Крушение империи: «Теперь Россия потонет в крови!»

Сначала февралисты – значительная часть российской верхушки, организованной через масонские ложи, получили добро у Запада. «Запад нам поможет» – были уверены революционеры. Действительно, западная дипломатия и спецслужбы сделали всё, чтобы свалить Российскую империю накануне победы. Однако это делалось не ради «свободы и демократии», а ради стратегических и шкурных, материальных интересов.Армия не могла помешать перевороту, так как её кадровое ядро, преданное присяге, было выбито, а высший генералитет в целом поддерживал переворот «во имя спасения России». Высшие иерархи церкви были за «перемены», как и финансово-промышленная элита, включая старообрядцев. Рабочее движение контролировалось через часть социал-демократии. Крестьян в расчёт не брали. Черносотенное движение, сыгравшее важную роль в подавлении революции 1905–1907 гг., было деморализовано. Началось всё 23 февраля 1917 года с «хлебных» беспорядков в столице, хотя нехватки провианта в Петрограде и стране не было. Сопротивление полиции, жандармерии и войск, которые могли легко разогнать толпу в начальной стадии протеста, было саботировано, дезорганизовано. Очевидно, что часть командования работала на переворот. К бунтовщикам стали присоединяться солдаты запасных частей, которые не желали идти на фронт. Солдаты стали стрелять в полицейских и казаков. Начался хаос. В Ставке смотрели на беспорядки в Петрограде довольно легкомысленно, считая, что они будут легко подавлены. Основания для этого были. Достаточно вспомнить опыт первой революции. Требовались только решительные, волевые командиры, обстрелянные, верные присяге и долгу части. В Ставке планировали снять части с Северного и Западного фронтов. Проблема была в том, что высшее командование уже предало государя. Давить бунт не собирались. Народные волнения использовали, чтобы надавить на Николая Александровича. Царь направился в Царское Село, где находилась его семья. В ночь с 1 на 2 марта Гучков с помощью железнодорожников остановил войска, идущие к столице, а царский поезд изолировали в Пскове, в штабе Северного фронта. Указания государя не передавили из Пскова, телеграммы из войск с выражением поддержки и готовности умереть за царя ему не передавались.

Как свергли Николая II?

Предательство высшего генералитета

Как только Николай II покинул Ставку, начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал Алексеев связался с той частью Госдумы, которая пыталась перехватить управление в Петрограде и вынудить царя подписать отречение. Из Ставки генерал-квартирмейстер Лукомский в разговоре с генералом Даниловым (начштаба Северного фронта) утром 2 марта сказал:

«Прошу тебя доложить генералу Рузскому (главнокомандующий Северным фронтом – Прим. авт.), что, по моему глубокому убеждению, выбора нет, и отречение должно состояться».

Алексеев разослал командующим фронтами телеграмму, в которой говорилось:

«Династический вопрос поставлен ребром, и войну можно продолжать до победного конца лишь при исполнении известных требований относительно отречения от престола в пользу сына при регентстве великого князя Михаила Михайловича».

Командующие должны были выразить своё мнение по этому вопросу. Генералу Гурко, который командовал Особой армией, составленной из гвардейских частей (они могли оказать сопротивление перевороту), телеграмму не направили. Все командующие в тех или иных выражениях попросили Николая отречься. На Кавказском фронте начштаба Юденич подготовил телеграмму, что войска готовы выполнить приказ государя. Однако главнокомандующий, дядя царя великий князь Николай Николаевич (великие князья также были участниками заговора, но думали, что дело ограничится отречением Николая II и ограничением самодержавия) направил царю другую телеграмму, в которой просил племянника об отречении. Поэтому Николай II и сказал:

«Кругом измена, и трусость, и обман».

В Псков прибыли депутаты Думы – Гучков и Шульгин, которые ранее занимали «правые» позиции. 2 (15) марта 1917 года Николай Александрович подписал отречение в пользу своего младшего брата Михаила Александровича. Самодержавие было последней скрепой, которая сдерживала распад и смуту. Отказ Николая Александровича от престола имел мистический, сакральный характер, открывая ворота в инферно (ад).Армия, которая, пока политики и революционеры-февралисты устраивали в тылу переворот, сражалась с внешним врагом, была деморализована. Генерал Б. Геруа, начальник штаба Особой гвардейской армии, вспоминал:

«Россия вступает на новый путь»

«Делать было нечего! Революция шла помимо нас. Главнокомандующие армиями, не исключая великого князя Николая Николаевича, «уговаривали» государя отречься! А фронты сами по себе продолжали сидеть в окопах, пассивно, недоумевая. В столице кипел котёл, а мы, прикованные к позициям против «врага внешнего», испытывали состояние паралитика, у которого голова ещё кое-как работает, но пошевельнуться он не может».

Ночью 4 марта Геруа отнёс командующему армией Гурко известие об отречении государя. По мере как генерал разворачивал ленты, его лицо становилось изумленным и озабоченным. Дочитав до места, где государь отрёкся и за сына, генерал воскликнул:

«Как это было можно! Теперь Россия потонет в крови!»

Монархист по своим взглядам, Василий Гурко был одним из наиболее передовых русских генералов этого времени и понимал, что гибель самодержавия приведёт к большой смуте. Генерал не стал участвовать в Гражданской войне.Генерал А. И. Деникин позже вспоминал в «Очерках русской смуты» об оглашении манифеста об отречении перед войсками:

«Войска были ошеломлены: трудно было определить другим словом первое впечатление, которое произвело опубликование манифеста. Ни радости, ни горя. Тихое, сосредоточенное молчание… И только местами в строю непроизвольно колыхались ружья, взятые на караул, и по щекам старых солдат катились слёзы…»

Основная же масса людей, как простых, так и высокопоставленных, ещё не понимала, что началась катастрофа, что мир уже не будет прежним. Что «старой России» пришёл конец, а новая будет создана в муках и большой крови. Великие князья ходили с красными бантами, поддерживая Февраль. Будущий атаман Г. Семёнов, один из лидеров Белого движения в восточной части России, вспоминал:

«Революцию все ждали, и всё же она пришла неожиданно. Особенно в момент её прихода мало кто предвидел в ней начало конца Российского государства; мало кто верил в возможность развития крайних течений… Поэтому в начале приход революции приветствовался всеми, начиная с рабочих и кончая главнокомандующими фронтами».

Февраль немедленно разложил и «демократизировал» армию. В условиях продолжавшейся войны! Кадровое офицерство и унтер-офицерство было обескровлено в войне. Ему на смену пришли офицеры «военного времени», часто представители либеральной интеллигенции. Они не имели авторитета у солдатской массы и поддерживали Февраль. Под ружьём было около 15 млн человек. По сути, революция превратила армию в вооруженный народ. Самым популярным лозунгом у солдат был «долой войну»! Началось массовое дезертирство «до дома, до хаты», с оружием в руках. Фронт покидали целые части, уходили казачьи сотни и полки, часто не только с личным оружием, но и с пулеметами и пушками. Дрались за эшелоны, уходившие в тыл. Дисциплина, порядок рухнули. Офицеры стали мишенями для разложившейся солдатни и матросни. Фронт держали только отдельные «ударные» части, сформированные из наиболее опытных, преданных и дисциплинированных бойцов и командиров. Русская православная церковь в лице своих иерархов, поражённая слепотой, положительно приняла Февраль. Духовенство, очевидно, лишённое Святого духа и предвидения, не понимало, что церковь ждёт катастрофа, как и страну, и народ. Святейший Синод дал указание возглашать в храмах многолетие «благоверному Временному правительству». Принятие церковью Февраля привело к полному поражению и исчезновению с политической сцены правых партий, монархических «черносотенных организаций» (примерно так же в 1991 году «испарилась» компартия»), которые в 1905–1907 гг. имели подавляющее численное превосходство над политическими противниками. Священники и иерархи нацепили на рясы красные банты и участвовали в многочисленных революционных мероприятиях: «праздниках революции», «днях похорон жертв освободительного движения», 1 мая и пр. Тем самым церковь «благословила» Февральскую революцию и новые революционные праздники. И подписала себе смертный приговор. Одновременно была разрушена старая система охраны правопорядка, освобождено большое количество уголовников. Начинается криминальная революция, которая сопровождает любую смуту. Крестьяне начинают свою войну, задолго до Октября. Они по-своему мстят за вековые унижения, несправедливости. Жгут поместья, делят земли, инвентарь и прочее добро. Царя-батюшки больше не было, и сельский мир (подавляющая часть России) отказывается от любой власти. Резво пошли процессы распада державы, автономии и независимости требовали как многочисленные националисты в различных «украйнах», так и вполне русские казаки, которые ранее были оплотом порядка и самодержавия. Февралисты – российская верхушка, открыли ящик Пандоры.