Что для страны научно-исследовательские и опытно-конструкторские работы? Это, прежде всего, обеспечение технологического и научного суверенитета государства. Что-то типа ядерного оружия сдерживания, не позволяющего врагу вмешиваться во внутренние дела своими технологиями и готовыми решениями. Последнее время у нас с этим «оружием» было совсем нехорошо – во всех мировых рейтингах Россия по уровню расходов располагалась на 35–40 местах. На фундаментальную науку ежегодно отводилось около 160 млрд рублей, а всего на науку – 560 млрд в год. Все это составляет не более 1 % ВВП. Для сравнения: выше нас в рейтинге Китай, Венгрия и Бразилия. Еще печальнее ситуация с затратами на одного исследователя – не более 100 тыс. долларов в год. Либо у нас ученых слишком много, либо денег выделяется недостаточно, но по этому показателю отечественная наука на 47 месте. На первом месте Швейцария с 400 тыс. долларов на одного ученого. Выше России даже Турция (23 место в рейтинге) и Индия (24 место). В итоге доля отечественной науки в мировой научной жизни составляет около 2–3 %. Удивительно, но и доля России в совокупном общемировом ВВП примерно такая же. Вероятно, присутствует прямая зависимость – чем больше государство тратит на науку, тем большую долю глобального ВВП берет на себя.
Бедные родственники
В последние годы отмечались попытки повышения статуса науки и высшего образования. Исследовательские университеты в рамках программы «5–100» пытались выбиться в число лучших в мире, а также привлечь иностранных ученых в Россию. Не получилось – во многом из-за неудовлетворительного планирования и недостаточного финансирования. Были попытки повысить оплату труда научным сотрудникам и преподавателям вузов. По плану она должна составлять две средние зарплаты в регионе. На бумаге все было красиво, но в действительности… Показательный случай от февраля прошлого года. Старший научный сотрудник Института цитологии и генетики СО РАН Анастасия Проскурина доложила Владимиру Путину о зарплате в 32 тысячи рублей! К слову, Проскурина далеко не начинающий ученый – кандидат биологических наук, ей 35 лет и занимается она борьбой со злокачественными опухолями. И для оплаты собственных публикацией исследователю приходится тратить по сотне тысяч рублей и более. Именно тогда Путин, обращаясь к Министерству финансов, произнес знаменитое: «Где деньги, Зин?» И, действительно, где были деньги, если по распоряжению президента зарплата у Проскуриной должна составлять 200 % от средней по отрасли в регионе, то есть около 80 тыс. рублей. Не стоит теперь удивляться, что выпускники профильных университетов не готовы работать в НИИ. И это в лучшем случае – в худшем «золотые мозги» целыми исследовательскими коллективами уезжают за рубеж. Там и оплата выше, и аренда жилья обеспечена. Еще одним бичом российской науки стала высокая бюрократизация всего и вся. Вице-президент РАН Алексей Хохлов одним из важных препятствий для движения научной жизни назвал федеральные законы № 44 и № 223, жестко регламентирующие госзакупки. Руководителям для закупки оборудования и реактивов приходится доказывать чиновникам «что, зачем и почему». Нередко на это уходят недели и месяцы, отчего часть исследований становится неактуальной.
Научная изоляция
Российская наука после 24 февраля ожидаемо попала под каток иностранных санкций. Теперь на Западе такая традиция – отменять все российское, провоцировать деградацию государства. В данном случае – за счет замедления научно-технического прогресса. Не удивлюсь, если ребята из недружественных стран начнут отбирать у России Нобелевские премии задним числом. Памятники Пушкину укронацисты уже сносят, скоро дойдут руки и до Ландау, Капицы, Семенова и других. Но пока коллективный Запад ограничивает поставки высокотехнологичного оборудования, реактивов, лишают россиян доступа к мировой научной периодике. Первые два момента можно будет решить, заменив, пусть и с потерей качества, поставками из Юго-Восточной Азии. А вот изоляция от публикаций и литературы может больно ударить – фактически исследователям не на кого будет ориентироваться в научном поиске. Почти 100 % зарубежных изданий отказались продлевать подписку или даже разорвали ранее оплаченные договоры. Такого не было даже во времена Советского Союза, но частично может быть компенсировано нелегальными скачиваниями, взломами сайтов и откровенным пиратством. По-другому никак – как они с нами, так и мы в ответ. Также можно забыть о беспристрастном рецензировании статей отечественных ученых за рубежом. Несмотря на то, что наука обычно вне политики, антироссийская истерия ожидаемо поставит крест на большей части статей из России. Здесь, кстати, нет особой беды. В свое время публикации в изданиях, индексированных в базах Web of Science и Scopus, стали краеугольным камнем в судьбе любого отечественного ученого. Без упоминания в таких базах исследователь вроде как и неполноценным кажется. Если с естественниками и технарями все понятно – здесь как напишешь, так и опубликуют, то с гуманитариями было сложнее. С 2014 года все чаще иностранные партнеры настоятельно рекомендовали авторам искать больше грязи про Россию. Акцентировать внимание на неудобном прошлом, выделять политические проблемы настоящего и все в таком роде. Часть научной братии соглашалась, публикации выходили, а с ними рос статус и карьера авторов. В итоге мы получали своеобразный отбор на руководящие должности – чем менее лоялен к Родине, тем успешнее. Стоит ли теперь удивляться, что 2 % академиков РАН подписали откровенно предательское письмо с оценкой спецоперации на Украине. Как уже сказано выше, изоляция России от Web of Science и Scopus – это, скорее всего, к лучшему. РАН уже приготовила предложения по формированию собственной системы оценки и цитирования публикаций ученых – запоздалая инициатива, которую ждали еще лет десять назад. Размежевание Запада и России будет только усиливаться. В связи с этим логичным кажется отмена дегенеративной Болонской системы образования. Сейчас в России выпускник вуза может стать бакалавром, специалистом и магистром, отучившись, соответственно, 4, 5 и 6 лет. В первом случае с дипломом выходят откровенные неучи, а в последнем – просто пересиживают в вузах лишний год. Об уровне поддержки Болонской системы говорят последние социологические опросы – до 66 % голосуют за отмену европейской псевдоновации.
Научная мобилизация
Ситуация с санкциями заставила руководство РАН выступить с программой экстренного реагирования, которую уже представили правительству страны. Академики предлагают значительно увеличить влияние РАН на научную жизнь, как внутри, так и на внешних контактах страны. В планах расширение сотрудничества с Китаем, а также, что особо интересно, перенос опыта оборонной промышленности на гражданский сектор. Как оказалось, истинное импортозамещение в России случилось после 2014 года только в ВПК. Здесь научные разработки проходят полный цикл от фундаментальных исследований, прикладных работ, сравнительных испытаний и до запуска в серийное производство. И нередко по такой схеме получаются лучшие в мире образцы вооружений. Насколько это возможно в реальности, еще предстоит узнать – в России до этого времени крайне мало примеров успешной конверсии. В нашей стране сложилась критическая зависимость от иностранных компонентов и технологий. РАН выделяет из них самые важные – микроэлектроника, медицинская техника и фармакология, космические технологии и средства дистанционного зондирования Земли, промышленное ПО, технологии высокопроизводительных вычислений, ИИ, генетические технологии, технологии эффективного энергообеспечения. Особенно стоит отметить необходимость скорейшего замещения импортных томографов, поставки которых Запад нам отрубил. Важно оперативно решить вопрос с отечественными катализаторами. Промышленникам до последнего времени было невыгодно развивать отечественное производство – за рубежом делали быстрее, дешевле и зачастую качественнее. В итоге большая часть предприятий топливного комплекса и химической промышленности могут встать без импортных катализаторов, либо кардинально снизить качество продукции. Такое уже встречалось в Иране, когда города накрыло смогом от использования некачественного бензина – поставки реактивов и нефтяного оборудования оказались под санкциями. Мы, к счастью, не Иран, и в структуре РАН есть немало институтов, занятых тонкой и каталитической химией. Безусловно, стране необходимы серьезные фундаментальные исследования, но характер работ в будущем ожидаемо будет смещен к прикладным проектам. Такова реальность – результаты требуются здесь и сейчас, а не с горизонтом планирования в 5–10 лет. Во многом это сходно с Великой Отечественной войной, когда советские ученые занимались не просто прикладными проектами, а настоящим изобретательством – разрабатывали новые составы зажигательных смесей, рецепты взрывчатых веществ и способы размагничивания судов.Сложившаяся непростая ситуация накладывает особые обязательства на отечественных ученых и промышленников. Если мы хотим сохранить суверенитет, нам очень многое придется научиться делать собственными руками. Порой в прямом смысле этого слова.
