100-летие, вековой юбилей. Само слово «навечно» связано с такой датой.
Так получилось, что для меня этот день растянется на 30 часов. Я начал его в Берлине с разговора о состоянии исторической политики и исторической памяти в России и в США (вызвал любопытную реакцию со стороны некоторых участников конференции, — о «несравнимости» кейсов), но завершу его по другую сторону океана, — в зависимости от скорости прохождения границы в JFK — возможно, уже в Гринвич-Вилледже. Этот день для меня будет заканчиваться так же долго, как для России заканчивается двадцатый век.
Будет время подумать. Но одно понятно: культурное и социальное наследие случившегося век назад оказалось более долговечным, чем собственно советская власть. Мы уже четверть века не живем в государстве, которое вело свое основание с того момента. Вокруг нас и среди нас — снова буржуи и полицейские, толстосумы и нищие, землевладельцы и наемные рабочие. Но для большинства соотечественников мир по-прежнему описывается с помощью этих слов и понятий, а для многих — с помощью марксистских схем. Многое во внутренней политике России и других стран, когда-то входивших в СССР, и многое в международных отношениях выросло из тех событий. Истоки наших травм (которые мы чаще всего осознаем как наследие 1930-1940-х) легко проследить до революционных дней. Да и наша система ценностей, побитая и скорректированная в последние десятилетия, — родом из Октября семнадцатого и из его интерпретации советской школой. И для тех, кто готов бороться за социальную справедливость, и для тех, кто эмоционально отрицает социалистические ценности, они остаются важной «координатной сеткой».
Чего не хватает нам сегодня — разговора как раз об этом: о травмах и ценностях, об устройстве общества и об устройстве описаний этого общества, — о том, насколько все это сформировано сто лет назад, — и от какого наследия нам стоит отказаться.
Автор: Иван Курилла
Источник: www.rosbalt.ru
Сто лет назад в стране пришли к власти люди с идеей учреждения нового мирового времени. Старое время они намеревались победить, имея заранее созданную политическую организацию армейского типа и распространяя принципы ее функционирования на всю страну, на ее хозяйственный и культурный уклад.
Свои цели, чего бы они ни касались — от внешней политики до искусства — и способы их достижения они описывали языком войны. Они подчинили юридический закон закону историческому, оформленному в виде «научной идеологии», согласно которой новое мировое время неизбежно, а потому миллионы тех, кто в него не вписывался или подозревался в неспособности вписаться, ставились вне закона и уподоблялись военному противнику.
Результатом их правления стала ядерная сверхдержава, которой в мире опасались, но учрежденное ею новое время даже в странах, в нем оказавшихся, воспринимали временем отставания, а не опережения, ибо привлекательных образцов мирной повседневности в нем не обнаруживали. Что, в конце концов, заставило страну-первопроходца перенимать опыт стран, живущих во времени, ранее объявленном навсегда прошедшим.
Эти заимствования, в свою очередь, обернулись тем, что могучая военная держава развалилась, когда на нее никто не нападал и нападать не собирался. Она начиналась как беспрецедентная и беспрецедентно ушла в прошлое. Оставив своей уменьшившейся в размерах преемнице атомные бомбы с ракетами и дефицит исторической энергии, вычерпанной предшествующей войной со временем. И еще инерцию державного величия, которое в этот день ежегодно стало символизироваться воспроизведением военного парада 1941 года без упоминания о празднике, к которому он был приурочен.
А не только в этот день — напоминанием о себе миру суетливыми внешнеполитическими силовыми акциями, от него изолирующими. Но теперь уже без притязаний на первопроходческую миссию, а исключительно ради исторического выживания, которому, однако, такие акции не столько способствуют, сколько препятствуют.
Игорь Клямкин, вице-президент фонда «Либеральная миссия»
Автор: Игорь Клямкин
Источник: www.rosbalt.ru
Все думаю, почему очень многие в России так держатся за мавзолей? Если речь идет о верности идеям марксизма-ленинизма, то, пожалуйста, оставайтесь им верны — книги в свободном доступе, соответствующие партии не запрещены, полная свобода пропаганды постулатов большевизма. И память чтится с прежним усердием. В Москве, например, стоят в сохранности все памятники вождю, пролегает через весь город проспект его имени, мелькают на карте многочисленные Ильичи… Хотя гигиена памяти требует давно большой приборки, да ладно уж, стерпим пока ради народного согласия.
Но почему посреди главного города страны должна лежать мумия? Или на ней все и держится? Снеси ее на кладбище и весь социализм окажется похороненным? Нет, конечно. Социализм еще не раз будет приходить к нам в разных обличиях, очень уж всегда и везде востребована идея социальной справедливости. Это нормально. Ненормально то, что давно умерший человек не на погосте покоится, а лежит поперек страны, поперек самой жизни, не давая очень многим, в сущности, неплохим людям идти дальше, превращая их в каких-то зомби, готовых вцепиться в горло своим близким и друзьям, да любому, кто заговорит о праве трупа на погребение.
Автор: Владимир Ермолин
Источник: www.rosbalt.ru
