Пётр Петрович Ласси. Молодость полководца

Период российской истории с 1725 (дата смерти Петра I) и до 1741 года (воцарение Елизаветы) традиционно изображается неким «безвременьем», и для его описания используются все оттенки черного цвета. О Екатерине I и Петре II говорят обычно мало и скороговоркой, поскольку российский престол они занимали недолго и фактически не правили государством – Екатерина по причине банального пьянства (от последствий которого она и умерла в возрасте всего 43 лет), Петр – по малолетству. Гораздо больше не повезло Анне Иоанновне, десятилетнее правление которой (1730–1740 гг.) объявлено мрачным временем засилья «немцев» и массовых репрессий против русских патриотов и просто случайных людей. Был даже придуман особый термин – «Бироновшина» (по имени фаворита Анны). Тот же Валентин Пикуль свой роман об Анне Иоанновне назвал «Слово и дело». Чтобы лучше понять принцип, по которому создаются такие произведения, вообразите ситуацию: лет через 50 некий беллетрист решит написать исторический роман о нашем времени. Он назовет его «ФСБ» и в качестве источников информации будет использовать исключительно воспоминания Навального, Хаматовой, Макаревича и прочих «рукопожатных» граждан, а также мемуары Олланда, Меркель, Блинкена – список можно продолжить. Представили, какими в этом случае увидят и современную нам Россию, и нас собственные внуки и правнуки? Между тем при ближайшем рассмотрении оказывается, что именно в период правления Анны Иоанновны влияние иноземцев («немцев») на российские дела значительно ослабло. Никуда не деться от того факта, что в 1731 году в составе её Кабинета министров оказался лишь один немец – доставшийся этой императрице от Петра I трудоголик Генрих Иоганн Фридрих Остерман, ставший в России Андреем Ивановичем. А из 8 человек, возглавлявших этот кабинет за время правления Анны, немцами были всего два. Кроме того, подсчитано, что в 1729 году, то есть до приглашения племянницы Петра Великого на престол, в Российской армии иностранное происхождение имели 58 % генералов и старших офицеров. А в 1738 году таковых оказалось лишь 37,3 %. Но в 1762 году, то есть сразу после смерти Елизаветы Петровны, число иностранцев на командных должностях в Российской армии снова выросло – до 41 %. Мало кто знает, что именно по указу Анны Иоанновны русские офицеры в 1732 году были уравнены в жалованьи с «немецкими» – до того времени, иностранный офицер получал в три раза больше русского. Так, согласно Манифесту Петра I от 16 апреля 1702 года, полковник-иностранец получал от русской казны 600 рублей в год, сын иностранца – 400 рублей, а русский – всего 200. А годом раньше Анна Иоанновна приказала принимать в Шляхетский корпус 150 русских кадетов, а детей иностранцев – всего 50. Помимо того, Анна приказала восстановить сгнивший к тому времени Балтийский флот, и на момент её смерти из 20 капитанов больших кораблей 13 были русскими (этот флот снова пришёл в упадок при «Дщери Петровой» – Елизавете, Екатерине II пришлось фактически создавать его заново). При Анне Иоанновне вновь был собран Сенат и введен принцип равенства перед законом всех свободных сословий. От сборов налогов была отстранена армия: до тех пор налоговых чиновников сопровождали вооружённые солдаты, и потому они очень походили на татарских баскаков. Экономические показатели при Анне Иоанновне демонстрировали стремительный рост: за 10 лет в России появились 22 новых металлургических завода, производство чугуна возросло с 633 тысяч пудов до 1 068 тысяч пудов, производство меди – с 5 до 30 тысяч пудов, экспорт железа увеличился в 4,5 раза. Было возобновлено судостроение на верфи в Соломбале. Ликвидированы архаичные внутренние таможни. В путь отправилась Великая Северная экспедиция. Обучение дворянских детей в школах (начиная с семи лет) стало обязательным, для тех, кто обучался на дому, была введена ежегодная аттестация. Эрнст Миних, сын знаменитого фельдмаршала, утверждает, что Анна Иоанновна:

«Петра Великого недоконченные проекты старалась в действо произвести наитщательнейше».

И вот такая «крепкая государственница» была оболгана и очернена неблагодарными потомками. Причина клеветы лежит на поверхности: Анна и её преемники были представителями другой ветви Романовых – потомками не Петра I , а его старшего брата и соправителя Иоанна. Она получила престол на абсолютно законных основаниях, и её легитимность не вызывала и малейших сомнений. Как и легитимность малолетнего императора Иоанна VI – сына племянницы Анны. Другое дело Елизавета – незаконнорожденная дочь Петра I от очень сильно «гулящей» безродной портомои Марты Скавронской, которую некоторые считают шведкой, другие – курляндской немкой, литовкой или латышкой. Елизавета захватила власть, но, пока был жив несчастный император Иоанн, и она, и Петр III, и Екатерина II фактически были узурпаторами престола. И никто не мог поручиться, что однажды ночью невинно томящийся в застенках Иоанн не будет освобождён очередной шайкой пьяных гвардейцев. И потому Анну Иоанновну и ее ближайших сотрудников (среди которых были выдающийся государственный деятель А. И. Остерман и заслуженный фельдмаршал Б. Миних) стали усиленно очернять. То ли дело, «веселая Елизавет», которая практически не занималась государственными делами (и важнейшие документы месяцами лежали неподписанными), зато оставила после себя около 15 000 платьев, которые хранились в 32-х комнатах Летнего дворца (и ещё 4 000 сгорели во время пожара в Москве в 1753 году), 2 сундука шелковых чулок и более 2 500 пар обуви. Русские армии при Анне Иоанновне смыли позор провального Прутского похода Петра I. А Елизавета втянула нашу страну в абсолютно ненужную ей Семилетнюю войну за чужие интересы – при том, что у Российской империи и Пруссии в то время не было общих границ и следовательно отсутствовала даже теоретическая возможность каких-то территориальных претензий с обеих сторон. Тем не менее Анну Иоаннвну было приказано считать уродливой «царицей престрашного зраку», а Елизавету – «Матушкой» и великой русской патриоткой. К сожалению, из русла официозной Романовской историографии не смогли выйти даже и весьма уважаемые и авторитетные люди. В. Ключевский, например, вопреки фактам, заявил:

Анна Иоанновна на портрете неизвестного художника

«При Анне Иоанновне немцы посыпались в Россию, точно сор из дырявого мешка, облепили двор, обсели престол, забирались на все доходные места в управлении».

С. Соловьев пошел ещё дальше, он писал, что Россия в период правления Анны Иоанновны

«находилась перед опасностью нового ига, более опасного, чем татарское».

Однако, как мы уже отмечали, количество иностранцев на ответственных постах при Анне Иоанновне было меньше, чем при её предшественниках и преемниках. Тот же Бирон, который, если верить некоторым авторам, только что кровь русских младенцев по утрам вместо кофе не пил, вовсе не был жестоким человеком – скорее добродушным и снисходительным (что его в конечном итоге и погубило). Тайный советник прусского посольства Ульрих Фридрих фон Зум, сомневаться в объективности которого нет никаких оснований, доносил в Берлин:

«Бирона вообще любят, так как он оказал добро множеству лиц, зло же от него видели очень немногие, да и те могут пожаловаться разве на его грубость, на его резкий характер… Впрочем, и эта резкость проявляется только внезапными вспышками, всегда кратковременными; к тому же герцог никогда не был злопамятен».

Фаворит Анны Иоанновны вообще оказался абсолютно не амбициозным человеком, знал толк в лошадях и все своё время посвящал коневодству и устройству конных заводов, за что Россия должна быть ему благодарна. Его влияние на государственные дела было минимальным. Н. Костомаров признавал:

«Сам Бирон не управлял делами ни по какой части в государственном механизме».

Бирон ещё и не воровал, что поставило заговорщиков в крайне сложное положение. В итоге его, по словам французского посланника Жака-Иоахима Шетарди, осудили за то, что он «принимал награды и подарки от покойной императрицы».Кстати, большинство иностранцев, занимавших при Анне высокие руководящие должности, приехали в Россию ещё при Петре I – достались ей «в наследство» от этого императора. В качестве примера можно назвать имена Остермана, Ягужинского, Б. Миниха, братьев Лëвенвольде. Российской империи все они служили честно и на совесть. Особенно можно выделить трёх из них: многие историки считают, что идеологом имперской политики России после Петра I был Остерман, а осуществляли ее Миних и Ласси.

Ласси, Остерман, МинихЛасси, Остерман, Миних

Об Остермане Пётр I писал:

«Ни разу и ни в одном деле этот человек не допустил ошибку... Я никогда не заметил в его работах хотя бы малейшего недостатка».

А вот какого мнения был первый российский император о Бурхарде Христофоре Минихе:

«Никто так хорошо не понимает и не исполняет мыслей моих, как Миних».

С 1700 года служил России Пётр Ласси, о котором испанский посол де Лириа писал:

«Генерал от инфантерии, родом ирландец, знал своё дело в совершенстве. Его любили, и он был человек честный, не способный сделать ничего дурного и везде пользовался бы славою хорошего генерала».

В документах можно прочитать, что за 50 лет службы в Русской армии Ласси

«находился везде на воинских потребах, именно: в 31 кампании, на генеральных баталиях, 15 акциях и 18 осадах и при взятии крепостей, где не мало и ранен».

В Русском биографическом словаре (издавался с 1896 по 1918 год) дается такая характеристика Ласси (и одновременно – сравнение его с Минихом):

«Ласси был из числа тех рыцарских натур, какие еще встречались в первой половине XVIII века. Он по нужде должен был продавать свою шпагу, но верно и честно служил тому, кто платил. Воин по природе и склонностям, он любил и знал своё дело и выгодно отличался от других русских полководцев из иноземцев тем, что всегда и всюду преследовал интересы России, а не свои. Он никогда не проявлял наклонности прославиться напрасным пролитием чужой для него русской крови и никогда не отваживался на такие отчаянные дела, какими прогремел Миних».

Именно об ирландце Петре Ласси, который при Петре I дослужился до звания генерал-лейтенанта, а при Анне Иоанновне – до генерал-фельдмаршала, и будет рассказано в трёх небольших статьях. И, разумеется, нам придется немного поговорить о войнах, которые вела Россия в период службы Ласси и в которых наш герой принимал участие – поначалу в малых чинах, а потом и в качестве полководца.

Молодость Петра Ласси

Настоящее имя героя статьи – Pierce Edmond de Lacy (по-ирландски – Peadar de Lasa). Он не входит в официальный «пантеон» великих полководцев, и мало кто помнит о нём в современной России. Однако в Русской армии Ласси служил 50 лет, принял участие в 31 кампании и признан специалистами одним из лучших боевых генералов XVIII столетия.Предки героя статьи прибыли в Англию с армией Вильгельма Завоевателя, в дальнейшем получили земли в Ирландии. Службу в армии он начал в возрасте 13 лет, когда в чине лейтенанта принял участие в «Войне двух королей», которая проходила на территории его родной Ирландии в 1689–1691 гг. Первым из этих королей был последний католик на престоле Соединённого королевства Яков II, правнук Марии Стюарт, потерявший власть во время Славной революции. Его поддержал наместник Ирландии Ричард Тальбот, герцог Тирконнел. Противником Якова был новый король – статхаутер Нидерландов Виллем ван Оранье-Нассау, который вошел в историю под именем Вильгельма III. Именно он и победил в той войне. Воевавшему на стороне якобитов Ласси после поражения пришлось перебраться во Францию. Здесь он продолжил службу – всего лишь рядовым в королевском ирландском полку. В этой же части оказались и два его брата, которым повезло меньше – они погибли, сражаясь за интересы чужой для них страны. Офицерское звание Пирс де Ласси получил в 1697 году. Тогда во время кампании в Северной Италии сошлись армии Людовика XIV (командующий – маршал Николя Катина) и Савойского герцога Виктора-Амадея, союзником которого выступил французский принц на австрийской службе Евгений Савойский. Когда-то Людовик XIV опрометчиво отказался назначить его командиром полка, и в 1683 году Евгений уехал в Австрию, став одним из лучших полководцев империи Габсбургов. В 1697 году в австрийской армии оказался и Пирс де Ласси. Это было время Великой турецкой войны, которую вели против Османской империи Австрия, Венеция и Речь Посполитая (закончилась в 1769 году). Ласси воевал под командованием герцога Карла-Евгения Кроа де Крои, с которым он снова встретился в 1700 году – когда перешёл на русскую службу.

Карл-Евгений Кроа де Крои. Портрет из книги Д. Н. Бантыш-Каменского «Биографии российских генералиссимусов и генерал-фельдмаршалов»

В России героя нашей статьи стали называть Петром Петровичем. В ноябре того же 1700 года Ласси принял участие в неудачной битве при Нарве. Надо сказать, что состояние Российских войск в первые годы правления Петра I было отнюдь не блестящим. Позже, в 1717 году, один из участников Нарвской битвы – князь Я. Ф. Долгорукий, осмелился заявить царю во время пира, что Алексей Михайлович «путь показал, да «несмысленные все его учреждения разорили». «Несмысленными» были названы ближайшие родственники Петра – Нарышкины, Стрешневы и Лопухины. Более или менее боеспособными из всей многочисленной Российской армии в 1700 году оказались четыре полка – Семеновский, Преображенский, Лефортовский и Бутырский. О других частях секретарь австрийского посольства Корб с презрением писал, как о «сброде самых дрянных солдат, набранном из беднейшей черни». С ним согласен Ф. А. Головин (адмирал и генерал-фельдмаршал), который утверждал, что большинство солдат той армии «за мушкет взяться не умели». Войска шли к Нарве, испытывая страшную нужду во всем. Не хватало лошадей и подвод, обозы с продовольствием и боеприпасами безнадежно отстали, солдаты голодали. У Нарвы Петр I, похоже, не выдержал страшного нервного напряжения и под благовидным предлогом предпочел уехать в Новгород. Командовать оставленной армией он поручил фельдмаршалу Кроа де Крои. Учитывая состояние и уровень боевой подготовки войск, герцог не решился на штурм. Через 6 недель безуспешной осады к Нарве подошла армия Карла XII, который, не медля, приказал атаковать растянутые позиции Российских войск. Участники сражения вспоминали, что сильный ветер толкал шведов в спину, а метель буквально ослепляла русских солдат. Центр был прорван уже через полчаса, какой-то трус и дурак закричал: «Немцы изменили!» – и началось самое постыдное бегство, причем были убиты многие иностранные офицеры. «Пусть сам черт дерется во главе таких солдат!» – сказал де Крои и сдался в плен со всем своим штабом. Его примеру последовали многие русские генералы и офицеры. В их числе оказался грузинский царевич Александр, увидев его, Карл XII с усмешкой сказал:

Первое сражение Петра Ласси в составе Русской армии

«Это все равно как если б я очутился в плену у крымских татар!»

Как говорится, напророчил: после Полтавского сражения он несколько лет провёл на территории Османской империи (в Бендерах, Адрианополе и Демирташе) в окружении охранявших его янычаров. Однако вернемся к Нарве и увидим, что на правом фланге удержали позиции полки нового строя – Преображенский, Семёновский и Лефортовский, к которым присоединились солдаты дивизии Головина. А на левом фланге продолжала сражаться вставшая в каре дивизия генерала Адама Вейде.

Адам Вейде, сын офицера из Немецкой слободы, службу начинал в Потешных войсках Петра I

Силы этих частей были сопоставимы с численностью всей шведской армии у Нарвы, и, если бы они продолжили бой, победа шведов оказалась бы далеко не столь блестящей и впечатляющей. Однако эти части действовали изолированно, их командиры не знали реальной обстановки, и потому генералы правого фланга – Я. Долгоруков, И. Бутурлин и А. Головин, вступили в переговоры с Карлом XII, передав ему за право беспрепятственного отхода 184 орудия. Лишь узнав об этом, прекратила сопротивление дивизия Вейде. Остатки армии были спасены Б. Шереметевым, который отвёл ее к Новгороду. Пётр I, как известно, сказал тогда:

«Шведы побьют нас ещё не раз, но, в конце концов, научат побеждать».

Ротный командир Пётр Ласси не был убит ни шведами, ни собственными подчинёнными, и не сдался в плен: со своими солдатами ему удалось отступить на другой берег реки. Он продолжил службу в Русской армии.

Пётр Ласси в новых сражениях Северной войны

Лёгкая победа под Нарвой в известной степени стала роковой для Карла XII. Уверившись в слабости Российской армии, он сосредоточил свои усилия на войне с союзником Петра I – саксонским курфюрстом и королём Речи Посполитой Августом II Сильным. И добился больших успехов: 16 февраля 1704 года антироссийская Варшавская конфедерация объявила о смещении Августа II с польского престола, королем объявили ставленника Карла XII – Станислава Лещинского. Правда, его не признала собравшаяся в мае того же 1704 года Сандомирская конфедерация. Но сила была на стороне шведов, и 13 (24) сентября 1706 года Август II подписал Альтранштедтский мирный договор, согласно которому он сдавал Краков и некоторые другие крепости, выплачивал огромную контрибуцию, дал согласие на размещение шведских гарнизонов в саксонских городах и отрекался от польской короны. Но Пётр I за это время восполнил потери и создал новую армию, которая очень скоро стала весьма болезненно кусать оставшихся в Прибалтике шведских генералов. И в этих боях самое деятельное участие принял герой нашей статьи – пока еще на невысоких командных постах. Уже в 1701 году мы видим Ласси в составе корпуса генерал-аншефа Б. Шереметева, который у Эрестфера разгромил войска шведского генерала Шлиппенбаха – это первая крупная победа России в Северной войне. Отличившийся в этом сражении Ласси получил звание капитана. А в 1702–1703 гг. у шведов были отвоеваны несколько крепостей, самыми важными из которых были Нотебург и Ниеншанц. В 1704 году были взяты Дерпт и Нарва. Что касается Ласси, то в 1703 году он стал командиром привилегированной «дворянской роты», во главе которой воевал на территории Лифляндии. В 1705 году принял участие в кампании на территории Польши и получил звание майора. В 1706 году Пётр I именным указом присвоил ему чин подполковника одного из новых пехотных полков, который позже станет 1-м Невским. Между тем Карл, наконец, обратил свое внимание на восток, где дела шведов шли все хуже и хуже. В сентябре 1707 года он выступил в поход, который позже будет назван историками Русским. К берегам реки Неман шведы подошли 27 января 1708 года. А русским командованием на военном совете в Жолкве (близ Львова) было принято решение «оголожением провианта и фуража, томить неприятеля». Карл XII предполагал, что к его армии присоединятся размещенные в Курляндии войска генерала Левенгаупта, а гетман Мазепа не только приведет казаков, но и обеспечит всю эту ораву продовольствием. Однако, как известно, 28 сентября 1708 года корпус Левенгаупта был разбит у Лесной (в настоящее время эта деревня находится на территории Могилёвской области).

Битва при Лесной на картине Жана-Марка Наттье

Это сражение Пётр I называл «матерью» Полтавской «виктории» (от 28 сентября 1708 года до 27 июля 1709 – ровно 9 месяцев), а Карл XII отказывался верить известиям о нём, а потом отправил в Стокгольм бюллетень, в котором говорилось что Левенгаупт «успешно отбил атаки 40 тысяч московитов». Но генерал-квартирмейстер шведской армии Аксель Гилленкрок (Юлленкрук) сообщает, что Карл «старался скрыть свою скорбь о том, что все его планы разрушены». А 2 ноября отряд Меншикова захватил Батурин со всеми провиантскими складами. Мазепа сказал:

«Знаю теперь, что Бог не благословил моего намерения».

Движение шведской армии к Полтаве было очень тяжелым: Карл вел 35 тысяч солдат, к которым присоединились 6 тысяч из корпуса Левенгаупта. В апреле 1709 года у него оставалось 30 тысяч. Сестре Ульрике-Элеоноре Карл писал:

Густав Седерстрем. «Мазепа и Карл XII после Полтавской битвы»

«Здесь в армии все идет очень хорошо, хотя солдатам приходится переносить трудности, всегда сопряженные с близостью неприятеля. Кроме того, зима была очень холодна; она казалась почти необыкновенной, так что многие у неприятеля и у нас замерзли или потеряли ноги, руки и носы… Зато, к нашему удовольствию, от времени до времени на нашу долю выпадало некоторое развлечение, так как шведские отряды имели маленькие стычки с неприятелем и наносили ему удары».

У голодных шведов, некоторые из которых были больны либо ранены, было несколько иное мнение.Однако авторитет шведского короля был очень велик: все верили, что после решительного сражения с русскими это бесконечное движение на восток прекратится, и у всех будет достаточно и денег, и продовольствия. И вот на пути шведского войска оказалась Полтава – не слишком укрепленный город, чей гарнизон насчитывал 4 182 солдата, к которым присоединились 2 600 ополченцев из горожан. На стенах стояло 28 пушек.

Раскрашенная оловянная фигурка, изображающая шведского солдата во время Русского похода

Полтава, памятник защитникам города и коменданту крепости А. С. Келину, открыт в 1909 г.

Никакого смысла осаждать этот город не было, но, по словам фельдмаршала Рёншельда, Карл XII хотел «до той поры, пока придут поляки, иметь развлечение». Дело в том, что и до великого героя стало доходить, что потери его армии слишком велики, и он отправил в Польшу приказы генералу Крассау и своему ручному королю Станиславу Лещинскому срочно вести свои войска на Украину. Помощи он ожидал и от крымских татар, с которыми вел переговоры через Мазепу. А русские еще и оскорбили шведского монарха: кто-то столь метко швырнул со стены дохлую кошку, что она попала в его плечо – и Карл сказал начальнику своей походной канцелярии Карлу Пиперу:

«Если бы даже Господь Бог послал с неба своего ангела с повелением отступить от Полтавы, то все равно я остался бы тут».

И он дождался подхода Русской армии. В начале мая к Полтаве прибыл авангард Меншикова, 26 мая (6 июня) – основные силы во главе с Б. П. Шереметевым. Кстати, вопреки распространенному мнению, Русскими войсками в Полтавской битве командовал именно Шереметев – Петр I возглавил одну из дивизий второй линии.

В. Аравицкий. Портрет Бориса Петровича Шереметева в русском платье, копия 1772 года с раннего оригинала, дворец усадьбы Кусково.

В ночь с 16 на 17 июня Карл получил свою знаменитую рану в пятку, после чего его стали сравнивать не с Александром Македонским, а с Ахиллесом, а после Полтавского сражения – еще и с Дон Кихотом (потому что он полез в ненужную стычку с русскими накануне важнейшего сражения). А. С. Пушкин в поэме «Полтава» вложил в уста разочарованного Мазепы такие наполненные горькой иронией слова:

«Не хуже русского стрелка

Прокрасться в ночь ко вражью стану;

Свалить как нынче казака

И обменять на рану рану».

В итоге накануне Полтавского сражения (27 июня 1709 года) Карл XII не мог ходить, фельдмаршал Карл Густав Рёншильд, который должен был заменить его на посту главнокомандующего, ещё не оправился от раны, полученной при штурме городка Веприк, а командующий пехотными частями Левенгаупт страдал от диареи. Между тем в 1708 году Ласси в звании полковника возглавил пехотный полк, созданный в 1700 году и во время Нарвского сражения входивший в дивизию Вейде, который в то время уже носил название «Сибирский». Ирландец получил ранение в одном из арьергардных боев против идущей к Полтаве шведской армии – но остался в строю. Принял участие в Полтавском сражении – и вновь был ранен. Возглавляемый им полк был одним из тех, которые шведы атаковали с «невиданной фурией». «Сибиряки» попятились, но удержали строй. А вот Новгородский полк правого фланга едва не был опрокинут, его первый батальон был практически уничтожен, чтобы восстановить прорванную линию, Петр I лично повел в атаку второй, одна шведская пуля пробила его шляпу, вторая – попала в седло его любимой лошади Лизетты.

Полтавская битва, немецкая гравюра XVIII века

Полтавская битва многократно описана и должна быть хорошо известна читателям. Желающие могут ознакомиться и с моей статьей «Полтавская катастрофа армии Карла XII», опубликованной 19 декабря 2020 года. Что касается Ласси, то 4 (15) июля 1710 года его полк первым вступил в Ригу, и герой нашей статьи стал первым русским комендантом этого города. Как мы видим, в эти годы Петр Ласси был в невысоких чинах и не имел возможности принимать стратегические решения, но достойно и безупречно выполнял задачи, поставленные высшим командованием. В следующей статье мы продолжим рассказ о Ласси и поговорим о его участии в Прутском походе, а также – в битве под Фридриштадтом, осаде Штеттина и десантных операциях на шведском побережье.