Незнаменитая война в Таджикистане

Черти пересохшего омута

аджикистан оказался в специфическом положении еще во времена Советского Союза. В эпоху Брежнева население увеличивалось высокими темпами. Одновременно совершенствование технологий сельского хозяйства привело к нехватке рабочих мест для этой огромной массы людей. В СССР проблему старались решить масштабными миграционными программами внутри республики, и до поры до времени это помогало. Правда, часть исследователей (Бушков, Микульский) вообще полагают, что именно миграционные процессы подстегнули рождаемость в обществе, уже близком к завершению демографического перехода и что пожар попытались потушить керосином.

Проблему безработных таджиков не разрешили, а только смягчили. Безработные накапливались, и к концу советской эпохи республика уже распухала от фактически ничем не занимавшихся людей. Даже в 80-е годы население прирастало очень высокими темпами, до 3–4 процентов в год, несмотря на массовый исход мигрантов. Разумеется, оставшиеся люди стали отличным горючим материалом для будущего взрыва.

И перед властями, и перед простыми таджиками встала проблема скудости самого Таджикистана на любые, даже самые элементарные ресурсы. К 80-м годам в регионе подошли к предельному уровню орошения и обработки земли. Учитывая, как мало в этих краях воды, попытки оросить еще большую территорию должны были привести к экологической катастрофе. Причем в рамках разделения труда внутри СССР наращивались посевы хлопка в ущерб другим культурам. Опять же, в силу нехватки плодородной земли Таджикистан оказался забит в угол: экономические соображения требовали культивировать больше хлопка, а интересы самой республики — больше зерновых. Фактически к излету СССР положение дел в Таджикистане уже постепенно приблизилось к критическому.

Одновременно поздняя советская власть не смогла управиться с социальными процессами в республике. Во-первых, уже в советскую эпоху в Таджикистане формировались основные региональные кланы — ходжентцы, кулябцы, гармцы и памирцы во главе с собственными элитами, спаянными общей кровью и территорией. К моменту распада СССР у власти в республике находился мощный Ходжентский клан, представлявший промышленно развитый регион. Впоследствии эти группы выйдут из подполья уже в независимом Таджикистане. Формирование новых центров влияния пропустили (или вообще не отслеживали).

К тому же нарастали проблемы отчуждения между городами и деревней. Урбанизация в республике вообще находилась на низком уровне: даже к концу 80-х годов лишь около трети населения проживало в городе. Причем в городах концентрировалось почти все нетаджикское население (в первую очередь русские и довольно многочисленная прослойка этнических немцев). В результате сложилась довольно нездоровая обстановка: приехавшие из деревень молодые люди обнаруживали, что промышленность обслуживают в основном славяне (собственно, только они и могли ее обслужить), а из деревенской общины новые горожане оказывались уже вырваны. В республике накапливались не просто безработные, а городские маргиналы с их специфическими представлениями о том, что делать и кто виноват. В городах, в частности, в Душанбе, формировались полноценные преступные группировки из людей, не нашедших себя ни в деревне, ни в городе.

Религия в республике была фактически загнана в подполье, функционировали лишь немногие мечети. Однако в глубоко традиционном Таджикистане нелегальные проповедники всегда могли отыскать слушателей. Из-за жесткого идеологического контроля приобщение к религии приобрело еще и флер нонконформизма; к тому же из-за экономических и социальных проблем верующие неизбежно радикализировались. Неблагополучие становилось слишком явным. В период перестройки, когда идеологический прессинг ослабел, радикалы получили большую благодарную аудиторию и даже смогли проповедовать в традиционных мужских клубах, в советское время имевших чисто светский характер.

В конце 80-х началось создание разнообразных организованных движений. Казиат Таджикистана объединял религиозных деятелей, «Растохез» («Возрождение») — интеллигенцию, ИПВТ — Исламская партия возрождения Таджикистана — выступала с позиций религиозного радикализма и сепаратизма, кроме них существовало множество различных группировок и течений.

В результате к концу 80-х годов Таджикистан подошел в состоянии надвигающейся катастрофы, причем по нескольким направлениям сразу. Демографическая, экологическая, социальная, экономическая ситуация — плохо было везде. Взрыв стал только делом времени.

Под обломками дружбы народов

олей случая один из первых настоящих взрывов в Таджикистане спровоцировали события, связанные с очень малочисленной армянской диаспорой. В результате беспорядков в Армении и Азербайджане 39 семей зимой 1990 года бежали к родственникам в Таджикистан. Однако слухи «довели» численность беженцев до нескольких тысяч человек, причем говорили, что армянам выделят квартиры в новостройках в ущерб местным. 12 февраля перед ЦК компартии Таджикистана собралась толпа, начались стычки с милицией. Глава ЦК попытался успокоить бунтующих, однако только распалил толпу. Начался штурм ЦК, а затем — погромы по всему Душанбе.

В Душанбе съезжались люди из окрестных кишлаков. Погромы шли по обычному сценарию — нападения на улицах, грабежи, изнасилования, избиения и убийства, поджоги. Нападениям подверглась и нетаджикская диаспора, и таджики, по тем или иным причинам привлекшие внимание погромщиков. Милиция поначалу пыталась стрелять холостыми, но уже 12 числа в город вошли военные с приказом открывать огонь на поражение по всему, что будет оказывать сопротивление. Солдаты железной рукой восстановили порядок, однако погибли 25 человек — 16 таджиков, пятеро русских, 2 узбека, татарин и азербайджанец. Пострадало еще 565 человек. Характерно, что при этом около половины пострадавших составили русские, отчасти по причине национальной вражды, отчасти из-за в среднем более высокого уровня жизни, что делало их привлекательной мишенью для грабителей.

Многих пострадавших спасла хорошая самоорганизация: в городе стихийно сложилась своего рода самооборона. Один из русских жителей города вспоминал:

Нас не забили насмерть не по сердобольности, а благодаря паре арматурин, топору и небольшому тесаку. Мне почти 17 лет было. Я потом 2 года не смеялся. Совсем. У меня топор был.

Военный из вертолетного полка рассказывал о своем участии в подавлении беспорядков:

Летали на вертолетах на пару метров выше троллейбусных проводов без вооружения, оказывая только психологическое воздействие на толпы обкуренной молодежи из соседних с городом кишлаков. Толпа реально разбегалась. Не знаю насколько эффективно эта операция проходила в масштабах города, но к 23 февраля на праздник нашему авиаполку было подарено от предприятий города 8 цветных телевизоров. Представители дарили и плакали, говорили, что когда увидели-услышали рев вертолетов, то почувствовали, что их не бросили…

Причины погрома так и остались неузнанными — притом что неплохая организация буйства масс бросалась в глаза, вплоть до централизованной раздачи арматуры и доставки шпаны в Душанбе грузовиками. Оппозиция быстро открестилась от своей роли в беспорядках. Возможно, многие из подпольных политиков и не лгали: начавшись под антиармянскими лозунгами, митинг быстро перерос в политический, а уже затем — в погром. Нужно отметить, что в современном Таджикистане события февраля 1990 года однозначно рассматриваются как трагический момент. Как бы то ни было, злополучный февраль 1990-го обозначил некую точку перелома. Дальнейшие события развивались стремительно.

24 августа 1990 года принимается закон «О государственном суверенитете Таджикской ССР». Вскоре легализуются прежде подпольные партии и движения. Руководитель местной компартии Макхамов потерял управление республикой. После путча ГКЧП он быстро пропал со сцены, и 2 декабря 1991 к власти пришел первый президент независимого Таджикистана Рахмон Набиев.

Набиев не был новым человеком в таджикской политике. До президентства он руководил и компартией, и Верховным Советом республики. К тому же он относился к правящему до сих пор клану северян-ходжентцев. В общем, в глазах населения Набиев олицетворял старый порядок.

Второе место с большим отрывом получил памирец Давлат Худойназаров. Проблема в том, что победителя активно обвиняли в подтасовках, а выборы проигнорировала значительная часть элит — теперь уже не просто республики, а новой страны.

Набиев попытался прихлопнуть своих противников достаточно грубыми методами. Сама оппозиция объединяла пестрый конгломерат разных движений и личностей, от деятелей почти западного образца до решительных экстремистов вроде жесткого Шодмона Юсуфа, лидера Демократической партии Таджикистана. Набиев считал, что трон шатается, и под него нужно подложить для устойчивости несколько трупов — и был прав. Проблема в том, что он ощутимо промахнулся, оценивая соотношение сил. В 1992 году нескольких оппозиционных политиков взяли под арест, но это ничего не дало.

Насилие спровоцировал формально незначительный инцидент: чиновник из правящего клана в прямом эфире местного ТВ обругал министра внутренних дел. Тот был памирцем, так что оппозиция решила, что ей плюнули в лицо (и была права). Весной посреди Душанбе собрались одновременно своего рода «майдан» и «антимайдан». Оппозицию, засевшую на площади Шохидон, представляли главным образом каратегинцы (гармцы) — еще один крупный клан Таджикистана из центральных районов страны — и памирцы. Проправительственный митинг на площади Озоди, что интересно, составляли не северяне, а кулябцы (юго-запад республики). Все это сборище объединилось под исламскими и одновременно демократическими лозунгами.

На обеих площадях собрались толпы в десятки тысяч людей. Одновременно руководителям пришлось определяться, единение по какому признаку им важнее — клановому или политическому. В итоге выяснилось, что клановые различия имеют большее значение: гармцы массово выходили из компартии, кулябцы и северяне из Демократической партии Таджикистана откочевали в стан лоялистов.

Для Набиева размах выступлений оказался неожиданностью, и он постарался удержать власть, забалтывая оппонентов и одновременно пытаясь найти способы силой разобраться с оппозиционерами. Свои претензии на неограниченную власть он к тому моменту обосновывал волей Аллаха. Считая, видимо, помощь Всевышнего недостаточной, Набиев принял генеральский чин и организовал вооружение лояльного митинга автоматами. У оппозиции имелось свое мнение относительно воли Аллаха, и она захватила парламент, удержав два десятка чиновников в качестве заложников. 29 апреля к двум бессрочным митингам добавился еще один, представлявший… организованную преступность Душанбе.

5 мая Набиев объявил чрезвычайное положение, оппозиция начала захват важных объектов столицы (аэропорт, вокзал и тому подобные вещи) и оружия. Некоторое время в городе шли бои.

Местный житель сделал любопытную запись в дневнике:

Перестрелка происходила на наших глазах и смотрелась довольно-таки драматично. Несколько человек, укрывшись за железнодорожной насыпью, из автоматов стреляли в сторону кишлака. Потом прогремело два взрыва — они бросили взрывпакеты. Боясь, что из-за насыпи последуют ответные очереди и пули полетят в нашу сторону, мы попрятались за гаражами, стоящими в нашем дворе. По дороге мимо нас несколько раз туда и обратно проехала «Волга», из которой торчал ствол охотничьего ружья. Как потом оказалось, это и был водитель Кенджаева, беспокоившийся о своей семье. Когда выстрелы закончились, обуреваемые любопытством, мы подошли к железнодорожному переезду, у которого все это происходило. Там стояла группа вооруженных памирских парней. Один из подошедших боевиков за ремень тащил автомат, приклад которого волочился по земле. Когда мы спросили у них, из-за чего стрельба, то в ответ услышали пересыпанное руганью: «Да вот, все правительство разбежалось! Ловим!»

В тот раз никого боевики там не застали. Но спустя полгода, они все же свое черное дело осуществили. Ворвавшись во двор, и не застав там Кенджаевского водителя, они убили всю его семью, и вдобавок застрелили соседа-татарина, поинтересовавшегося, что происходит за его забором.

В этот момент впервые выходит на сцену в качестве самостоятельной силы 201-я мотострелковая дивизия бывшей Советской Армии, гарнизон Душанбе. Дивизия объявила о своем нейтралитете, но защищала этот нейтралитет силой оружия. Частью фактически руководило офицерское собрание. Когда «демонстранты» с оружием двинулись к зданию Комитета нацбезопасности Таджикистана и дому семей сотрудников, полковник Заболотный, командир мотострелков, выслал бронегруппу из девяти машин, включая танки, и остановил погром в этом районе. На площади Шохидон после этого произнесли много речей по поводу оккупантов, а упомянутый выше Юсуф заявил, что русские в республике становятся заложниками.

Это заявление, а также стихийные погромы, идущие по всему Таджикистану, вызвали массовое бегство русских из республики. Русские не относились ни к каким землячествам и оказались беззащитны в условиях разгула преступности — тем более что лозунги улицы быстро радикализировались и приобретали религиозный оттенок. Благодаря военным многие из этих людей сумели покинуть страну относительно благополучно, однако на родине их ждала тяжелая жизнь беженцев. По данным российских властей, к апрелю 1993 года из Таджикистана бежали более трехсот тысяч славян (всего до войны — 388 тысяч).

Набиев пошел на уступки оппозиции, сформировав коалиционное правительство, в котором значительную часть мест получили оппозиционеры. Однако эти шаги не могли остановить раскручивающийся маховик. Уже с весны боевики «исламских демократов» от оппозиции начали физически истреблять своих противников в Курган-Тюбе. Вскоре начались столкновения исламистов с кулябцами. Радикалы черпали поддержку в соседнем Афганистане, получая оттуда помощь оружием и кадрами. Полномасштабная гражданская война стала реальностью.

Страна чудес

сламские демократы» апеллировали в первую очередь к религиозным и национальным чувствам аудитории и нехитрыми лозунгами баламутили массы. Притом что реально их социальная база была не очень большой, исламисты оказались самой организованной группой в местной политике. К тому же им удалось наладить взаимодействие с быстро набирающей силу местной мафией и афганскими талибами.

Официальные власти поначалу не решались попросить российскую сторону о полноценной помощи, однако Набиев прекрасно понимал, что без спасения извне Таджикистан попросту развалится в руках фанатиков и бандитов. Первые шаги навстречу русское правительство сделало уже в июне 1992 года, и с первого июля мотострелки 201-й дивизии выдвинулись на защиту наиболее важных объектов — ГЭС, основных заводов, военных объектов и пограничных перевалов. «Исламские демократы» требовали вывода дивизии из страны и передачи им вооружения, снаряжения и техники, но мотострелки предпочитали без разговоров отправлять их к гуриям. Решительность военных бросалась в глаза, и она навлекла на 201-ю дивизию гнев прогрессивной общественности. Русским военным и просто русским агитаторы приписывали все жертвы и вообще все плохое, происходившее в республике. За голову комдива объявили награду, правда, она в итоге так и осталась неврученной.

Следует внимательнее присмотреться к этому соединению. К великому счастью Таджикистана, России и всей центральной Азии, 201-я мотострелковая являлась одной из наиболее опытных в Российской армии. Дивизия стояла в Средней Азии давно, долго воевала в Афганистане. Однако, как и у большинства советских воинских частей, комплектация 201-й к началу 90-х годов оставляла желать лучшего. Если офицеры в основном находились на месте, то солдат попросту не хватало. Так, 149-й полк (Куляб) насчитывал всего около 150 человек, в том числе пятьдесят офицеров. 191-й полк, стоявший в Курган-Тюбе, имел 180 бойцов. Командир полка нашел своеобразное решение проблемы нехватки людей в караулах: в обмен на паспорт он выставлял на посты отставников советской армии, живших в городе.

Войска 201-й дивизии в Таджикистане распределялись следующим образом: 191-й Нарвский полк оборонялся в Курган-Тюбе, охранял Кзыл-Калинский мост, Вахшскую ГЭС, основные элементы индустрии и инфраструктуры в этом районе. 92-й Сестрорецкий защищался в Душанбе и охранял порядок в тех кварталах столицы, до которых мог дотянуться, создав небольшой «островок безопасности». 149-й Ченстоховский занимал позиции в Кулябе. 401-й танковый полк использовали в качестве «кавалерии»: сначала он охранял перевал Чормагзак, а затем перемещался по стране, от Душанбе до Курган-Тюбе, в качестве средства быстрого реагирования. Наконец, вдоль афганской границы расположились пограничные части общей численностью до 3 500 человек, по мере своих скромных сил перехватывавшие конвои с боевиками и оружием из-за речки. Для полного усмирения начавшегося в республике зомби-апокалипсиса этих сил не хватало, но русские смогли обеспечить защиту тем, кто оказывался поблизости и отправлять спасательные экспедиции за теми, кому это требовалось в первую очередь.

В это время на юге страны между экстремистами и кулябцами шла борьба на истребление: «без правил и без раненых, пленных не брали». Кулябцы после провала противостояния в Душанбе почитали Набиева предателем и дрались с фанатиками самостоятельно. Отступать им было некуда. Офицер ГРУ Александр Мусиенко вспоминал:

Не забуду гравийный карьер в нескольких километрах южнее Курган-Тюбе, заполненный телами расстрелянных кулябцев, частично обглоданных собаками. Всего там насчитали более трехсот пятидесяти трупов.

Нарастал поток беженцев из республики. Бежали не только нетаджики (русские, узбеки, немцы и проч.), но и само коренное население. Попытка договориться о прекращении огня не привела ни к чему.

Поскольку власть и авторитет президента стремительно падали, таджикские элиты отчаянно пытались решить проблему вакуума власти. Предлагалось даже упразднить сам пост президента. Между тем радикалы начали явочным порядком устранять само молодое государство. В конце августа от рук исламистов погиб генпрокурор Таджикистана. О чувствах, которые испытывали по поводу фанатиков остальные таджики, говорит реакция на это убийство: на малой родине прокурора начались массовые закрытия и даже поджоги (!) мечетей. В этот момент численность боевиков вооруженной оппозиции уже доходила до двадцати тысяч человек.

Набиев не контролировал даже Душанбе, и в итоге ему пришлось скрываться на позициях русских военных, пока снаружи его отыскивали бандиты. Вскоре русским пришлось спасать не только политиков. Кровавое побоище началось в Курган-Тюбе и поселке Ургут. Исламисты принялись избивать узбеков, так что тем пришлось спасаться под прикрытием российских солдат. Кроме узбеков резня затронула таджиков-лоялистов. Это оказалось слишком круто даже для популиста Юсуфа, открестившегося от перешедших все пределы погромщиков. Русские имели в районе Курган-Тюбе 191-й Нарвский мотострелковый полк и не собирались молча взирать на погромы. Они дали укрытие в небольшом поселке 16 тысячам беглецов. Военные серьезно рисковали: исламисты пытались проникнуть в поселок, в том числе вооруженной силой, и даже смогли убить некоторых людей, находившихся под защитой солдат.

Евгений Меркулов, командир Нарвского полка:

…поселок, расположенный за воинской частью, стал местом, где пытались найти приют беженцы. Именно сюда пришли из Ургут-махалли около 16 тысяч человек. Мы их разместили в школе № 7, в здании автошколы, областного института усовершенствования учителей… Это как раз произошло в сентябре, когда в городе вовсю хозяйничала оппозиция. Вдруг мне звонит сам Акбаршо Искандарович (глава правительства Таджикистана в 1992 г.): «Отдайте их боевикам, зачем они вам?» Это он о беженцах, среди которых в основном женщины, старики и дети. Я ответил, что не позволю уничтожить мирных людей. Если же они захотят выявить боевиков, то пусть это сделают официально: с представителями МВД, УВД, КНБ и облсовета. Они подло и хитро обманули меня, не допустив представителей КНБ, воинской части к началу операции. Так они выявили около 160 «беженцев»… вывезли их и, как выяснилось потом, расстреляли.

Ночами к ограждению воинской части являлись толпы оппозиционеров, пытавшихся руками раскачать и проломить забор. Эти вояжи сопровождались выкриками вроде «Эй, коммунист, выходи! Мы вас все равно перережем!» в адрес Меркулова.

В самом городе и окрестностях в это время творились зловещие вещи. Офицер ГРУ Александр Чубаров рассказывал:

Вечером того же дня к воротам бросили сожженный труп девочки-осетинки, насаженный на шомпол… В самом городе шла безумная резня. В Курган-Тюбе шли бои, особенно горячо было в районе автовокзала и моста на Кызыл-Калу. В районе Ломоносово были зверски убиты сторонники Народного фронта. Живым людям пробивали ломом грудину и заливали авиационным керосином… Вот такая азиатчина. На той войне зверств вообще было много. И с той, и с другой стороны. Я своими глазами видел груды растерзанных трупов. Причем вырезали, не глядя на пол и возраст. Женщин любого возраста насиловали, резали, трупы бросали в арыки. Детей тоже не миловали. Короче, вырезали семьями и аулами. Я видел в одном городе бассейн, заполненный телами. Там насчитали более трехсот пятидесяти трупов. Я видел останки мертвых, которых после убийства расчленяли, обливали соляркой и сжигали, а части тел специально разбрасывали по разным районам городов. Подъезжал грузовик куда-нибудь к магазину или к бане. Оттуда, из кузова, бородатые кричали людям: «Это ваши мертвецы! Забирайте!» И выбрасывали трупы, а чаще их части на дорогу. Так вселяли ужас в людей, делая их покорными и безвольными.

Безумная жестокость «исламской оппозиции» ужасала местных. «Миротворцев местные жители встречали как освободителей, тащили в расположение последнее, лишь бы военные ни в чем не нуждались», — писал позднее офицер сил СНГ.

Именно тогда в русском языке стало достаточно популярным слово «ваххабит», правда, не напрямую. «Ваххабит» не совсем понятными путями трансформировался в «вовчика» и под таким наименованием вошел в историю Таджикистана. В противовес им сторонников официальной власти начали называть «юрчиками». Под таким легкомысленным названием — «война вовчиков и юрчиков» — шла одна из крупнейших трагедий на руинах СССР.

Ходжентцы, гиссарцы и кулябцы, разумеется, постарались как можно скорее свести свои плохо организованные ополчения в некое подобие армии и создать политическую коалицию. В конце концов, из разрозненных частей проправительственных войск при помощи России и при активном участии ГРУ летом 1992 года сколотили правительственный «Народный фронт». С моральной точки зрения эта структура имела мало преимуществ перед своими врагами из оппозиции, но по крайней мере религиозного фанатизма и непримиримости к неверным за правительственными силами не числилось. Своих специалистов, способных адекватно управлять воюющими армиями, в Таджикистане не имелось, поэтому министром обороны Таджикистана стал полковник-«афганец» Александр Шишлянников.

«Народный фронт» возглавил Сангак Сафаров. Этот немолодой уже кулябец являлся одним из самых деятельных и решительных сторонников правительственных сил. Идеализировать его, конечно, не следует: прежде чем прийти в таджикскую политику, Сафаров отсидел в тюрьмах более двадцати лет за разнообразные общеуголовные преступления от угона машины до убийства человека. На свободе он показал себя отличным организатором, однако в смысле свирепости мало отличался от своих противников — как он называл их, «проклятых геноцидов, шакалов и педерастов». Захваченные кишлаки «вовчиков» сжигались дотла, чтобы не тратить силы на их охрану.

Впечатления от проправительственных лидеров у российских военных остались смешанными. Олег Голыбин вспоминал встречу с Файзали Саидовым, сподвижником Сафарова. Полевой командир, ни на секунду не выпуская изо рта дозу насвая, произнес речь о борьбе с мировым исламским фундаментализмом, и для демонстрации решительности своих намерений прямо при русских провел допрос схваченного неизвестно где декханина. Допрос состоял в том, что пленного спросили: «Ты вовчик?», и, услышав естественное «нет», прострелили ему ногу, подожгли бороду зажигалкой, а затем добили выстрелом в затылок. Офицеров ГРУ это не особенно шокировало: не самая жуткая сцена, которую им приходилось видеть в жизни. Однако симпатии к союзникам растаяли как дым. Позднее Голыбин без обиняков именовал своих подопечных «дружественными бандформированиями». Тем не менее других союзников — и вообще других политиков — в Таджикистане взять было неоткуда, так что разведчики начали старательно делать из этого сборища армию.

Правда, нужно заметить, что Сафаров буквально со слезами на глазах просил русских не покидать Таджикистан. Народный вождь хорошо понимал то, чего не осознавали «исламские демократы»: помощь России была критически важна для страны, валящейся в постапокалипсис. Своих советников из ГРУ он тем более ценил: на одном из банкетов Сафаров пообещал разведчикам отлить их бюсты из золота.

Между тем Душанбе никто как следует не контролировал, а номинально сохранявший свой пост президент ничем не управлял. 7 сентября решилась судьба Набиева. Русским пришлось использовать танки, чтобы не допустить взбесившуюся толпу до расправы, но в отставку Набиеву уйти пришлось, и на этом его участие в таджикской политике закончилось. Улицы оккупировали вооруженные уголовники.

Самые кровавые столкновения в это время шли на юго-западе страны в районе Курган-Тюбе, где находился российский полк, выступавший, однако, в качестве нейтральной силы. В это время у «Народного фронта» появилась неожиданная поддержка.

Узбеки северных лесов

Таджикская война не обошлась без своего «летчика Ли Си Цына». В этой роли выступила 15-я бригада спецназначения ГРУ под командованием полковника Владимира Квачкова. Части 15-й обрспн во время Афганской войны составляли один из самых прославленных отрядов спецназа, неформально известный как Джелалабадский батальон. Выйдя из Афгана, они расквартировались на территории Узбекистана. Несмотря на распад государства, части бригады продолжали тренироваться изо всех сил. Однако к 1992 году спецназовцы начали обоснованно сомневаться в своем будущем. Россия поначалу отказалась от одной из лучших своих частей, а многие из новых лидеров Узбекистана смутно представляли себе, для чего нужен спецназ. Узбеки искренне полагали, что части СпН — это что-то вроде очень хорошо обученного ОМОНа.

После заявления представителя минобороны РФ о том, что бригада останется в Узбекистане, офицеры и солдаты взбесились и начали строить разнообразные планы, включая бунт и марш всей бригадой на штатной технике в Россию. Однако в конце концов нашелся некий компромисс: бригада осталась в составе ВС Узбекистана, но офицеры, желающие покинуть новую республику, получили возможность перевестись в Российскую армию. В 1995 году значительная часть офицеров бригады перешла в состав РА. Пока же разведчики действовали от лица молодого узбекского государства. Характерный диалог произошел на совещании командиров узбекских вооруженных сил в 1993 году. Министр обороны Ахмедов резко заявил: «На Востоке всегда правили узбеки!» и прибавил, глядя на славян-подчиненных: «Вы теперь тоже узбеки!». Нужно отметить, что руководители узбекского министерства обороны прекрасно понимали, какое сокровище им досталось, и окружили русских военных специалистов заботой и вниманием. Бойцов даже не заставляли присягать новому государству. Бригада пользовалась немыслимой в других условиях автономией под руководством своего же офицерского собрания. Командиры отряда имели превосходное по тогдашним меркам снабжение и возможность реформировать структуру бригады. Квачков даже притянул под свое крыло вертолетный полк в Чирчике. В ответ две сотни офицеров оказали неоценимую помощь в строительстве узбекских вооруженных сил и очень сильно повлияли на происходящее в соседнем Таджикистане.

Официально считаясь узбекскими солдатами и офицерами, солдаты 15-й бригады вступили в Таджикистан. Разведчики со странным статусом оказались среди немногих людей в зоне конфликта, вообще хоть что-то понимавших в военном планировании, а высокий уровень индивидуальной подготовки позволял при необходимости решать задачи, недостижимые для других участников войны. Офицер «Вымпела» Константин Никитин замечал по поводу спецназовцев ГРУ, что «если группу усиливали до тридцати человек и давали второй АГС-17, командир группы говорил, что теперь он имел в виду всех „духов“ провинции». Даже маленькие отряды «узбеков» часто оказывались эффективнее крупных подразделений правительственных войск.

Генерал-майор ГРУ Александр Чубаров сформулировал свои взгляды на происходящее так:

Хотелось бы пояснить, чем мы в республике занимались и в чьих интересах действовали. Мы защищали конституционный строй Таджикистана, одновременно являясь офицерами узбекской армии, а думали в первую очередь о том, что матушке-России не нужен был этот бардак в регионе, где к власти рвались исламские фундаменталисты. Все, кто там воевал из ГРУшников, имели опыт Афганистана за плечами. Выдвигались мы из Чирчика, с территории 15-й бригады спецназа ГРУ, на тот момент «отошедшей» к Узбекистану. Нужно признать, что президент Ислам Каримов повел себя мудро. Он прозорливо предугадал возможное развитие ситуации и, опасаясь ее развития по сценарию ваххабитов, решил отдать приказ на формирование специального корпуса в Узбекистане и оказать помощь НФТ. Разумеется, он преследовал и свои цели: отсечь северные провинции Таджикистана, где располагались более ста развитых предприятий и мощный ВПК. Забегая вперед, скажу, что сделать это ему не удалось.

Одна из возможных задач 15-й бригады выглядит весьма своеобразно. Политики в Узбекистане и военные в России крайне опасались, что российские государственные деятели примут решение об эвакуации 201-й дивизии. В этом случае огромный запас боевой техники, снаряжения и боеприпасов мог попасть в руки «вовчиков». Этот арсенал мог достаться революционным исламистам, что угрожало тяжелейшими последствиями всей Средней Азии. Поэтому командование 15-й бригады разрабатывало план по уничтожению техники 201-й мсд на случай, если в Москве примут роковое решение. Под видом членов комиссии по передаче вооружения спецназовцы собирались заминировать машины. Каждый военный нес по 10 зарядов в полевой и противогазной сумке. В Ташкенте спецназовцы провели тренировки по быстрому выводу из строя техники. К счастью, в российской политике временно возобладал курс на здравый смысл — танки вооруженным до зубов ваххабитам решили не оставлять. Однако бригаде спецназначения и без того нашлось много работы.

Спецназовцы ГРУ выполняли самые разнообразные задачи. Им приходилось и эвакуировать пациентов психиатрической лечебницы, и вытаскивать из глубины диких районов астрофизиков, и охранять банки, и проводить колонны гуманитарной помощи. Разумеется, бойцы обучали местных военному делу. Вообще, 15-я бригада стала одним из первых частей бывшей Советской Армии, где начали системно и сознательно изучать опыт партизанской и повстанческой борьбы. В Афганистане бригада охотилась на партизан, в Таджикистане ее офицеры перевернули доску и начали организовывать партизанско-повстанческие отряды для борьбы против фундаменталистов и сколачивать в боеспособную армию местные ополчения.

Офицер бригады ГРУ Олег Голыбин рассказывал, как его коллега Александр Мусиенко начал общение с «юрчиками» с существенного вклада в их боеспособность: починил стабилизатор пушки БМП-2 и подарил ящик гранат к подствольнику. Особенности восточной дипломатии: обрадованный полевой командир отблагодарил спецназовца бочонком кагора, бараном и фруктами. Застольями дело, разумеется, не ограничивалось. Собственно, окрестности Курган-Тюбе стали одной из первых точек приложения сил бригады СпН. Первой задачей разведчиков стала проводка каравана с гуманитарной помощью из Узбекистана в Курган-Тюбе. Этот выход имел двоякую цель: доставить помощь и собрать сведения о городе и положении дел вокруг него. С воздуха колонну прикрывали вертолеты, а в тылу ждал мобильный резерв, так что «гуманитарщики» чувствовали себя уверенно. Собственно, сведения, собранные спецназовцами за время вояжа, не отличались оригинальностью: «вовчики» готовятся построить в Средней Азии «исламское государство», враждебны России, Узбекистану и вообще любому светскому режиму в регионе.