Крым наш. Весна-2014

Украинская пресса потом сошлась на том, что били не так уж сильно, и виноваты, как обычно, российские СМИ. Взгляды на допустимость таких методов проделали изумительную эволюцию: осенью избиение «беркутами» митингующих в Киеве вызвало волну возмущения, теперь же ничуть не менее жестокая расправа рассматривалась как дело житейское. По словам участников местного Евромайдана, они начали разбивать стекла автобусов битами в ответ на метание светошумовых гранат из автобуса. Про крымчан рассказывали душераздирающие истории — якобы у них ящиками изымали биты, ножи и мачете, залитые кровью киевлян. Однако на видео с места события почему-то не обнаружилось никаких загадочных гранат или окровавленных бит, только люди с разбитыми головами, которых заодно заставили руками собирать с асфальта осколки стекол собственных автобусов. Часть избитых сумела убежать, и их отыскивали по соседним селам — как трогательно объясняли евромайдановцы, чтобы накормить, принести одежду и купить билеты домой. О достоверности этой святочной истории читатель может судить самостоятельно. Добавим только, что, например, девушка из Симферополя, получившая от рук добрых самаритян травму позвоночника, потом давала интервью непосредственно с больничной койки.

Нетрудно представить, как в Крыму восприняли эту историю. Разговоры о «поездах дружбы» воспринимались совершенно иначе после того, как в родные города приехали избитые и покалеченные люди. Хотя заявленные поезда так по факту и не приехали, слухи, а паче того риторика украинских патриотов, считавших от большого ума полезным лишний раз попугать «вату», подогревали настроения. Периодически поезда с «правосеками» даже караулили у станций. Заметим, впрочем, что крымчане опасались не призраков. Через некоторое время в Донбасс приехали настоящие «поезда дружбы» в лице добровольческих батальонов.

Отдельно опасения вызывали организации крымских татар. Те имели в Крыму мощное лобби. Политически татар объединял «Меджлис крымско-татарского народа», организация, с одной стороны, способная успешно лоббировать свои интересы в Крыму, а с другой, связанная с Турцией и панисламистскими организациями типа «Хизб ут-Тахрир», причем при посредничестве последней создавались и некие военизированные отряды. С одной стороны, Меджлис скорее претендовал на роль выразителя чаяний всех татар Крыма скопом, чем в действительности являлся таковым, с другой — он объединял достаточно много людей и аккумулировал значительные средства, так что на местном уровне являлся серьезной силой. Причем часто меджлисовцы действовали на грани и за гранью закона — так, именно они ввели в моду самозахват земельных участков. Эти самозахваты постепенно превратились в серьезную проблему, причем Меджлис целенаправленно организовывал процесс.

Сочувствие вызывали и «беркуты»: севастопольское подразделение вернулось с 22 ранеными, включая пострадавших от огнестрельного оружия, практически все бойцы получили ожоги. В крымском «Беркуте» имелись и погибшие. Когда 22 февраля на площадь Нахимова в Севастополе въехали автобусы с милиционерами, их уже ждала толпа сочувствующих. Крым начал закипать.

О том, что делать в сложившейся ситуации, размышляли не только в Крыму. Майдан стал серьезным вызовом для Москвы. Договоренности с действующим украинским правительством, которых только-только удалось с трудом достичь, на глазах рушились из-за неспособности пусть не особенно приятного, но все же партнера РФ удержать власть. Успех Майдана был воспринят как угроза интересам России на Украине (и вполне справедливо), но теперь стоял вопрос: а что дальше?

Насколько осмысленной была реакция Москвы на происходящее в соседнем государстве? Кремль очень неохотно раскрывает механизм принятия решений, однако из данных, просочившихся наружу, можно сделать определенные выводы.

Планы возвращения Крыма не могли не существовать еще с 90-х годов. Для России база в Севастополе превратилась в постоянный источник головной боли. Украину лихорадило все 90-е и 2000-е годы, договоры заключались и перезаключались, и вопрос о будущем статусе военно-морской базы в Севастополе не мог не волновать Москву. Ситуация, возникшая в 2014 году, потребовала конкретных решений.

В начале февраля 2014 года в Администрацию президента РФ поступила аналитическая записка неизвестного авторства. В записке вполне внятно описывалась текущая ситуация, Янукович объявлялся политическим банкротом — а дальше предлагались конкретные шаги в новых условиях.

Российская политика в отношении Украины должна, наконец, стать прагматичной.

Во-первых, режим В. Януковича окончательно обанкротился. Его политическая, дипломатическая, финансовая, информационная поддержка Российской Федерацией уже не имеет никакого смысла.

Во-вторых, в условиях, когда спорадическая гражданская война в форме городской герильи так называемых «сторонников Майдана» против руководства ряда областей востока страны стала фактом, а дезинтеграция украинского государства по линии географического размежевания региональных альянсов «западные области плюс Киев» и «восточные области плюс Крым» сделалась частью политической повестки, — в этих условиях Россия ни в коем случае не должна ограничивать свою политику в Украине только лишь попытками влиять на киевский политический расклад и отношения системной оппозиции (А. Яценюк, В. Кличко, О. Тягныбок, П. Порошенко и пр.) с Еврокомиссией.(…)

Представляется правильным сыграть на центробежных устремлениях различных регионов страны, с целью, в той или иной форме, инициировать присоединение ее восточных областей к России. Доминантными регионами для приложения усилий должны стать Крым и Харьковская область, в которых уже существуют достаточно сильные группы поддержки идеи максимальной интеграции с РФ. (…)

Целесообразно последовательное выдвижение трех лозунгов, по мере развития вытекающих один из другого:

— Требование «федерализации» (или даже конфедерализации) в качестве гарантии для данных регионов от вмешательства прозападных и националистических сил в их внутренние дела;

— Независимое от Киева вступление восточных и юго-восточных областей на региональном уровне в Таможенный Союз, что обеспечит необходимые условия для нормальной работы и развития промышленности;

— Прямая суверенизация с последующим присоединением к России, как единственного гаранта устойчивого экономического развития и социальной стабильности.

Политическое движение за пророссийский выбор и ассоциативные отношения восточных и южных украинских территорий с Российской Федерацией, как нам представляется, также необходимо конституировать организационно, зарегистрировать в законном порядке. Для этого необходимо подготовить условия для проведения в Крыму и Харьковской области (а далее и в других регионах) референдумов, ставящих вопрос о самоопределении и дальнейшей возможности присоединения к Российской Федерации.

Судя по дальнейшему развитию событий, многие шаги, предлагаемые в этом тексте, были предприняты в реальности. Обратим внимание, кстати, что усилия настойчиво предлагается сосредоточить на Харьковской области. В реальности, как мы знаем, оплотом поддержанного из России восстания стал Донбасс.

Однако иметь общий план — еще не значит принять конкретное решение. Вопреки предположению о давно лелеемом заговоре, непосредственное решение об операции в Крыму, судя по всему, принималось спонтанно. В частности, к 23 февраля решение еще не было принято: Алексей Чалый, лидер толпы, пытавшийся добиться каких-то контактов с Москвой, поначалу наткнулся на стену молчания. Видимо, окончательную отмашку дали только после того, как в Крыму начались массовые выступления.

23 февраля из Крыма уехал Янукович. В этот день в Севастополе кипел массовый митинг. На улицу вышло около 25 тысяч человек самых разных политических убеждений. О Януковиче, само собой, никто не вспоминал, зато российские флаги были буквально везде, как и вообще символика, ассоциирующаяся с Россией — от красных знамен до «имперок». Организатором митинга выступили братья Алексей и Михаил Чалые. Именно Алексей Чалый, 55-летний бизнесмен, стал лицом восстания и главной публичной фигурой ближайших недель.

Биография Чалого не слишком типична для современного российского публичного политика. Выходец из семьи ученых и военных моряков, он на излете СССР возглавлял институтскую лабораторию, которую в период краха Союза преобразовал в коммерческое предприятие. На фоне общего развала постсоветской промышленности достижения Чалого производят сильное впечатление: лаборатория стала только трамплином для промышленной группы, разрабатывающей и производящей разнообразное электротехническое оборудование с филиалами от Ванкувера и Пекина до ЮАР. Доктор наук, профессиональный ученый, одновременно успешный бизнесмен, которого невозможно было заподозрить в сидении на трубе или государственной кормушке, Чалый обладал просто безупречной биографией и в 2014 году уже был хорошо известен в родном городе. Интересно, что открыто возглавлять кампанию он поначалу не хотел, и буквально в последний момент перед митингом решился стать его лицом.

Митинговали не только в Севастополе. В тот же день, например, толпа не менее чем в тысячу человек собралась в Керчи. Настроения собравшихся были самые радикальные: люди скандировали «Мы хотим к России!» В конце концов к собравшимся вышел мэр и попытался уговорить публику разойтись: «Давайте мы сегодня немножко умерим свой пыл. Мы все понимаем, что делается сегодня. Я не хочу быть заложником политической ситуации. Мы делаем то, что мы можем делать. Если вы выступаете за единство Украины…» — что мэр хотел еще сказать, узнать не удалось, потому что его заглушили криками «Россия!» Попытки мэра продолжить разговор про целостность Украины не встретили ни малейшего понимания, но надо отдать митингующим должное: чиновника не побили, только обозвали предателем. Митингующие повесили на исполком триколор, а охранявшие митинг милиционеры объявили, что против народа не пойдут. Тут же из митингующих составился отряд самообороны. Такие же отряды формировались по всему Крыму. Выдвигавшийся некоторыми комментаторами тезис о пророссийском Севастополе и нейтральных или даже проукраинских настроениях в остальном Крыму выглядит, таким образом, не слишком убедительно. В конце митинга Чалого избрали народным мэром Севастополя. На следующий день толпа собралась снова, и подстегиваемый ею Горсовет утвердил Чалого в роли градоначальника официально.

25 февраля крупный бессрочный митинг собрался в Симферополе перед Верховным советом Крыма. Требования митингующих тут же стали самыми радикальными: передача властных полномочий Верховному Совету и референдум о судьбе полуострова:

Президент исчез, а его обязанности возложены на самозванца. Новый состав Кабинета министров формируется в условиях правового произвола. Конституция страны изменена с нарушением процедур, она перестала быть полноценным правовым документом. Принимаемые ВР решения нелегитимны и не могут подлежать исполнению. Таким образом единственным органом власти, легитимность которого в составе всей Крымской автономии не подлежит сомнению является ВС АРК. Крымскому парламенту необходимо обратиться за поддержкой к крымчанам, возглавить их сопротивление. Силовым структурам необходимо присягнуть на верность автономии. Строить отношения с Украиной по Конституции АРК 1992 года.

Поскольку происшедшие события поставили под вопрос целесообразность пребывания Крыма в составе государства Украины инициируется проведение Всекрымского референдума.
На вопрос о статусе республике предлагается три варианта ответа:

Оставаться ли Крыму в составе автономии Украины,
Обращаться ли к российским властям с просьбой вхождения в состав РФ,
Провозгласить независимость.

Во многом именно события 23 февраля и ближайших дней определили реакцию Москвы. Отказаться от активности на Украине вообще Кремль в любом случае не мог без фатальной потери лица. Однако разворачивающиеся по всему полуострову массовые манифестации, разумеется, подталкивали к решительным действиям. Тем более что почти сразу же после подъема Севастополя активность начал проявлять Меджлис. Причем лидеры крымских татар предпочли тут же пойти на обострение: не ограничиваясь организацией митингов, глава Меджлиса Рефат Чубаров начал требовать одним списком сноса памятника Ленину, отмены конституции Крыма, передачи руководства полуострова под суд — за сепаратизм, и создания национальной автономии с гарантированным представительством крымских татар.

Ситуацию еще сильнее накаляли первые шаги Киева. В столице Украины начали с нелепой меры — отмены закона о языке, дававшего русскому статус регионального в ряде областей. Впоследствии сообразив, насколько это плохая идея в и без того взбудораженной стране, Турчинов объявил, что этого указа не подпишет (Яценюк даже обратился к крымчанам по-русски), но провернуть фарш назад было уже нельзя.

Уже 23 февраля в Крым прилетели политики, представлявшие новую власть — от «Батькивщины» Тимошенко и «Удара» Кличко. Они успели договориться или запугать часть крымских парламентариев и уехали с полуострова в отличном настроении. Между тем обстановка становилась все более напряженной. «Беркут» фактически вышел из повиновения Киеву, в Крым прибывали в небольшом числе добровольцы из России, военизированные отряды создавались на лету. «Сорганизовались мгновенно, — говорил житель Симферополя, — некоторые вообще достали ружья времен Первой мировой». Один казак заявил, что «события будут развиваться интересно». Атмосфера действительно наэлектризовалась.

Между тем уже 26 февраля пролилась кровь. В этот день в Симферополе перед Верховным советом столкнулись два митинга — русский и татарский. Столкновение несколько часов шло сравнительно вяло. Русских было больше, однако меджлисовцы пришли настроенные на конфронтацию, привели больше физически крепких мужчин, да и уровень организации оказался выше. В результате после нескольких часов перебранки и перекидывания разными предметами татары предприняли организованную атаку с использованием взрывпакетов и слезоточивого газа. Интересно, что в массовой драке обе стороны вовсю использовали флаги: древки сгодились в качестве длинных кольев. В итоге пророссийская толпа побежала, а в давке погибли два человека — Игорь Постный и Валентина Корнеева.

Столкновение в Симферополе сразу же сильно повлияло на дух протестов. Массовые беспорядки с криками «Аллах акбар!» и погибшими людьми произвели сильное впечатление. Одни решили, что противостояние уже проиграно, другие, наоборот, готовились к борьбе с оружием в руках. Можно с полной уверенностью говорить, что дальнейшее стихийное развитие событий означало бы гибель по крайней мере десятков людей, очень возможно — городскую герилью с сотнями погибших. Тем более что почувствовавшие почву под ногами и не сдавшие оружие крымские «беркуты» уже могли стать основой для антиправительственных отрядов. «Беркуты были просто везде, — вспоминал участник событий — организовывали, инструктировали». 26 февраля в Симферополь негласно прилетел Игорь Стрелков, возглавивший организованный отряд самообороны. Скорее всего, если бы не вмешательство России, вместо Славянска оплотом антиукраинского восстания стал бы Армянск, Джанкой или какой-то другой крымский город. Топливо для войны уже имелось в избытке. К тому же татарский фактор придавал событиям даже национально-религиозный окрас. Однако произошло то, что произошло.

…Времен «Очакова» и покоренья Крыма

В ночь на 27 февраля отряд «Беркута» собрался и с оружием выехал к перешейку. Милиционеры, уже не подчиняющиеся Киеву и принадлежащие к официально расформированной части, заняли оборону на Турецком валу и Чонгаре. В общей сложности границу перекрыли около сотни человек. Крымский «Беркут» насчитывал только три роты, но с 27 числа действовал очень активно.

В ту же ночь произошло нечто совершенно неожиданное.

После четырех часов в Верховный совет Крыма вошли несколько десятков вооруженных людей. Неизвестные были превосходно экипированы, действовали решительно, слаженно и дисциплинированно. В течение нескольких минут они выдворили милиционеров и заняли оборону в здании. Инкогнито бойцы раскрывать не собирались, действовали в масках, на расспросы отвечали, что являются представителями самообороны Крыма. Частично это правда: в здание вошли также «беркуты» и гражданские самооборонцы. Пришельцы были вооружены до зубов, имели снайперские винтовки, множество пулеметов и даже минометы, так что могли отбить и полноценную атаку. Тем временем отряд Стрелкова перемещался по городу, собирая депутатов. Во второй половине дня народные избранники провозгласили премьером Сергея Аксенова, руководителя пророссийского движения. Предыдущее правительство Анатолия Могилева отправилось в отставку. Кроме того, ВС Крыма назначил референдум по поводу будущего статуса полуострова.

Была ли полностью соблюдена необходимая законная процедура? Возможно, что и нет. По словам некоторых депутатов, кворум собрать так и не удалось. Впрочем, Янукович, находившийся в России, утвердил Аксенова в должности — притом что недавняя отставка Януковича также проходила без соблюдения законного порядка отрешения от должности.

На следующий день люди без опознавательных знаков заняли аэропорт Симферополя. Как выразился начальник охраны, его людей удалили оттуда «вежливо». Вскоре оборот «вежливые люди» использовал крымский блогер Борис Рожин, а затем это словосочетание разлетелось по интернету. «Вежливые зеленые человечки» буквально за несколько часов наводнили полуостров, блокировав украинские воинские части. На аэродромы один за другим садились транспортники с десантом. Основные силы украинского флота блокировали в гавани Южной морской базы. Сначала спокойствие обеспечивал крейсер «Москва» со свитой, затем на фарватере затопили старый противолодочный корабль «Очаков». Наблюдательный пост ВМФ Украины ослепили, просто наведя на него мощные прожекторы, а затем выведенный на фарватер БПК при помощи пожарного катера наполнили водой и поставили поперек прохода.

Въезды в Крым с материка взяли под контроль «беркуты», милиционеры и вооруженные гражданские. Транспорт пропускался выборочно. Хотя реальные боевые возможности этих отрядов были минимальны (они не имели ничего, кроме легкого стрелкового оружия), попытку военизированных отрядов прорваться на полуостров они бы, без сомнения, отбили. Впрочем, блокпосты на перешейке так никто и не атаковал. Попытку небольшой автоколонны проехать в Крым под украинскими флагами без грубости, но и без сантиментов пресекли, и в целом заявленные «поезда дружбы» так и остались угрозой. Правда, с подходом военных на перешейках начали приниматься меры и на случай настоящей опасности: у Чонгара, например, выставлялись противотанковые минные поля.

Тем более вскоре туда подтянулись и российские части. Один из бойцов писал с позиций:

В Крым вторглись оккупанты. Остановились в чистом поле в 3 км от ближайшего населенного пункта. Со следующего утра к ним стали приходить и приезжать местные жители. Несли курка, сало, яйки. Вероятно с испуга. На робкие попытки оккупантов объяснить, что их и так неплохо кормят — обижались. «Такого вы у себя не пробовали». Подтверждаю: действительно, не пробовали. Украинское сало под вкуснейшие домашние соленья… ни один монголокацап не смог устоять.

Характерно, что в новоприобретенных городах тут же начали заботиться об обеспечении всем необходимым на случай осложнений. В МЧС Армянска, например, тут же доставили несколько дизель-электростанций, которые там тщетно выпрашивали у украинских властей предыдущие несколько лет.

Несмотря на то, что осаждающих почти всегда было значительно меньше, чем осажденных, а украинские части имели массу вооружения всех типов, инициатива полностью принадлежала российским отрядам и местной самообороне. Скорость, решительность и эффективность операции оказались ошеломительными. Военные не открывали инкогнито, и хотя постепенно становилось ясно, что это российские солдаты, официально действия армии отрицались. Тем более что русские предприняли меры для сокрытия своей активности в первые дни. Радиосвязью пришельцы почти не пользовались, а российский контингент в Крыму усиливался вполне официально: согласно прежним договоренностям, Россия могла разместить на полуострове до 25 тысяч солдат, и квота еще не была выбрана и наполовину. Кроме того, одновременно в самой России проходили масштабные военные учения, также призванные прикрыть возросшую активность войск.

Крымчане в огромном большинстве восприняли интервенцию с облегчением и радостью: «Это наши!». От Украины с началом массовых протестов уже не ожидали ничего хорошего. Украинцы потом смеялись над рассказами про «поезда дружбы», но в тот момент эти поезда обещали вполне всерьёз — риторика не только лидеров майдана, но и простых активистов была далека от дипломатичности. Украинское общество, как и позднее в Донбассе, сыграло огромную роль в радикализации настроений. «Они сами помогли нам сделать выбор, — заметил по этому поводу житель полуострова. — Чем больше они говорили, тем понятнее было, что нам с этой агрессивной толпой не по пути, что угодно, но не это». Обещания «раздавить гадину» и разглагольствования о безлюдном полуострове не побуждали крымчан вернуться в лоно «батькiвщины».

Интересно, что отдельные акции в поддержку Украины проводились, но не могли собирать много людей. Скажем, по Симферополю ездило несколько автомобилей, из которых на полную громкость звучал гимн Украины. «Им ничего не делали, но смотрели как на идиотов», — рассказывал позднее симферополец.

На сторону новой силы начали массово переходить чиновники и милиция. Назначенного из Киева руководителя УВД толпа не пустила в здание, и чиновник бесславно ретировался. Некоторая заминка произошла с прокуратурой. Действующий прокурор Крыма уволился по собственному желанию, еще несколько человек по очереди отказались от должности. Однако русскому движению Крыма повезло: очередным кандидатом оказалась Наталья Поклонская. Обаятельная, совершенно не похожая на обычного чиновника женщина сыграла роль не столько очередного назначенца, сколько живого символа Крымской весны. «Няшный прокурор» оказался не столько кадровой, сколько пропагандистской удачей — совершенно неожиданный образ на фоне суровых лиц этой эпопеи.

Вслед за чиновниками сторону начали менять офицеры. 1 марта на должность командующего украинским военно-морским флотом был назначен контр-адмирал Денис Березовский. На следующий день он перешел на сторону Крыма и России. Так началась массовая смена флага украинскими военными.

Фактически в этот момент Россия уже полностью выиграла противостояние на полуострове. Разумеется, Украина перенесла тяжелейшее унижение, но тезис об оккупации Крыма разбивался прежде всего о позицию самих крымчан: ликующие толпы людей, обнимающихся с солдатами, выглядели слишком красноречиво.

Нужно отметить, что переход военных под русские знамена произошел не тотально и не сразу. Часть блокированных в бухте военных кораблей пыталась выбраться оттуда, воинские части далеко не одновременно сложили оружие. Тем не менее разложение воинских частей стало делом нескольких дней, максимум недель. Быстро становилось понятно, что войны не получится, а Украине нечем и некем воевать.

Не оправдались и опасения (а для кого-то и надежды) по поводу крымских татар. Меджлис, со стороны которого ожидали активного противодействия, отреагировал вяло, объявив происходящее агрессией, и не отметился никакими громкими акциями, кроме нескольких митингов с минимальным числом участников. Нужно отметить, что когда Чубаров и его команда пытаются выступать от лица всех крымских татар, они выдают желаемое за действительное. Основную массу татар составляли (и составляют) вполне разумные обыватели, вовсе не горящие желанием умереть ради политических амбиций лидеров Меджлиса. К тому же Россия сходу сделала предложения, от которых трудно отказаться: третий государственный язык (наряду с русским и украинским) и полное отсутствие репрессий в обмен на лояльность. С крымскими татарами работали также через представителей казанских татар, быстро объяснивших выгоды сотрудничества с новой силой. Обещания инвестиций и сохранение культурной автономии крымских татар сделали свое дело. Меджлис остался в гордом одиночестве: на сотни тысяч татар в Крыму нашлось совсем немного готовых митинговать, и на тот момент — ни одного, кто был бы готов взяться за оружие.

Украинские солдаты и офицеры оказались в подвешенном состоянии. Из Киева им не присылали ни распоряжения открыть огонь, ни приказов капитулировать. Впоследствии и. о. президента Украины Турчинов в интервью говорил:

Что мы могли им противопоставить? Только в одном Крыму у русских было сорок шесть тысяч человек, а наше Минобороны смогло собрать по всей стране сводную группировку, которая насчитывала около пяти тысяч человек. И что было делать? Под танки их бросать, посылать на верную смерть? Нам нужно было любым путем выиграть время, чтобы восстановить обороноспособность страны.

Примечательно, что непосредственно во время событий Турчинов говорил нечто иное. В Киеве начали обсуждать возможные контрмеры уже 28 февраля — на ставшем знаменитым заседании СНБО. Там и. о. президента оказался как раз наиболее воинственным. Он сразу предложил ввести на Украине военное положение, однако понимания не встретил. Общее мнение изложила Юлия Тимошенко:

Если бы у нас был хотя бы один шанс из ста выиграть у Путина, я была бы первой, кто поддержал бы активные действия. Но посмотрите, в каком состоянии сейчас наша армия. Посмотрите, можем ли мы противостоять ему в Крыму, где на порядок больше солдат, современнейшее оружие и полноценные российские военные базы? Я также разговаривала с нашими иностранными партнерами, и они также подтверждают — российские войска на границах, и просят не делать никаких движений. Мы должны их послушать, потому что без них мы абсолютно бессильны.

Поэтому мы должны сегодня умолять все международное сообщество стать на защиту Украины. Это наша единственная надежда. Ни один танк не должен выехать из казармы, ни один солдат не должен поднять оружие, потому что это будет означать проигрыш.

Никакого военного положения и активизации наших войск! Мы должны стать самой мирной нацией на планете, просто вести себя как голуби мира…

Характерно, что собравшиеся не питали никаких иллюзий по поводу отношения крымчан к ситуации. По поводу блокпостов на перешейке глава МВД Аваков меланхолично сообщил: «У них там — майдан, у них там палатки, у них там гражданское прикрытие».

Характерно, что в ходе всего заседания собравшиеся проводили параллели между событиями на материковой Украине и в Крыму. Вице-премьер Виталий Ярема изложил вполне очевидные наблюдения:

Когда происходила инициатива захвата помещений государственных учреждений, они говорят: «Если у вас в Киеве можно, а почему у нас в Крыму нельзя захватывать». (…)

Почему они организовали эти блокпосты? Это то, что они увидели, как Сашко Билый в помещении областного совета угрожал автоматом, а на следующий день избил прокурора. Пока в Украине не будет действовать закон, пока будут продолжаться захваты помещений и имущества так называемыми патриотами, у врагов Украины будут сильные аргументы делать то же самое.

Хотя пропагандистская машина до сих пор по инерции рассказывает о пассивности населения, лицам, принимающим решения, все было ясно с самого начала. Министр внутренних дел Украины Арсен Аваков прямо заявил:

Отдельно говорю, что большинство населения Крыма занимает пророссийскую, антиукраинскую позицию. Это риск, который нам нужно учесть.

Более того, этот тезис в течение недлинного заседания озвучили кроме Авакова еще три разных чиновника высшего ранга.

Члены СНБО констатировали очевидное: массовый переход правоохранителей на сторону восставших, «Беркута» и военных и массовая же поддержка населением действий России выбили полуостров из рук Украины. Войска, находящиеся в Крыму, не собираются воевать, внутренние войска и милиция также не будут противодействовать русским. Официальный Киев хотел бы раздавить восстание силой, но выяснилось, что в более чем двухсоттысячной армии Украины имеется не более 5 тысяч солдат и офицеров, реально способных выполнять боевые задачи. Пренебрежение армией в течение двадцати с лишним лет привело теперь к полному параличу всего военного организма страны. Впоследствии на Украине много иронизировали по поводу готовности ополченцев Донбасса идти на Киев, но в конце февраля лидеры Украины полагали, что если российская армия начнёт полноценное вторжение, произойдет именно это — падение государства в течение пары дней. Поэтому в СНБО сразу решили исходить из того, что Крым — это отрезанный ломоть и нужно восстанавливать боеспособность вооруженных сил и готовиться к обороне материковой Украины.

Украинских военных в Крыму, таким образом, бросали на произвол судьбы. По словам Турчинова, он отдал приказ применять оружие, однако сами силовики позднее отрицали, что получали такие распоряжения. Вероятнее всего, лукавит здесь как раз Турчинов — понятно было, что такой приказ никто не выполнит, а Киев окончательно превратится в посмешище.

В результате сопротивление оказывали лишь отдельные части, и практически всегда — без применения оружия. Так, 4 марта командир Севастопольской бригады авиации Мамчур в сопровождении нескольких десятков подчиненных, исполняя гимн Украины, под желто-синим и красным флагами явился к собственной авиабазе и попытался проникнуть на территорию воинской части. Нестройную толпу остановили трое российских солдат. Замполит части крикнул «Америка с нами!», русские же постреляли в воздух и сообщили, что имеют приказ взять в/ч под охрану, на чем наступательный порыв авиаторов иссяк.

Другой сочувствующий украинскому делу командир явился в Севастополь… и обнаружил, что военкомат уже сменил флаг. Более того, несостоявшегося защитника попытались поставить под ружье в ряды самообороны! Расстроенный патриот отправился к украинским офицерам, чтобы поучаствовать в обороне Крыма от москалей хотя бы неофициально, но в ответ на патриотические речи те только крутили пальцем у виска.

Воевать не хотели ни по одну сторону баррикады. «От этой „крымской кампании“ жутковатое ощущение… сколько я в Бельбеке с местными мужиками чаю выпил, в волейбол играл. А сейчас нашим приходится стрелять поверх голов», —говорил российский солдат. К счастью, кроме как поверх голов стрелять практически не пришлось. «Если ты заявляешь об оккупации, агрессии со стороны российской армии, так ты при штурме штаба хоть в воздух холостыми постреляй», —разводил руками тот же боец. В основном украинские воинские части пали без борьбы. Характерно, что российская разведка отработала блестяще: были случаи, когда бойцы сил специальных операций РФ знали устройство захватываемых объектов лучше, чем украинские гарнизоны!

«Мы думали, что они армейские волокна топором порубят, а тут такой позор… Ночью на узел приходят «вежливые», офицер достает схему связи узла с подробными пометками, где чего, и четко так чпок-чпок, и вытащил конкретные патчкорды. Гражданские каналы работают, военные — хрен. Закрыли узел и уехали. Спрашиваем наших вояк — какого…?! Они отвечают, да у нас самих действующей полной схемы организации связи нет, только в Генштабе!» — разводил руками сотрудник АО «Укртелеком», обслуживавший кроме гражданских также военные каналы связи.

Тем не менее жертв избежать не удалось. 18 марта в Симферополе произошла перестрелка у фотограмметрического (военная картография) центра ВСУ. Неизвестный принялся стрелять по бойцам самообороны Крыма из снайперской винтовки, убив одного человека. Поднялась пальба, в результате чего погиб еще и украинский военнослужащий — судя по всему, от рук того же самого стрелка. Дальнейшие события так и не получили огласки, сейчас, более двух лет спустя, имя стрелка остаётся неизвестным. Погибли казак из Волгограда Руслан Казаков и прапорщик ВСУ Сергей Кокурин. Церемония прощания с ними проходила в симферопольском доме офицеров — одновременно. Этих смертей никто не желал, и едва ли возможно говорить, что убили настоящих противников, находящихся на противоположных сторонах. Позднее в результате бытового преступления погиб еще один украинский солдат. Таким образом, присоединение Крыма обошлось в пять человек погибшими, включая митинг в Симферополе. Возможно, к жертвам противостояния относится также Решат Аметов — этот крымско-татарский активист был похищен неизвестными и позднее найден мертвым, убийц так и не нашли.

Безусловно, любая смерть — трагедия, однако на фоне более чем сотни убитых в результате событий на Майдане и уж тем более последующего побоища в Донбассе и даже столкновений в городах Украины за пределами войны в ДНР и ЛНР это очень умеренные жертвы. Можно только догадываться, сколько людей погибло бы при силовом подавлении восстания Украиной.

В конце марта, после референдума о статусе полуострова, российские военные начали окончательную зачистку Крыма.

Одним из последних аккордов силовой операции стал штурм базы морской пехоты ВМСУ в Феодосии. Часть находилась в блокаде. По словам военных, российские солдаты предлагали им сдаться, а местные жители главным образом бранили. В ночь на 24 марта на территорию базы ворвались штурмовые группы. Бетонные стены проломили БТРами, в окна забросили свето-шумовые гранаты. Доступ к оружию тут же был блокирован. Боевыми тоже стреляли — под углом, так, чтобы никого не задеть. Несколько человек, главным образом офицеры, пытались сопротивляться и получили неопасные для жизни травмы. Сопротивление было быстро сломлено, и база перешла под контроль русских. Украинских военных распустили по домам собирать вещи. Как обычно, основная масса солдат и офицеров после этого предпочла остаться на российской стороне: на Украину выехали только 140 человек, более 400 влились в российскую армию.

В Донузлаве оставались блокированными несколько кораблей ВМСУ с экипажами. 21 марта сдались десантный корабль «Кировоград», тральщик «Чернигов» и катер «Феодосия». Тральщик «Черкассы» пытался выбраться из бухты, оттащив лежащий на фарватере рядом с «Очаковом» небольшой корабль, но побег не удался. Пока вокруг поднимали андреевские флаги, тральщик еще пытался тем или иным способом выбраться. Кроме него прорваться пыталось еще некоторое количество кораблей, но шансов на успех они, конечно, не имели. Русские их не обстреливали, но и уйти не позволяли.

Фотограф Антон Блинов описывал попытку «Черкасс» пробраться наружу:

На входе в озеро, вокруг «Очакова», началась настоящая войнушка, буквально в 100 — 150 метрах от нас, которую мы очень даже хорошо слышали, но из-за плотного тумана не видели от слова «совсем». Шум турбин справа, со стороны озера. Шум слева, со стороны моря. Раз несколько — вой сирен, гудки машин с противоположного берега. Какие-то металлическо-тарахтящие звуки со стороны затопленного «Очакова». Крики и мат. Периодически, со стороны моря, когда чуть рассеивался туман, были видны силуэты то морского буксира, то ракетного катера. По громкой трансляции с буксира — «экипажу приготовиться к отражению атаки», на ракетном катере — «боевая готовность номер один»…

Все продолжалось где-то полчаса, потом стихло. Впоследствии узнал, что именно тогда, в воскресенье утром, МТЩ «Черкассы» нашел дырку между «Очаковым» и затопленной ВМ-кой, пытался в нее просочиться, но нашим буксиром был затолкан назад.

Всё это время с украинских кораблей на берег уходили экипажи. На БДК «Константин Ольшанский» из 120 человек остался 21. С «Ольшанского» регулярно метали гранаты, и этим сопротивление ограничивалось. Своротить завал на выходе из бухты «Ольшанский» не пытался по прозаической причине: из двух двигателей исправен был один. Моряки, которые получили возможность пообщаться с семьями, слышали главным образом реплики вроде «Кому ты там нужен? Да Украина ни на что не способна…» — и в итоге делали выбор в пользу РФ. К концу марта на берегу решили заканчивать эту затянувшуюся трагикомедию. К «Ольшанскому», тральщику «Геническ», а затем и к «Черкассам» подошли катера с десантом и при помощи свето-шумовых гранат взяли корабли на приступ. «Черкассы» спокойно сдались после того, как на палубе появились десантники. В общем-то, команда поступила разумно: решив сохранить преданность флагу, моряки не побежали сдаваться по первому слову, но и не стали умирать на радость плюнувшему на них командованию, ограничившись хоровым пением «Воинов света, воинов добра» перед штурмом. Вообще они не выглядели обрекающими себя на смерть самураями — скорее, испытывали облегчение по поводу финала противостояния.