Зачет.
Ну не ставят летчиков ОД...
Эту историю рассказал мне начальник штаба одного из противолодочных полков ВВС ТОФ, самый опытный начальник штаба полка Морской авиации. Так что ничего придумывать мне не пришлось, просто расскажу, что сам услышал. Расскажу в несвойственной мне манере, так сказать, «вид сбоку».
Основной вид деятельности начальника штаба – думать. Думать обо всем, но в первую очередь – о войне. О том, как лучше организовать действия полка, чтобы с получением сигнала, победить врага быстрее и с самыми минимальными потерями. Теперь, когда вы прониклись всей важностью дум начальника штаба, вы уже лучше поймете, почему начальник штаба очень не любил, когда его отвлекают от основного вида деятельности.
Начальник штаба (НШ), закончив с утренней суетой - ну, всякими там планированиями, построениями, раздачей всевозможных указаний - вставил в рот папиросу, поднял воротник куртки, засунул руки в карманы и, являя собой живой пример нарушения всех уставных требований, побрел в штаб полка, отдавшись любимому занятию – думанию. Боковым зрением НШ заметил рядом с собой майора-летчика, который вился вокруг в надежде неназойливо привлечь внимание. Раздосадованный НШ прекратил думать и остановился.
- Ну что ты тут ползаешь вокруг меня? Что такого важного могло возникнуть в твоей летчицкой голове, что с этим не смогли разобраться командир отряда, командир эскадрильи и даже заместитель командира полка по летной подготовке? Что надо тебе, такому героическому летчику, от простого НШ полка?
- Товарищ подполковник, мною вскрыты вопиющие недостатки в организации службы в полку! Разрешите доложить?
- Погоди… Вот ты понимаешь, что говоришь с человеком, который непосредственно отвечает за эту самую службу, а я что-то не вижу вопиющих недостатков в прекрасно организованной службе Ну, давай, удиви меня.
- Так тут вот… это, ну…
- Если ты не можешь выразить свои мысли словами, напиши рапорт и подай его по команде. Можешь идти.
- Товарищ подполковник, разрешите повторить попытку в устной форме?
- Последний подход к снаряду.
- Тут такое дело… Нас же экипажами вычеркивают из полетов, чтобы поставить в разные наряды. Меня назначают дежурным по полку, а моего штурмана – оперативным дежурным (ОД). У него – диван, телевизор, чайник и девушка-диспетчер, а у меня только кушетка, пистолеты полка и придурошный помощник.
- Прекрати! Помощником дежурного полку обычно назначается твой же правак, что ты вырастил, с тем и служишь. Так ты что, просто завидуешь своему штурману, тому, что у него условия лучше? Так у него и ответственность больше.
- Это не главное, но и обидно тоже… Вот еще что. ОД полка является старшим для всей дежурной службы полка. Получается, что я, командир, поступаю в подчинение к своему подчиненному, а этого «Уставы не велят».
- Да, элемент временного локального переподчинения присутствует, но это же в интересах службы, поэтому тут мы следуем заветам Петра – «Не держись Устава, аки слепой плетня». Давай короче, что тебе от меня надо?
- Я хочу ходить ОД!
- Понятно. Практика показывает, что у штурманов это лучше получается, а летчики не всегда могут освоить необходимый объем знаний.
- Это устаревшая практика, а мы, современные летчики новой формации, будущие командиры всех степеней, совсем другие, мы уже способны осваивать большие объемы информации и умеем правильно распорядиться полученными знаниями. И вообще, почему я, летчик, должен подчиняться какому-то штурману?
- Охолонь! Тебя не смущает, что мне, штурману, подчиняешься не только ты, но и весь полк? Ты совсем страх потерял, или осмотрительности никакой?
- Ой! Извините, волнуюсь я…
- А ты не волнуйся, Родине не нужны командиры всех степеней со слабой психикой. Я тебя услышал. Иди на КП, бери Инструкцию ОД, изучай, я скажу начальнику КП, чтобы помог тебе. Все учить на память, записывать запрещаю. Через неделю – ко мне на сдачу зачета по Инструкции. Если сдашь, то милости прошу в наш клуб ОД к чайнику, телевизору, дивану и девушке-диспетчеру. Все, скачи на заставу.
- Да я и раньше могу. Мы же, летчики, такие стремительные, нам раскачиваться некогда.
- Станешь командиром полка, будешь меня поправлять, а пока скачи на заставу! Жду через неделю.
Летчик помчался на КП, а НШ пополз в штаб, размышляя о бренности бытия и о том, что летчики не меняются, всегда у них одно и то же, и о том, что еще ни один летчик ни в одном полку зачета по Инструкции ОД ему не сдал. Прошла неделя.
- Разрешите, товарищ подполковник?
- А…, настойчивый соискатель дивана и девушки-диспетчера? Заходи.
- Готов к сдаче зачета!
- Готов ты или нет, это мы определим по результатам процесса. Приступим. Я даю вводную, ты быстро отвечаешь. И все вопросы простейшие, ответы быстрые и четкие, как и принято у вас, стремительных … Начинаем?
- Так точно!
- Получен сигнал «Голубой болторез 3226», действуй.
- Этот сигнал говорит о…
- Я лучше тебя знаю, о чем говорит этот сигнал! Действуй!
- Открываю сейф, достаю пакет, вскрываю его, действую согласно написанному.
- Молодец! А какой пакет достаешь?
- Ха! Конечно же первый пакет!
- Давай без «ха»! А какой номер у первого пакета?
- Ну этот… ну… бля… я же учил…
- Извини, время вышло. Идет война, а ты не знаешь номер первого пакета. Не сдал, не видать тебе дивана. Иди, учи Инструкцию дежурному по полку.
- Ну, не сдал, согласен. А какой же номер у этого первого пакета?
- У первого пакета номер один. Иди и всегда помни, что твой штурман знает не только про номер первого пакета, но даже и то, какого цвета красный пакет, за что и лежит на диване, смотрит телевизор и пьет кофе в окружении девушки-диспетчера.
Наши летчики – прекрасные ребята, именно из них вырастают командиры всех степеней, просто у них мозги устроены иначе, чем у штурманов.
Встречи с прессой
К нам приехал фотокорреспондент «Красной звезды», и решил сфотографировать самый боевой экипаж, чтобы прославить его в веках и в газете. А летчики не любят фотографироваться на фоне самолетов, ну, поверье есть такое, что потом возможны всякие неприятности. Короче, этот фотограф пожаловался в политотдел дивизии, мол, ничего не получается, не желают летчики прославляться. Политотдел назначил на фотосессию экипаж замполита эскадрильи, мотивируя тем, что им, замполитам, не пристало верить во всякие глупости. Пришлось экипажу фотографироваться. Но в газету фотография не прошла, не понравилось в верхах, что у командира рукава комбеза закатаны, «как у СС-овца», а правак и ВСР держат руки за спиной, «как зеки».
Приехала к нам группа из какого-то военного журнала, решили писать репортаж о военных женщинах, ну, типа «Они служат рядом с нами». И попросили подобрать им не фотомодель, а настоящую военную женщину, и чтобы было, за что похвалить, не только за выпуклости фигуры. Я им предложил Ларису, старшего прапорщика из строевой части, прекрасного специалиста, симпатишную, но в меру, фигуристую во всех местах, особенно между рук, и с характером. Её муж, подполковник, командир части, когда бывал «с запахом», боялся домой идти, она могла и неадекватно отреагировать. Короче, послал я фотографа с замполитом в строевой отдел Ларису запечатлеть, а сам начал рассказывать корреспонденту о её боевых подвигах. Но замполит мне позвонил и сказал, что Лариса наотрез оказалась фотографироваться, засмущалась и даже рукава закатала, а это чревато травмами. Пришлось самому идти к Ларисе.
- Прекращай стесняться, ты же наш полк прославишь на всю страну.
- Я не готова, не так накрашена, и вообще, я же в гражданском платье…
- Военную рубашку тебе сейчас найдут в штабе, галстук не нужен, а ты поправь боевую раскраску, потренируй загадочную улыбку, успокойся, и все у нас получится. И вообще, ты человек военный, тебе же «старший приказал»!
Тетки притащили военную рубашку, ну, немного меньшего размера, но ничего страшного, Лариса успокоилась и начали фотосессию на рабочем месте, за столом. И все шло хорошо, но на завершающем этапе Лариса глубоко вздохнула, расправила плечи, две пуговицы на рубашке отлетели, и фотограф непроизвольно сфотографировал все внутреннее богатство её натуры, которое вывалилось на стол. Не дожидаясь развития событий, я быстро выскользнул из кабинета. А вот фотограф и замполит покинули строевой отдел уже принудительно, с помощью Ларисы. Ничего у них не вышло с репортажем…
И еще долго замполит шантажировал Ларису тем, что опубликует последний снимок, если она быстро не оформит нужные ему документы.
Как-то прилетел к нам известный флотский журналист, аж подполковник, хотя сам себя он называл капитаном второго ранга, уж и не знаю, почему. Вместе с ним прибыла его муза в лейтенантских погонах, модельной внешности и таким же умишком, судя по её поведению. Замполит как-то возбудился, утащил их к себе в кабинет и даже откопал в своих закромах коробку конфет, которую и выложил на стол в дополнение к салу, которое он предложил в качестве основной закуски к разбавленному спирту. Я в мероприятии не участвовал, не о чем мне болтать с представителями этой профессии, да и не за чем.
Через некоторое время замполит зашел ко мне и попросил провести экскурсию по штабу для журналиста в надежде остаться наедине с его музой. Уж и не знаю, на что он надеялся, ведь он же был не только значительно ниже, но и намного толще этой девахи. Я все это так прямо замполиту и сказал, на что он ответил, что я ничего не понимаю ни в девках, ни в замполитах. Спорить с этим «маленьким гигантом большого секса» я не стал, забрал журналиста, показал ему командный пункт, где все звенит и мигает, а потом привел в свой кабинет и налил водки - а то вижу, что он как-то пригорюнился.
- Чего горюешь? За девку свою переживаешь? Не бойся, замполит даже не допрыгнет никуда.
- Да что мне эта девка… Понимаешь, надоело мне писать про стремительные сверхзвуковые ракетоносцы и про матросов, которые мужественно несут вахту. Хочу что-нибудь эпическое написать, сквозь века…, ну, чтобы выстрелило, так выстрелило.
- И это все? Нашел, о чем горевать. Давай еще по одной, и я, на твоих глазах, совершу «самострел», разрешу тебе написать о нас с братом. Как наш отец, подполковник, штурман морской авиации, вырастил двух подполковников, двух штурманов морской авиации, которые стали начальниками штаба двух противолодочных полков. Тут тебе все – и сквозь века, и династия, и преемственность, и можешь даже про жен написать, обе – старшие прапорщики, можешь даже о таинственной одинаковой судьбе близнецов написать.
- Так я об этом и горюю. Я же об этом и хотел писать, но в штабе меня категорически попросили о вас не писать.
- А чем мотивировали? Позавидовали?
- Возможно, но сказали о другом – мол, с ними и сейчас трудно, а если ты про них в газете напишешь, то они совсем распоясаются.
- Ну, тогда не пиши, раз не рекомендовали, больше я ничем тебе помочь не могу.
Мы еще по одной выпили, и пошли к замполиту, сорвав тому коварный план по обольщению лейтенантши.
Лев
Типа "зарисовка"...
- Штурмана, проходим западный берег Сахалина…
- Штурмана, проходим восточный берег Сахалина…
- Штурмана, проходим траверз мыса Терпения…
- Спасибо, Лев, а то же мы без тебя и не узнаем, где летим. Прекращай уже рассказывать обо всем, что видишь. Молча держись за ведущим, не мешай работать.
- 150-й меридиан подскажите…
- Боже мой! Ну зачем он тебе нужен, этот меридиан?
- Ну я же истребителями управляю, подскажу им рубеж.
- Лев, мы же в радиомолчании летим… И куда истребители денут твой «рубеж»?
- А я на другом канале подскажу, никто не услышит.
- Ну да, кроме врага, который все каналы прослушивает, заодно и узнает, что с нами истребители летят.
- Ведущего вижу хорошо… Сейчас поближе подойду…
- Лев, ты кушать не хочешь?
- Нет, а что?
- Ну, может, ты все-таки поешь? Скушай яблочко, а мы в тишине посидим, отдохнем, пока твой рот будет занят делом. Устал я от твоего галдежа, а ведь только второй час полета пошел… Да после посадки я еще два часа твои разговоры из ушей буду вытряхивать.
- Ну, ты это… Кто здесь командир, бля?
- Лев, «командир бля» - это ты, не сомневайся, ты же сидишь впереди и слева, у тебя и штурвал есть, а на нем и проклятая кнопка СПУ(самолетное переговорное устройство), но ты же уже достал всех своим галдежом! У тебя же какой-то словарный понос… Ну давай поспорим, что ты и десяти минут молча не просидишь?
- Ну давай поспорим, мне не слабо. На что спорим?
- На банку тушенки из бортпайка.
- Хорошо, засекай время.
- Включил секундомер!
Мы выполняем дивизионный вылет на «удар по АУГ». Мы – это 40 «бэкфайеров» и 12 Ту-16, и еще нам придали 2 Су-27. Всю группу ведет заместитель командира дивизии, ведущий группы нашего полка – заместитель командира полка Лев, которому доверили управление истребителями. В экипаже Льва летим и мы с Мишкой, два штурмана полка. Такой уж у нас штатный экипаж – Лев, правак Витя, и два Мишки сзади. Мы уже достаточно зрелые офицеры, нам с Витькой по 30 лет, Лев старше нас на два года, а Мишка – на два младше. Нам очень редко удавалось летать своим экипажем, обычно мы все инструкторим по разным экипажам или сидим на КДП, но на дивизионный вылет надо лететь штатным «слетанным» экипажем, поэтому приходится терпеть весь этот бардак. По жизни, Лев не просто Лев, а Лев Львович, подполковник, отличный летчик, прекрасно знающий самолет и даже, как говорится, кавалер двух орденов Красной Звезды. Ну, как я его называю – дважды краснознаменный дважды Лев.
Перевелся Лев к нам из Дальней авиации, как он говорил – «из Минска». Но все мы знали, что не из самого Минска, а из гарнизона Мачулищи, и иногда, когда Лев уж очень хвастался, кто-нибудь его урезонивал:
- Да знаем мы твой боевой путь, из влагалища - в училище, из училища – в Мачулищи.
Особых подвигов Лев не совершал, просто очень удачно участвовал в практических пусках ракет, то есть не мешал своим штурманам пускать ракеты. Но были пару моментов в летной карьере Льва, когда он с честью вышел из сложных ситуаций, так что свои ордена он носил по праву, и я в Льве был уверен на все 100 процентов. Случись что, не подведет.
Но это – в воздухе. На земле ситуация несколько иная. Лев – холерик. Даже не так, правильно – ХОЛЕРИК. Он, как шарик ртути, абсолютно не умеет находиться в состоянии покоя. Все время куда-то бежит, что-то кричит, все время хочет действовать, и все время невпопад. Во всем, что не касается самолета, у него поверхностные знания, и Лев все время пытается их применить как можно быстрее. Решения Лев принимает быстро и неправильно, но это его не смущает. Если его не остановить, то водопад решений любого смоет за борт. Мы все об этом знаем, уже привыкли к нему и не обращаем никакого внимания на попытки Льва чем-нибудь руководить, просто научились уворачиваться.
Как-то я сидел на командном пункте у брата. Ну, курили, болтали с нашим однокашником, который «стоял» оперативным дежурным. Однокашник был рукодельником и предложил брату оборудовать КП системой табло, которые с момента «Тревоги» после нажатия кнопки будут загораться в определенной последовательности через необходимые промежутки времени, напоминая оперативному последовательность действий. Ну, типа – «Оповестить личный состав…»… Тут на КП зашел штурман полка Саня, покурил, послушал наши планы и сразу же предложил:
- Самое первое табло надо обозвать так: «Льву не доводить!», а то он примчится самым первым, возьмет все в свои руки и запутает не столько противника, сколько нас и штаб дивизии.
Купил Лев машину, поставил около штаба и всем, кто проходил мимо, рассказывал, какой он ловкий водитель и как хорошо он изучил устройство своей «железной лошадки». Прекрасно зная способности Льва что-то изучить, мы старались близко не подходить, чтобы он не замучил нас своими знаниями и не задавил своим умением водить машину. Все это длилось не один день, и первым не выдержал наш родной правак Витек. Он подошел к машине, открыл багажник, что-то осмотрел и покачал головой. Лев тут же отреагировал:
- Что ты тут лазишь? Купи свою машину, там и открывай багажник.
- Лев, ты что, забыл, у меня же есть машина. Ты на чем раньше ездил, когда у тебя не было машины?
- А, ну да… Но моя – лучше!
- Никто не спорит, с тобой спорить бесполезно. А где твоя «запаска»?
Лев подошел к багажнику, внимательно осмотрел все внутри, «запаску» не увидел и очень огорчился.
- Нет «запаски». Наверняка, матросы сперли… Ну что теперь делать? Как без «запаски» по нашим дорогам?
- Да, дела… А зачем ты тут свою машину ставишь у всех на виду? Да и мешает она в штаб проходить. Давай так – я тебе помогу с «запаской», а ты поставишь машину туда, где все ставят.
- Ну давай, сейчас я быстро машину переставлю, а ты иди за «запаской».
Лев вскочил в машину, лихо развернулся, и врезался в дерево. Не сильно врезался, слегка бампер помял. Вовремя отпрыгнувший Витек несколько опешил от такого развития событий и поманил Льва к себе.
- Ну что ты творишь? Ты можешь что-нибудь делать осознанно?
- Не, ну а зачем они тут деревья понаставили?
- Они же не знали, что ты будешь тут на своей машине рассекать. И кто вообще продал тебе машину, не убедившись в том, что ты умеешь ею управлять?
- Завязывай уже, и так бампер поцарапал, иди за «запаской».
- Да не пойду я никуда. Вот смотри, Лев – самолет ты изучил, а почему машину не изучаешь?
- Как это не изучаю? Да я все знаю, чего хочешь спроси.
- Да не буду я у тебя ничего спрашивать. Если бы ты свою машину изучил, ты бы знал, что твоя «запаска» крепится под днищем багажника, снаружи.
Уж и не знаю, как там Лев свою машину изучал, что с ней делал, но неприятности она притягивала постоянно. Даже на общей автостоянке без участия владельца эта машина понесла урон. Забрела на автостоянку корова, ходила, травку щипала, головой вертела и выбила рогом боковое стекло у машины Льва. Очень Лев расстроился, и что самое обидное, не на кого было свалить вину за эту неприятность. Но боевые прапорщики не бросили Льва в беде, и пока Лев делился своим горем с каждым, кого смог отловить в штабе, они вырезали кусок оргстекла и вставили вместо родного. Нормально так получилось, только немного мутноватое стекло.
А мы все летели к цели, и уже 5 минут в экипаже стояла долгожданная тишина. Я даже начал волноваться за свою кошку, которой могла и не достаться тушенка из моего бортпайка.
- Вить, посмотри там на нашего командира, не случилось ли что?
- А что с ним может случиться, сидит мужественно, взгляд орлиный.
- Да он уже седьмую минуту молчит, на рекорд пошел, волнуюсь я…
- Да я и больше могу молчать!
- Все Лев, проиграл ты свою тушенку! У меня три свидетеля.
- Ну ты, ты же сам, ты… это…
- Ничего не знаю, это ты должен был молчать, а не я. Но можешь гордиться результатом – семь минут молчал, это многого стоит. Витя, ты присматривай за ним, чтобы он с горя мою тушенку не сожрал.
Полет прошел нормально, враг был разбит, Победа была за нами. После заруливания Лев выскочил из самолета и помчался искать машину, чтобы добраться до КДП. Но не далеко он убежал.
- Лев! Ты куда мою тушенку потащил? Отдавай здесь, знаю я вас, летчиков.
- Ой, да на мою тушенку, на, подавись.
- Не твою, а мою, и не надо так орать, проиграл – отдавай.
На КДП
Пикает гад-будильник… Выключил, пошел на кухню, сижу, курю. 04.40 - слишком рано для того, чтобы хорошо выспаться, но ничего не поделаешь, такая уж судьба у летчиков – рано вставать и поздно ложиться. Ровно сутки назад в это же время я только спать ложился, после ночных полетов.
Сегодня дневные полеты, с 10.00 до 18.00 будем бороздить воздушный океан, кто-то будет учиться летать, кто-то – совершенствовать свое мастерство, а я буду руководить полетами на командно-диспетчерском пункте (КДП). Это такая башня на аэродроме, там сидит группа руководства полетами (ГРП), которая состоит из большого количества людей, но на вышке, как иногда называют КДП, сидят руководитель полетов (РП), дежурный штурман (ДШ) с помощником (ПДШ) и две военные тетки-планшетистки. Еще там постоянно отираются всякие начальники: командир полка и разные дивизионные начальники, типа контролируют ход летной смены и работу ГРП. Сегодня на КДП будет много народа - РП, заместителя командира полка, будет контролировать заместитель командира дивизии, а я, штурман полка, буду стажировать, то есть обучать работать в качестве ДШ, своего товарища Мишку, минера полка. Ну, в общем, все будет бодро, весело, и по КДП будет лазить полковник, который не даст нам расслабиться все двенадцать часов. Да, летная смена продолжается восемь часов, но разведчиков погоды в районе аэродрома и по маршруту мы запускаем в воздух за два с половиной часа до начала смены, в 07.30, а перед этим проводим необходимые мероприятия, так что получается, что летная смена для ГРП – около двенадцати часов.
09.50. Все готово к началу летной смены. Уже слетал разведчик погоды в районе аэродрома, осмотрел небо в радиусе 150 км от аэродрома и доложил о погоде на предполетных указаниях. Разведчик погоды по маршруту еще в воздухе, а все остальные самолеты вырулили и стоят на рулежной дорожке согласно очередности. Самолет командира полка стоит на взлетно-посадочной полосе, он будет взлетать первым. На КДП все готово к работе. РП и ДШ сидят на своих рабочих местах перед выносными индикаторами кругового обзора (ВИКО), у них ворчат различные радиостанции, как минимум три канала, все это надо отслеживать ушами и глазами. Между РП и ДШ стоят большие планшеты из оргстекла с нанесенными маршрутами полетов и воздушной обстановкой, за ними сидят планшетистки, они будут наносить на планшеты отметки от самолетов по данным операторов РЛС. Замкомдива о чем-то треплется по телефону, не обращая ни на кого внимания. За пультом ДШ сидит стажер Мишка, а я развалился на широком подоконнике, оперся спиной на стекло и пытаюсь продремать последние минутки.
- 601-й к взлету готов.
- 601-му взлет, над точкой 2400. 663, занимайте исполнительный.
- Взлет 601-го, аэродромные.
- 601-го вижу, веду.
- «Совгавань-контроль», «Пробирка» начала плановые полеты до 18-ти.
- «Пробирка», «Совгавань» понял, спрямления на «Проливы» буду согласовывать.
- 663-й к взлету готов.
- 663-му взлет, эшелоны по плану, 809-й, занимайте исполнительный.
Началось. Теперь этот галдеж будет продолжаться восемь часов, свою лепту внесут и различные начальники, раздавая ценнейшие указания лично или по телефону. Но мы уже привыкли, мы опытные, мы лишнего в голову не берем, тут и важного с лихвой хватает, чтобы эту голову загрузить. Труднее всего стажеру ДШ Мишке - он первый раз руководит, опыта нет, но у него есть я, и всегда помогу: где пальцем покажу, где словами, а иногда и пну легонько, чтобы переключить его внимание. У Мишки, сейчас, две проблемы – он не взял очки от солнца, а оно светит ему прямо в харю, и еще Мишкая по натуре одноканальный, и ему трудно одновременно слушать три радиостанции, руководить пролетом транзитных бортов, разговаривать с оперативным дивизии, делать отметки в плановой таблице полетов и следить за движением самолетов на экранах и планшетах. Ничего страшного, все образуется, привыкнет, разовьется многоканальность, а пока я за ним присматриваю.
Прошел первый час летной смены. Все самолеты взлетели, большинство из них ушли на маршруты, несколько штук крутится около аэродрома - это летчики учатся летать, да поисково-спасательный вертолет ушел в бухту южнее аэродрома, он там будет тренироваться в спуске на воду спасателей. Все идет по плану, ГРП полностью контролирует обстановку, и даже немного расслабилась. Стажер Мишка выдохнул, но внимательно смотрит на экраны - сейчас с полигона начнут приходить борты. Замкомдива опять треплется по телефону, а я опять развалился на подоконнике, прикрыл глаза, но ушки на макушке, слушаю доклады. Я давно руковожу полетами, и мне нет нужды все время смотреть на экраны, воздушную обстановку я держу в голове, заранее все просчитываю и знаю, когда и какие доклады ожидать.
- 663, 12-я минута, точка пять, 6600.
- 663, точку пять подтверждаю, снижайтесь в расчетную 2400.
Это Валера «Зерц», замполит 1-й эскадрильи, пришел с полигона на Ту-22м2, сейчас снижается на удалении 65 км от аэродрома, будет заходить на посадку с прямой. За ним идут еще два борта, Ту-16 и Ту-22м2, идут по этому же маршруту.
- 663, отказ управления, запустить ВСУ…
- 663-й, 663-й…
На КДП воцаряется тишина, только слышно, как замкомдива продолжает трепаться по телефону. Я уже бегу к креслу ДШ, командуя планшетисткам:
- 663-го вести сплошной линией, не стирать!
Выпихнув из кресла Мишку, занимаю рабочее место и нажимаю на кнопки телефона, прекращая разговор. Замкомдива смотрит на меня как удав на кролика. Я ввожу его в курс дела.
- У 663-го отказ управления, запускает ВСУ.
РП продолжает вызывать «Зерца», но тот не отвечает. Доклад планшетистки:
- Отметка 663-го пропала.
Ну, в принципе, все понятно. На Ту-22м2 управление полностью электрическое и при отказе электричества не работает. Есть возможность запитать управление от генератора ВСУ (вспомогательной силовой установки), но для этого надо её запустить, что и попытался сделать «Зерц». Если отметка от самолета пропала, то одно из двух – либо самолет упал в воду, либо снизился на высоту, на которой его не видит РЛС. Единственное, что мы можем сделать, это послать к месту последней отметки самолета другой самолет, осмотреть все на месте.
- РП, посылай Попова на Ту-16, он следом идет, пусть осмотрит район пятой точки курсом на расчетную.
- 868, снижайтесь до 2700, осмотрите воду от пятой в расчетную, пропала связь с 663.
- 868, понял, снижаюсь 2700, осмотр района.
- 868, 3000, пока ничего не обнаружил, треснуло лобовое стекло командира.
- 868, осмотр прекратить, 2400 в расчетную, готовьтесь к посадке с прямой.
- РП, следом идет Ту-22м2 Дроздов, пусть район осмотрит.
- 923, снижение 3000, осмотр района от пятой до расчетной, пропала связь с 663.
- 923 понял, снижение 3000, осмотр района.
Подсказывая РП, я занимаюсь вертолетом-спасателем, который у меня на связи.
- 305, задание прекратить, доложить остаток.
- 305-й задание прекратил, все на борту, остаток на три часа.
- 305-й, 300 метров, курс в точку по РСБН азимут 80, дальность 125,
осмотр района, пропала связь с 663, «бэкфайер», 4 члена экипажа, ВМСК и обычная летная одежда. Прибытие в район доложить.
- 305-й понял, занял 300, курс в точку 80 на 125, прибытие доложу.
Продолжаем раскручивать поисково-спасательную операцию, одновременно загоняя на посадку все наши самолеты. Мне повезло, что у меня есть Мишка, он взял на себя внешнюю связь, все доклады по телефону и уже подготовил карту района поиска крупного масштаба. А вот с РП и его контролером, замкомдива, творится какая-то ерунда. Замкомдива самоустранился от всего и только молча наблюдает за происходящим, а РП периодически выпадает из обстановки, приходится отвлекаться на то, чтобы привлечь его внимание к происходящему. Но ничего не поделаешь, продолжаю работать, вот только во рту пересохло от постоянной болтовни. Приехал начальник штаба дивизии, он остался за комдива, покрутился на КДП, пошептался с замкомдива и тихо уехал. Прибыл командир полка, он все понимает, не мешает, я показываю ему на РП, прошу присматривать, а то мне что-то состояние РП не нравится.
Поисково-спасательные работы продолжались до 19.00, до наступления темноты, и все это время мы руководили полетами. Наш вертолет обнаружил на воде одного члена экипажа, поднял на борт, но он был мертв. Потом обнаружил еще один купол парашюта, под ним члена экипажа, но, как только завис над парашютом и погасил его, тело члена экипажа ушло под воду. Прилетели еще два вертолета и три самолета, осматривали район до наступления темноты, но ничего, кроме мелких обломков самолета, обнаружено не было. К району падения пошли корабли из ближайшего пункта базирования, а мы закончили поиски в связи с наступлением темноты. Несмотря на то, что мы на ногах с пяти утра, никто домой не пошел. Налетела куча начальников из Владивостока, все начали строить разные версии, уточнять возможный район разброса частей самолета и поиска членов экипажа. Попутно анализировалась работа ГРП, выискивались возможные ошибки, ну надо же хоть кого-то обвинить, пока неизвестны истинные причины. Особых ошибок в нашей работе не нашлось, ГРП обвинять не стали. Ближе к ночи, когда все эти посиделки потеряли всякую перспективу, я пошел домой, очень уж устал, и нечего тут сидеть и гадать, никаких данных нет.
Несколько дней корабли и самолеты осматривали район падения, никого не нашли, собрали мелкие обломки самолета, которые зачем-то привезли к нам в штаб, и они еще долго валялись на входе, пока их не решились выкинуть. Комиссия по расследованию немного поработала в гарнизоне и свалила, так как расследовать было нечего, причину катастрофы установить невозможно, наиболее вероятная – отказ управления из-за отказа энергоснабжения. А мы имитировали похороны экипажа, поставили им памятник, выпили на поминках, очухались и продолжили работу в обычном режиме.
Через некоторое время, тот заместитель командира полка, который работал РП, перспективный товарищ с Академией, списался по здоровью и тихо ушел из Армии. На отходной я с ним поговорил немного.
- Что это ты сваливаешь?
- Ну, ты все сам видел, я плохо действовал в сложной обстановке, только повторял все то, что ты мне подсказывал.
- Ну было, и что, это повод все бросить?
- Я не смогу дальше служить…
В принципе, я его прекрасно понял, и не осуждаю.
Сегодня и вчера
- Ты чего это тут?
- Да что же это за жизнь такая? Пришел в полпятого, только уснул, уже будят. И дышать тяжело, и что-то трещит в ухо… По ночам летаю, а утром жена спать не дает!
- Ты глаза открой, и все поймешь.
Я открыл глаза, в которые какая-то сволочь насыпала песка, тупо оглядел окружающую действительность. Да… Сижу на кухне в кресле, в ползунках, один сапог валяется рядом на полу, второй на ноге, на мне лежит кошка и громко мурчит. Все понятно. Пришел с ночных полетов, присел разуться и раздеться, снял один сапог да и приспал немного. А кошка воспользовалась моим беспомощным состоянием и прилегла на меня подремать, чтобы мне было не так одиноко.
- Ну что, очухался?
- Не совсем. Сколько время?
- Ну сколько, раз я уже встала? Шесть утра.
- О! Так я еще могу поспать до одиннадцати.
- Да спи, только разденься и иди в комнату, летчик ты наш замученный.
- Ну, ты не очень тут! Пока ты дрыхнешь, этот летчик Родину защищает.
- Раздевайся уже, защитник, и спать иди…
- Ладно, я пошел, и скажи этой свинье волосатой, если она будет дверью хлопать, я ей хвост оторву, собаке кошачьей. Никакого уважения к хозяину.
- Иди уже спать, хозяин. Ты что сегодня делаешь?
- Да как всегда, в 11.30 встану, помоюсь да в столовую приду к 12.15, с 13.00 предварительная, завтра опять летаю. Ты скажи официанткам, пусть меня быстро покормят, есть кое-какие дела в штабе до предварительной.
- Ладно, сама проконтролирую, иди уже, мне собираться пора.
- Подожди, куда пошла? Воздушные бойцы в туалет вне очереди.
Скинув с себя кошку, заканчиваю разувание и раздевание, забегаю в туалет, иду в комнату, выставляю будильник на 11.30, ложусь в постель и пытаюсь быстро заснуть. Но, как это всегда и бывает, сон не идет, а лезут в голову всякие ненужные мысли про вчера. И действительно, чего это я так притомился, что уже засыпаю в кресле, не раздевшись и даже не разувшись до конца? Не рано я превращаюсь в старую развалину, ведь мне всего 31 год?
В принципе, вчера неплохой денечек выдался, насыщенный такой. Проснулся не по будильнику, а по требованию организма, около девяти утра. Сходил в то место, куда требовал организм, покурил на кухне, позевал, слегка ополоснул морду лица, сделал чай, пару бутербродов, поел-попил, покурил, пошел в комнату, в телевизор посмотрел. Все делал лениво, чтобы силы не тратить, не расплескать раньше времени свою энергию по пустякам. Пока пил, ел и курил, уже и притомился слегка. И правильно, пора подремать. Выставил будильник, залез под плед, взял книжечку, почитал немного, да и задремал. Проснулся опять не по будильнику, это порадовало. Много ли нам надо? Проснуться от того, что выспался, а не по пиканью проклятого будильника, не спеша сходить в туалет, умыться, покурить, медленно, не потея, одеться во все одежки и, подняв воротник, побрести в столовую, стараясь ни с кем не встретиться по дороге, чтобы не тратить силы на болтовню. Вот и столовая. У входа в зал стоит старший прапорщик, начальник летной столовой, моя жена.
- Что стоишь? Своего любимого встречаешь? Почему честь не отдаешь старшему офицеру? А где хлеб-соль?
- Все на столе, не умничай. Какие планы, когда домой придешь?
- Планы простые и незатейливые – поем, пройду доктора, получу пистолет, поеду на КДП на предполетные указания…
- Давай короче, опять начинаешь…
- Докладываю коротко – два маршрута, на «бэкфайере» и на Ту-16, домой приду после четырех.
- Все понятно, иди кушай.
- Что, вот так просто? И не обнимешь, не прильнешь к моей груди могучей, не поцелуешь перед полетами? А в телевизоре жены всегда мужей целуют, провожая на войну.
- Да иди уже обедай, воин.
Пообедав и продемонстрировав доктору свое здоровье, поднимаюсь на второй этаж штаба в штурманский цех, там у меня лежат «горшок» и планшет. В кабинете уже сидит старший штурман, он сегодня работает на КДП, пришел пораньше взять «условия» на полеты.
- Здорово, Васильич, как обстановка, все по плану?
- Привет, Миша, да, полеты по плану, но твой личный план я сейчас изменю немного.
- Что случилось?
- Да ничего страшного. Мне завтра утром надо жену в город свозить, так что я на разбор полетов не пойду, побегу сразу домой, посплю немного, а ты сходи вместо меня, тебе же все равно надо плановую контролировать, чтобы пусковые маршруты вставили. А все замечания я заранее выпишу на плановую таблицу, ты только прочитаешь на разборе, с командиром я все согласовал.
- Нет проблем, не волнуйся, встретимся здесь перед разбором, если чего случится особое, ты мне расскажешь. Ладно, я пошел за оружием и на КДП.
- Давай.
Забираю «горшок» и планшет, спускаюсь к дежурному по полку, получаю пистолет, сажусь в машину и еду на предполетные указания. В машине встречаюсь со своим экипажем – командир отряда Коля М. и штурман отряда Вова С. Мы все одногодки, с Вовой мы однокашники по училищу, а с Колькой мы вместе начинали жить в общаге, да и сейчас живем в одном подъезде. Сегодня я буду контролировать их по навигации и боевому применению, в полете на разведку погоды на «радиус», то есть на четыре часа. Все особенности полета мы обговорили вчера на предварительной подготовке, поэтому сейчас у меня есть более животрепещущий вопрос к Кольке.
- Коля, гад ты ленивый, ты когда прекратишь своей овчаркой Найдой пугать жителей нашего дома?
- Да кто её боится? Найда – самая добрая собака на свете.
Тут вступает Вова. Я его понимаю, так и должно быть, он должен вступиться за командира.
- Да, Владимирыч, чего ты на Найду взъелся? Она же сама доброта.
- Я и не говорю, что она злая, но не все знают о её доброте. А Колька, лентяй, живет на первом этаже и выпускает Найду гулять самостоятельно, а сам контролирует с балкона. И вот идет ребенок, добрая Найда мчится к нему целоваться, но ребенок об этом не знает и пугается. Ребенок кричит от страха, мать его ругается, а Колька прячется. - Ты, Коля, прекращай выпускать Найду без поводка, а то наши дети скоро заикаться начнут.
- Да это я скоро от твоей дочки заикаться начну! Она вчера притаилась в подъезде в ящике для картошки, а когда я вошел в подъезд, выскочила оттуда со страшными криками. Я чуть не поседел.
- А ты прекрати тырить лампочки в подъезде, и не будешь в темноте пугаться маленьких детей. Ребенок играет, можно же понять.
Вот так, решая жизненно важные вопросы, мы и добрались до КДП, где нам выдали предполетные указания и, пожелав счастливого полета, отправили по самолетам. На стоянке мы покурили, пописали за хвостом и полезли в самолет. Да взлета осталось минут 50. Ну, а дальше все было, как в «Руководстве по летной эксплуатации» самолета Ту-22м2. Закрыли кабины, устроились на рабочих местах, запустили двигатели, проверили оборудование, вырулили на ВПП и ровно в 16.30 взлетели.
Полет прошел обыденно, как и должно быть. Сбросили бомбу на полигоне, выполнили несколько тактических пусков крылатой ракеты, которая висела у нас под брюхом, периодически рассказывали по дальней связи о погоде в окошке и через 3 часа 50 минут благополучно приземлились на своем аэродроме. Зарулили, выключились, наш самолет закатили на стоянку, и техники быстро подкатили стремянки. Вылезли из самолета, пописали за хвостом, рассказали техникам о работе оборудования, я сказал Кольке, что у меня к ним замечаний нет, и все разошлись по своим делам. Не знаю, какие были дела у Колькиного экипажа, вероятнее всего они собрались ехать на ужин, а мне надо было добираться до стоянки 3-й эскадрильи, где меня ждет самолет Ту-16 с экипажем Мухи, которых я тоже должен проконтролировать в полете по маршруту, но с ними полетим на три часа, я не нанимался по два «радиуса» в день мотать, тем более, без ужина.
С большим трудом преодолев по земле два километра до стоянки 3-й эскадрильи, вспотев, я зашел в домик летного состава. Мне все тут знакомо; еще полтора года назад я был штурманом этой эскадрильи, и даже этот домик я строил своими руками. Поздоровавшись с ребятами, которые пялились в телевизор и гоняли в нарды, я узнал, что самолет готов, и все ждут только меня. Немного выдохнув, отдохнув от пешего перехода, покурив, я пригласил желающих в полет, и мы гурьбой побрели к самолету. Пока старший техник докладывал Мухе о готовности самолета, я исполнил обязательный ритуал за хвостом, надел свой «горшок» и залез в самолет. В Ту-16 летают в шлемофоне, но я же не могу носить по две «говорящие шапки» на полеты, поэтому я сидел в «горшке». Не очень удобно, все время бьешься «горшком» о рога прицельной станции, но кое-как приспособился. Техник закрыл кабину, и дальше все пошло согласно «Инструкции экипажу самолета Ту-16», в принципе, как и на «бэкфайере» - запустились, вырулили, взлетели. Полет по маршруту прошел без особенностей и закончился вполне ожидаемо - посадкой на своем аэродроме где-то около часа ночи. Ну, вот и все, на сегодня я отлетался, вполне достаточно, около семи часов в воздухе, на двух типах.
Добравшись на машине к штабу, я сдал пистолет, бросил в кабинете «горшок» и планшет и к 02.00 пошел в столовую на завтрак. Покушал, покурил, посмотрел в телевизор, в 03.00 полеты закончились, приехал Васильич, отдал мне замечания по полетам, и я пошел на разбор полетов, просидел там минут 40 и поднялся в кабинет замов ваять плановую таблицу полетов на завтра. Для меня главное – чтобы мои пусковые экипажи слетали четыре маршрута, а у зама по летной, моего личного командира Льва, были другие планы, мы долго спорили, ругались, я рисовал маршруты, а он их стирал и рисовал свои зоны и круги, и так продолжалось до тех пор, пока я не выхватил у него резинку и не выбросил её в окно. Опешив от такого натиска, Лев замолчал, что для него было нехарактерно, о чем-то подумал, махнул рукой, и мои маршруты остались на месте. Убедившись в полной капитуляции Льва, я быстренько вписал себя в те экипажи, с которыми собирался завтра летать, и с чистой совестью пошел домой.
И вот я лежу, вспоминаю прошедший день, и задаюсь вопросом – почему я так устал? И понимаю, что не полеты меня утомили, это дело привычное, а утомил меня Лев своем неумением или нежеланием выделить главную задачу полетов, своим горлопанством и бесконечными разговорами ни о чем, именно ненужная борьба со Львом и высосала из меня все силы.
Поняв, что для меня будет лучше, если я меньше буду общаться со Львом, сделав кое-какие выводы и спланировав сегодняшний день, я спокойно засыпаю. Впереди у меня были еще 15 лет службы…
Хмурое утро
Ночью зазвонил телефон. Кое-как проснулся, глянул на часы – 03.50. Что-то рановато. Хотя, фашисты на нас напали именно в это время… Иду к телефону.
- Ну?
- Михаил Владимирович, это оперативный, на Брусничку пришли два вагона, второй – наш.
- Ну?
- Очередь второй эскадрильи.
- Ну?
- Я позвонил их командиру, он меня послал…
- Далеко?
- По обычному адресу, да он бухой кажется, ничего не понимает.
- А чего же это он по ночам пьет, что ему, служебного времени не хватает?
- Да я не знаю… Что делать будем? Командиру докладывать?
- Командира не тревожь, вполне достаточно того, что ты мне спать не даешь. Позвони еще раз комэске, разбуди, я ему чуть позже позвоню. В базу доложи, что в 05.30 начнем разгрузку, пусть все подготовят.
В гарнизон завозят уголь, для всяких кочегарок. Разгружают его все части гарнизона, по очереди, согласно графику. В большинстве частей разгрузкой занимаются матросы, но у нас нет матросов, поэтому, разгружают офицеры. Уголь приходит смерзшийся, огромным монолитом, его надо разбить на куски, вывалить из вагона, и отодвинуть от путей. Короче, до обеда будут развлекаться. Ходят слухи, что в базе есть специальная статья на оплату разгрузки угля нанятыми бригадами, но никто этих бригад не видел, и куда уходят эти деньги, никто не знает. Нет, кто-то там, в базе, знает это очень хорошо, но не признается.
Набираю номер телефона командира второй эскадрильи. Слушаю длинные гудки…
- Да пошел ты на х… со своим углем! Дай поспать спокойно, сука!
- Это ты с кем сейчас разговариваешь?
- О, Владимирович, заходи…
- Ты там совсем охренел? Куда это «заходи»?
- Ой, извини, мы тут посидели немного, только спать лег, а какая-то свинья со своим углем пристает, наверное, номером ошибся.
- Не свинья, а оперативный дежурный полка, и не его это уголь, а твой, целый вагон стоит на Брусничке, дожидается тебя, и твоих орлов.
- А… бля…
- Ну вот, уже начинаешь соображать. Молодец. Значит так – в 05.00 построение летного состава твоей эскадрильи у штаба полка, форма одежды – теплая, рабочая, с собой иметь ломы и лопаты, всех проверишь, посчитаешь, от оперативного мне доложишь по телефону, и в путь, на станцию. Разгрузку начать не позднее 05.30.
- А чего это летный состав на уголь? Моя эскадрилья, вот я сам и решу, кого посылать, считаю, что лучше техников послать.
- Решать и считать сам будешь тогда, когда протрезвеешь, а пока делай, что я тебе говорю. У нас сегодня парковый день, техникам и на аэродроме есть, чем заняться, я твоей эскадрилье не собираюсь отдельный парковый день устраивать. Все понятно?
- А, вона как… Да понял я, понял, не дурак. Может, я зама пошлю?
- Нет, дорогой товарищ подполковник, сам пойдешь, и замполита не забудешь. А зама, штурмана, и бортача с собой не бери, пусть идут на построение, и имитируют присутствие летного состава на парковом дне, в журналах след оставят. И пока весь уголь из вагона не выкинете, водку пить запрещаю. Да, не забудь инструктаж провести, по мерам безопасности, чтобы никого углем не зашибло. Утречком приеду, контрольну вас, как вы там пашете, углекопы… Если вопросов нет, крепко целую! Мысленно я с вами.
А чего это замполит полка дрыхнет, когда народ уже собирается в поле? Надо и ему позвонить, пусть вникнет и проникнется.
- Слушаю.
- Что, спал, наверное?
- Конечно спал, пока ты не позвонил.
- Ну и правильно, где еще может быть замполит, когда полк готовится решать важнейшие задачи по обеспечению жизнедеятельности гарнизона? В теплой постели, под боком у жены.
- А что случилось?
- Да ничего страшного не случилось, пришел наш вагон с углем, разгружает вторая, летным составом. Позвони замполиту второй, пусть там повнимательней за своим командиром присмотрит, тот слегка с запахом, чтобы дров не наломал. И предупреди, чтобы не пили сразу, пока уголь не выгрузят, никаких завтраков, а то знаю я их. И сам можешь утром на всякие планерки не ходить, а как выспишься, позавтракаешь, так сразу двигай, к восьми утра, на Брусничку, посмотри, как там дела, ну и вдохнови личным примером, или словом каким, зажигательным. И предупреди, что после построения я к ним заеду, посмотрю на уголь, и на работников. Ну, если все понял, позвони своему замполиту, и иди досыпай.
- Понял, сейчас позвоню.
Посидел на кухне, покурил, дождался доклада комэски о том, что они выдвигаются на станцию, пошел доспать немного. Встал по будильнику, в 06.40, выслушал недовольство жены ночными телефонными переговорами.
- Забери телефон в свою комнату, что ты меня будишь по ночам своими переговорами?
- Ты не понимаешь глобального замысла. Пока я, сонный, тащусь к телефону из своей комнаты, я успеваю проснуться, и сразу понимаю, о чем речь.
- Ты только о себе думаешь!
- А думаю я о том, что если звонят ночью, то ждут от меня каких-то вменяемых решений, а не сонного мычания и зевания в трубку.
Это не первый разговор о телефоне, наверное, и не последний, он проходит в дежурном режиме, никак меня не задевает, и не мешает мне пить кофе, курить, и чесать кошке брюхо. Выполнив все необходимые утренние процедуры, я выхожу из дома.
На улице мерзко. Морозец градусов 20, ветерок, снежок срывается. Подняв повыше воротник куртки, засунув руки в карманы, иду на перекресток, где уже стоит командир.
- Привет.
- Здорово.
- Что новенького?
- Да ничего особенного, летный состав второй эскадрильи, с пяти утра, разгружает уголь на Брусничке.
- А почему именно летчики?
- Ты рассуждаешь, как их командир, сразу видно, что из одного гнезда вывалились. Да потому, что сегодня – парковый день, и без техников его не зачтут.
- Ну да… Ладно, пошли на планерку.
Начинался еще один служебный день отдельного противолодочного авиационного полка.
