, Господи, а почему ж так громко? Потом еще раз "бах", и понимаю, что сейчас нас засекут - и мы сейчас все умрем. В общем, сепары в панике начали стрелять в разные стороны. Крик, гам стоял.  И тут  Ворчун говорит, что вроде как уложил троих –  попадание было 100%, но убитые не подтвержденные.

 Отработали – и начали мы оттуда въ#бывать, а то слишком плотная началась стрельба. Выходить решили тоже двойками, но там где сидели Вовчик с Ворчуном - впереди трава есть, а позади все выжжено. Поэтому они сказали, что выбраться пока не смогут – перележат, а мы, чтоб выходили. Я и Ромео побежал в поле, добежали до сухой полыни – прыгнули в нее, но я выглянул и вижу, что у нас сраки из нее торчат, говорю, что встаем и бежим дальше. Уже через сто метров, там, где трава была повыше – мы упали и проползли, наверное, метров 800.  Полыни нажрались столько, что горечь во рту долго была.

Я полз и думал, пока над нами свистело, что нафига ты сюда поперся, долбо#б. Ты ж штабной работник, а нормальные штабники сидят у себя в штабах и бумажки перебирают.  Решил, что только бы выбраться – и я в такую жопу больше не полезу. Но только мы вышли к своим, водички попили, я подумал, что не фигово мы так сходили все же – и надо еще куда-то слазить.

Вот так, начиная с осени 15-го года до марта 16-го, несли мы службу иногда с приключениями. В марте нас вывели. Провели боевое слаживание в Черкасском, затем на Широкий Лан, потом отправили на Яворовский полигон на курс Join military trainig group in Ukraine, где мы очень продуктивно два с половиной месяца занимались.

В конце сентября 16-го года снова поехали в зону АТО в Луганскую область. Пока мы переделывали позиции, которые там оставила 24-ка, были очень плохо обустроены, были в шоке от того, что сепары в полный рост ходили вокруг.  И перебить их сразу нельзя было, потому что позиции не готовы. Но когда перерыли все и обустроились – ушли где-то километра на два вперед, постоянно кошмаря противника. В общем, потерь от нас у них было немало. Батальон может похвастать уничтожением сепарсокого "Урала" и БМП.

А 4 ноября 16-го года я подорвался на противопехотной мине. Наши разведчики нашли какую-то неведомую хрень, как оказалось потом -  это была боевая часть от зенитно-ракетного комплекса "Куб", поставленная на фугасное действие. Майор, тогда он уже был комбатом, сказал, что надо пойти и забрать – такая "корова" нужна самому. Я как раз вернулся тогда с дежурства на позиции, помылся, оделся в чистое - и на утро мы вышли. Находилась она от нас где-то в полутора километрах.  Пошли туда я, командир саперного взвода Валера, один разведос  (Разведчик, - ред.) и комбат. Когда ее таки надо было тащить к нам, я сказал Майору,  что тащить эту херню не буду – она тяжелая.  А он отвечает, что и не надо, что сам потащит, а вот я бы ему лучше сигаретку дал. В поисках сигаретки я обошел с правой стороны командира саперного взвода, и наступил левой ногой на противопехотную мину –  от взрыва упал на левую сторону, поорал немного, потом думаю, чего орать-то - ноги уже нет. В общем, было ясно, что теперь надо оттуда сваливать. Мне наложили жгут, комбат взвалил меня на себя, но поскольку у него самого проблемы с ногой из-за ранений под ДАПом, я сказал ему, чтоб положил меня обратно, а то #бнемся вдвоем. Он таки опустил меня на землю, подошел разведос, кинул на плечи, вынес из посадки. Прошел метров 50 - и я чувствую, что он уже не может. Когда меня снова положили, я  попросил наложить мне ИПП (Индивидуальный перевязочный пакет, - ред.)И пока разведчик накладывал, я, конечно, орал, но кое-как справились – и в итоге километра полтора по серой зоне они тянули меня, как могли. А наркоты, чтоб укол сделать, у нас не было – это армейская халатность, мол, зачем нам эта аптечка, мы сейчас туда и обратно, да, что там с нами может случиться? Хорошо, что хоть жгут и вот эта советская ИПП у меня всегда с собой лежали.

На нашей позиции меня погрузили в БМП, вывезли в Крымское, после "мотылыгой" на Светличное и оттуда машиной медроты на Северодонецк. В машине медроты наново сделали перевязку, вкололи обезболивающее. Спать в дороге хотелось жутко, но медики категорически запрещали. В общем, до того момента, как я упал на операционный стол в Северодонецке, прошло где-то часа три-четыре.

Ну а когда я уже пришел в себя, таких мыслей, что, ой, лишенько, как дальше жить, не было, потому что нога от этого не вырастет. Да и вообще, я первым делом, когда подорвался, перевернулся и подумал "о, яйца на месте, а это самое главное - жить можно". Да и повезло мне, в Севере сделали нормальную ампутацию - спасибо за это врачам, которые там тогда были.

Подорвался я 4 ноября, а 7 декабря я уже был на учебном протезе. Отец узнал, что со мной случилось, через общих друзей – и позвонил мне сам. Мой батя на тот момент служил в 3 батальоне 93 бригады, его контузило, была аневризма - и его списали по ранению. Но самое интересное, что мы не поддерживали с ним отношений до моего первого ранения. Когда он узнал о нем, то тоже решил идти служить, с тех пор мы общаемся.

Когда я был в Киевском госпитале на лечении, мне предложили перейти в Киевский военный лицей имени Ивана Богуна. Я тогда смутно себе представлял, как можно воевать на протезе и решил попробовать. Нарисовал себе в голове радужные картины воспитания молодежи, но проведя в лицеи 4 месяца понял, что не мое - и Киев, и лицей. В начале августа я позвонил комбату и попросил выслать отношение на службу в батальоне, пока я тут не #бнулся. Тем более, что после выписки из госпиталя в ожидании перевода в лицей я провел 3 отличных месяца на фронте с батальоном. Научился и бегать, и прыгать. Стимул всегда был отличный, благодаря вражеским обстрелам.

В общем, сейчас я хочу скорее вернуться на фронт -  там я точно знаю, что делать. Всегда рядом есть люди, на которых я могу рассчитывать, как и они на меня. Главное, чтоб пребывание на той или иной должности приносило пользу и было, як то кажуть, доцільно!

Фото из архива Александра Проскурина

Если задуматься, что же изменилось во мне за последних три года, то сейчас у меня есть некоторые правила, которых не было раньше, и которым теперь я четко следую: всегда отстаивать свое мнение, не идти против совести и быть готовым всегда брать на себя ответственность за свои действия, слова и поступки.

 

Источник: https://censor.net.ua