Её визит к наркому, о котором пришлось писать очень подробно (На чаепитии у Берии
Продолжая в мыслях
), никак нельзя назвать случайным. Для Лаврентия Берии Надежда Язева оказалась отнюдь не «одной из» (см. фото), а очень важным свидетелем, сумевшим помочь наркому окончательно разобраться с дальневосточными особистами. Их чуть ли не поголовно подозревали в том, что они продались японцам. К счастью, всё оказалось не совсем так, точнее – совсем не так. И как раз вот так – продолжая в мыслях восстанавливать свою только что завершившуюся беседу с всесильным наркомом, Надежда Язева вспомнила сразу и многое. Среди прочего – о том, что в завершении её версии об участии во всех бедах и трагедиях чекистов-дальневосточников Генриха Люшкова, после его бегства через Амур к японцам, она вспомнила детально и такой запомнившийся ей эпизод:
– выругался неожиданно в заключении, сразу после её сообщения об этом перебежчике Лаврентий Берия. На какое-то мгновение после её эмоционального рассказа он просто как бы ушёл в себя, но тут же извинился перед ней, чтобы она ничего дурного не подумала. Вот тогда-то, завершив беседу, он и попросил её ещё некоторое время побыть в Москве.– сказал он, ни разу за время беседы даже голоса не повысив, и учтиво проводив Надежду к машине. Дома у тётки, где она жила, звонка от наркома Берии ей долго ждать не пришлось. Как он и говорил – дня два. Но привезли её не на вокзал, а теперь прямо в кабинет наркома на Лубянке. Надежда Язева навсегда запомнила и этот свой визит на Лубянку, которую в народе называли Лубней. Запомнила и просторный кабинет председателя ОГПУ и «железных» наркомов внутренних дел, который находился на третьем этаже. К лубянскому шефу полагалось записываться на приём заранее и приходить точно в назначенное время. Именно так. А не сидеть часами в приёмной, ожидая момента. Берия считал это дурным тоном. Обо всём этом, в том числе о времени приёма, Надежду Язеву предупредили заранее. Вот почему поэтесса – капитан милиции, входя в главные ворота основного здания на Лубянке, бросила взгляд на часы и отметила, что она успевает как раз вовремя… В кабинет председателя она прошла сразу, не ожидая в приёмной, и хотя секретарь, увидев её, на всякий случай переспросил фамилию, потом просто коротко кивнул головой и указал на дверь. Вдохнув для смелости воздуха, Надежда Язева шагнула вперёд… Об этом здании, ещё учась в МГУ, Надежда слышала немало самых разных версий. По-своему легендарное, как в хорошем, так и не очень смысле, здание на Лубянке в Москве было основным зданием органов государственной безопасности РСФСР и СССР, начиная с 1919 года. Этот дом в центре столицы был в 1932–1933 годах надстроен двумя этажами. При этом правая часть здания возводилась по проекту выдающегося русского и советского архитектора, действительного члена Императорской Академии художеств, академика архитектуры Алексея Викторовича Щусева, утверждённому лично Лаврентием Берией.
Легенды и были Лубянки
Правую часть здания по щусевскому проекту достроили из-за известных событий лишь в 1944–1947 годах силами исключительно пленных немцев – по личной рекомендации Берии. Здание на Лубянке всегда было окутано легендами. Например, когда в Москве 16 октября 1941 года ввели осадное положение, в город Куйбышев (запасную столицу), отправились эшелоны Наркомата внутренних дел СССР. Но вывозили не только имущество и сотрудников, но и важных политических заключённых....Генрих Ягода был врагом суеверий, но и он, тайком от подчинённых, разбрызгивал на пол и на стены кабинетов изготовленную им лично отраву. Еще в 1933–1934 годах Ягода, в прошлом фармацевт, организовал в ОГПУ-НКВД секретную лабораторию по производству ядов для устранения «врагов народа». На Лубянке создавали специальные яды, приводящие к быстрой смерти с имитацией симптомов других болезней. Говорили, что за несколько часов до ареста Ягоде вдруг послышался тихий голос:
После его ареста в кабинете действительно обнаружили много стеклянных осколков....Николай Ежов, услышав подозрительные шорохи, стрелял из нагана в темные углы своего кабинета. Когда его арестовали, то обнаружили пулевые отверстия в полу и на стенах.Что же касается Лаврентия Берии, то он и в этом показывал себя несгибаемым атеистом. Таинственные стоны, вздохи и шорохи не смущали наркома. В таких случаях он читал стихи или громко пел. А вот с генералом Виктором Абакумовым у нечистой силы установились панибратские отношения. Он любил по ночам выпивать у себя в кабинете и всегда оставлял в шкафу недопитую бутылку водки или коньяка. Утром бутылка, разумеется, была пуста. Это не легенда, и не байка – чекисты, из числа самых первых, знали, что Феликса Дзержинского называли «железным» вовсе не из-за стойкости. В его кабинете стоял большой стальной сейф. Однажды работу первого главного чекиста прервала влетевшая в окно граната. Дзержинский выскочил из-за стола и скрылся в сейфе. Взрыв выбил стекла, повредил мебель и стены, а сейфу вреда не причинил. Тогда-то и стали называть его «железным Феликсом». Говорят, что в здании на Лубянке и поныне порой происходят довольно странные явления. Ушедшие в запас сотрудники говорят, как некоторые их бывшие коллеги тайком по ночам во время дежурства обрызгивали кабинет спиртом или святой водой. Судя по всему, мистики там хватало и в то время, когда Надежда Язева ходила на приём к всемогущему Лаврентию Берии.
Я буду долго ждать звонка
Лаврентий Павлович галантно проводил Надежду Язеву до двери своего кабинета , поцеловав на прощание ей ручку. С приема она вышла, успокоившись ещё больше, чем после первой встречи с наркомом. Сама нынешняя беседа и вид шефа Лубянки внушили ей уверенность в том, что вопрос с её мужем Петром Язевым будет решен и возможно достаточно скоро. Особую уверенность ей внушал и такой факт. Во время лубянской встречи Берия показал ей предоставленные ему за эти два дня документы, о которых она не имела представления, касающиеся ареста её мужа. Оказывается, что Пётр Язев отказывался фальсифицировать дела секретаря Архаринского райкома Максимова и «белоказачьей кулацко-повстанческой организации», с группой своих коллег протестовал и даже специально подготовил письма Сталину, Калинину и Ежову с перечислением правонарушений, совершаемых во время следствия. Как и сказал ей Берия, в приемной у дежурного она оставила адрес и домашний телефон своей тётки Раисы, которая жила поблизости от Филевского парка и у которой она обычно останавливалась, приезжая в Москву.
Её родная тетя Раиса Кулебякина вместе со своим мужем Александром Винницким трудилась в те годы на расположенном поблизости известном всей стране оборонном заводе № 22. Завод был основан еще в 1916 году как «Второй автомобильный завод «Руссо-Балт». В 1921 году на базе завода был организован «Первый Государственный бронетанково-автомобильный завод». В 1922 году предприятие выпустило первые пять советских автомобилей «Руссо-Балт» (под названием «Промбронь»), потом, сотрудничая с немецким Junkers, там изготовили первые 50 самолетов Ю-20 и 100 самолетов Ю-21. С 1924 года на заводе началась разработка советских цельнометаллических самолетов. А вскоре на заводе № 22 имени 10-летия Октября стали строиться советские самолеты-разведчики Р-З, Р-6, истребитель И-4, бомбардировщики ТБ-1, ТБ-3, ДБ-А, СБ, Пе-2, пассажирские АНТ-9 и АНТ-35.В канун войны на заводе было освоено серийное производство пикирующего бомбардировщика Пе-2. Во время первого авианалёта на Москву 22 июля 1941 года на территорию завода попало около сорока фугасных и более четырёхсот зажигательных бомб, пострадало несколько корпусов, погибли 92 рабочих завода. Вскоре в октябре-ноябре 1941 года завод был эвакуирован в Казань. В декабре 1941 года на территории завода № 22 в Москве был образован авиационный завод № 23, который до 1945 года производил бомбардировщики дальнего радиуса действия Ил-4 и Ту-2. В дальнейшем здесь выпускались Ту-4, вертолеты Ми-6 и Ми-8.Тётка Надежды Раиса и её муж были на заводе людьми достаточно известными. Они трудились здесь с раннего возраста, а в это время её муж – Александр Винницкий уже был начальником ведущего цеха, а она – инженером-конструктором в КБ. По вечерам они вместе с другими работниками завода ходили на также расположенную невдалеке стройку многоквартирных жилых домов для заводчан, которую их завод как раз и вел. Поэтому дома с раннего утра и до позднего вечера тетки и ее мужа не было, и Надежда была предоставлена сама себе. Ей это очень в данной ситуации импонировало.
Нужно было в ожидании звонка с Лубянки привести в порядок рукописи, чтобы сдать их до отъезда в издательство редактору – Анне, пообщаться с сокурсниками, особенно с подругой Фаиной Коган, которая трудилась в администрации Союза писателей. Выйдя с Лубянки, Надежда отправилась домой, решив перед этим зайти за продуктами в заводскую Фабрику-кухню № 7 в Филях (фото выше), расположенную на Новозаводской улице в одном из важнейших объектов социальной сферы столицы. Ожидание звонка наркома, похоже, затягивалось, и надолго.
