Мы познакомились, хотя и очень поверхностно, с попытками изменить сознание множества людей в лучшую сторону, пусть даже «эта сторона» и принадлежала лишь только вполне определённым людям. Как бы там ни было, и такие люди, как катары, и отдельные личности, вроде Томаса Мора или Томмазо Кампанеллы, хотели лишь одного – улучшить жизнь окружавших их людей. Или, по крайней мере, показать им, какой эта самая «улучшенная жизнь» могла быть. Но… были ведь и те, кто никакого «переформатирования» совсем не желали. По их мнению, всё вокруг них было хорошо и таким должно было оставаться и впредь. Эти люди играли роль «охранителей устоев», и влияние их было очень даже велико. Сегодня мы как раз о таких людях и расскажем. Причём это будут наши соотечественники начала и середины ХIХ века.Что это было за время? Да очень интересное, нужно сказать. После убийства Павла I и воцарения Александра I, российское общество ждало начала либеральных реформ и приветствовало первые, пусть ещё и очень робкие шаги нового императора и его «молодых друзей» на этом пути. Впервые множество российских крестьян, одетых в солдатские шинели, побывали в странах Запада и увидели, что живут там люди не хуже, чем в России, вот только без помещиков. Ну а офицеры – помещики либо их дети в основной своей массе тоже много чего повидали, и среди многих из них началось самое настоящее брожение умов. Но были и те, кто, повидав заграницу, по-прежнему не желал никаких нововведений. Но чёткой системы политических взглядов у них в то время ещё не сложилось.
«Языческое капище». Н. Рерих. Государственный Русский Музей, Санкт-Петербург
«Город строят». Н. Рерих. Государственная Третьяковская галерея, МоскваПравда, ещё перед Отечественной войной 1812 года великий русский историк Николай Михайлович Карамзин, человек ярко выраженных консервативных взглядов, направил императору Александру записку «О древней и новой России», в которой подвергал резкой критике либеральный проект государственных преобразований М. М. Сперанского, и доказывал, что самодержавие в России нужно сохранить на вечные времена. Вместо реформ Карамзин предлагал… подыскать 50 толковых губернаторов и достойных священнослужителей, которые поддерживали бы в народе нравственность. Просто с точки зрения Карамзина, все недостатки в государстве российском были связаны не с пороками системы, а всего лишь с отрицательными качествами отдельных людей — губернаторов, чиновников и т. п. Назначить «хороших», «честных» людей, и дело сладится, думал он прямо-таки по-детски наивно, но недаром ведь сказано, что на всякого мудреца довольно простоты. При этом он особую роль отводил императорской власти в России. Любые попытки ограничить её могут привести к бунтам и анархии. И – как в воду глядел Карамзин. Александру I увиденное им на Западе тоже совсем не понравилось. Увидел он в этом для своего самодержавия прямую угрозу.
«Зловещие». Н. Рерих. Государственный музей искусств республики Казахстан им. А. Кастеева. АлматыВ итоге в конце правления Александра I явным образом восторжествовала реакция. Так, Министерство народного просвещения переименовали в Министерство духовных дел и народного просвещения совсем не спроста. Главной его целью стало распространение религии, а отнюдь не просвещение. Но подлинный расцвет консерватизма в России наступил в эпоху императора Николая I. Тем же декабристам досталось не только, так сказать, «физически», но и морально. Поэт Ф. И. Тютчев назвал их «
». А А. И. Герцен в своих воспоминаниях «Былое и думы» писал:
«Тон общества менялся на-глазно... Никто (кроме женщин) не смел показать участия, произнести тёплого слова о родных, о друзьях, которым ещё вчера жали руку, но которые за ночь были взяты. Напротив, являлись дикие фанатики рабства, одни из подлости, а другие хуже — бескорыстно.»
Но лучше всего обозначил вектор российской ментальности в своём манифесте от 13 июля 1826 г. сам Николай I:
«Не в свойствах, не в нравах российских был этот умысел. Составленный горстью извергов, он заразил ближайшее их сообщество, сердца развратные и мечтательность дерзновенную, но не проник, не мог проникнуть далее. Сердце России для него было и будет неприступно. Не от дерзостных мечтаний, всегда разрушительных, но свыше совершенствуются постепенно отечественные установления, дополняются недостатки, исправляются злоупотребления.»
Вот так! Свыше! И никак иначе! Для борьбы с «
«Печоры. Монастырские стены и башни». Н. Рерих. Государственный музей искусства народов Востока, Москва» уже в июле 1826 г. было создано III Отделение Собственной Его Императорского Величества канцелярии во главе с генералом А. X. Бенкендорфом. То есть не что иное, как тайная полиция. При этом особое внимание III Отделение уделяло тогдашней журнальной периодике и полемике в литературе. Едва ли в каком-нибудь журнале упоминалось о революции или либеральных идеях. Бенкендорф тут же приглашал провинившегося редактора к себе и делал ему «чисто отческое внушение», после которого… «многое менялось». А не менялось – издание закрывалось. Поощрялось доносительство, вскрывались личные письма… Но правительство действовало не только за счёт репрессий. По указанию сверху некоторым писателям и публицистам было предложено взяться за создание такой политической идеологии, которая смогла бы обосновать незыблемость существующих порядков или, по словам А. С. Пушкина, «
».И вот одним из таких «охранителей устоев», заслугой которого стала разработка официальной консервативной идеологии, стал Сергей Семёнович Уваров (1786–1855), умерший как раз во время Крымской войны и, может быть, ещё успевший увидеть, что… «
». Впрочем, даже если и увидел, то изменить уже ничего не мог!Был для своего времени блестяще образован. Работал дипломатом в Париже и Вене, был знаком с Гёте, Гумбольдтом и мадам де Сталь.
«Иноземные гости». Н. Рерих. Государственный Русский Музей, Санкт-ПетербургОставив дипломатическую службу, в 1811 году стал попечителем Санкт-Петербургского учебного округа. После победы над Наполеоном начал писать на политические темы и прежде всего осуждал революцию, или, как он сам написал, «». Причины неудачи Наполеона он видел в том, что русский народ после сдачи Москвы вёл «», и только благодаря этой «» армия Наполеона в итоге была повержена. Так что про «» не сам Толстой придумал. Это он у Уварова взял.Единение царя и народа – вот идеал общественного устройства России по Уварову. При этом право у народа всего одно: повиноваться «законному» государю. Как и Бенкендорф, и литераторы Булгарин, Греч, и, наконец, и сам Николай I, Уваров считал необходимой борьбу с либеральным «
«Граф Сергей Уваров». Худ. В. А. Голике (1833)», искоренение рассадников инакомыслия, главными из которых он считал… университеты, которые в России «». Но Уваров также понимал, что одними репрессиями Третьего отделения делу тут не поможешь. Нужно создать новое представление о России и её месте в мире, а также другой взгляд на положение внутри самой страны.В 1833 г. Уварова назначили министром народного просвещения. И занялся новый министр тем, что решил найти, чем именно Россия отличается от Запада, где так часты социальные катаклизмы, и революции, а также повсеместно распространяется «
Графский герб Уварова». Тут-то Уваров и сделал «важный» вывод о том, что
«Россия сохранила тёплую веру в спасительные начала, без коих она не может благоденствовать, усиливаться, жить.»
Таковых, по его мнению, было три, о чём он заявил, ещё только вступив в свою должность:
«Общая наша обязанность состоит в том, чтобы народное образование совершалось в соединённом духе самодержавия, православия и народности.»
Причём это был не просто лозунг. Во все эти понятия вкладывался вполне определённый смысл. В России, как считал Уваров и его сторонники, по ряду причин, в частности, естественно-географическим и историческим, сложился вполне определённый способ правления: неограниченная монархия, а раз «так сложилось», то никаких ограничений самодержавия быть не могло, поскольку именно в них причина беспорядков и анархии.Православную веру Уваров считал основой «
Портрет Сергея Уварова работы Я. К. Каневского (1844)». Ну и понятно, что с религией не поспоришь. Любого инакомыслящего проще всего объявить еретиком, обвинить в «безверии», вместо того чтобы вести с ним спор. Тут всё было так же, как и на… Западе, где монархам принадлежали тела, а инквизиции – души! Вот с «народностью» были проблемы. Не Уваров её придумал, вот беда, а писали о ней знаменитые немецкие философы Кант, Фихте и Гегель, то есть иностранцы. Да и русские либералы её отнюдь не чурались. Вышли из этого неприятного положения, насытив понятие «народности» новым содержанием. Теперь его суть заключалась в безропотном послушании властям и царю. И это, мол, исконно присущие русской нации качества. Покорность верховной власти, которая, как известно, от Бога. Ну а все проявления недовольства в народе есть результат «тлетворного» влияния Запада. Отсюда пошло и противопоставление России Западу, стремление постоянно доказывать, что Россия лучше, сильнее, могущественнее всех европейских стран, вместе взятых. Дошло до того, что князь П. А. Вяземский назвал такие восхваления «
», и этот термин оказался столь удачным, что дожил до нашего времени. Самое забавное, что, выступая против распространения в России всего западного, Уваров, в полном противоречии с постулатами своей же собственной идеологии, буквально поднял уровень российского просвещения. И гимназии, и университеты именно при нём выходят на европейский уровень, а Московский университет стал одним из ведущих учебных заведений подобного типа в Европе. Ругал Запад, но восстановил практику командирования русских учёных за границу, хотя… они же ведь там вполне могли нахвататься «вольтерьянства». Более того, когда в 1849 году после подавления восстания в Венгрии власти опять начали гонения на университеты, именно он написал памфлет в их защиту, который настолько не понравился Николаю I, что он написал:
Опера «Князь Игорь», театр и живопись, литература и скульптура России полны истинно народных произведений, с официальными теориями, связанными… не слишком уж и сильно, но хуже от этого не ставшими. Кадр из кинофильма «Садко» (1952)«Должно повиноваться, а рассуждения свои держать про себя.»
И после этого Уваров унижаться перед царём не стал, а ушёл в отставку, оставив пост министра.В целом же фигура Уварова очень двойственная. Охранял устои, создал понравившуюся самодержцу «теорию официальной народности», однако, когда доходило до его собственных интересов, попросту (ну не будем уж писать «плевал на них»), но толерантно, скажем так – весьма заметным для общества образом их игнорировал. Так, порицая Запад за моральное разложение, а во главу угла поведения подданных империи ставя православные догматы, он придерживался нетрадиционной ориентации. Причём свои гомосексуальные привязанности открыто выразил в назначении на пост вице-президента академии наук своего любовника Дондукова-Корсакова, что в известной своей эпиграмме едко высмеял А. С. Пушкин. Да и вообще, петербургское общество порицало его за многие неблаговидные поступки личного характера. Но… так уж бывает весьма часто, что то, чего мы требуем от всех прочих, мы применяем к себе не всегда! Вот и С. С. Уваров был из числа таких людей. Впрочем, нам сегодня важны не его гомосексуальные наклонности, а созданная им теория, оказавшая огромное влияние на формирование сознания не одного поколения россиян.
