В жизни каждого человека наступает переломный момент, когда он что-нибудь себе ломает. Я поломал руку. Спасибо, Господи, что не правую. Помните, как в фильме «Бриллиантовая рука»: «Поскользнулся, упал, закрытый перелом, потерял сознание, очнулся – гипс». В моем случае все было так, кроме одного: между «очнулся» и «гипс» была госпитализация. И это определило дальнейший ход событий.
Что я люблю в нашей тактической медицине, так это антураж. Супрун приложила немало усилий, чтобы превратить советскую “Скорую помощь” в псевдоамериканских парамедиков. В общем, приезжают фельдшеры. В модном прикиде. Без врачей и медикаментов. На лбу шахтерский фонарь. В темном парадном помогает. В квартире не очень. Померили температуру моим градусником. Пощупали мою руку своими руками в одноразовых перчатках. Все поняли. Погрузили в модную каталку. Повезли с сиреной.
Приезжаем в больницу. Сюда Америка еще не пришла. Тут сплошной “Савэцкий Союз”. Но с местными особенностями. В лифт – только лежачие. Инфаркт, инсульт, перелом обеих ног, обширный ожог (под вопросом). Остальные пешком.
Пошли мы на пятый этаж пешком. Осмотрели меня оперативно. Говорят: “Нужна срочная операция. Будем вас класть в отделение. Идите оформляйтесь”. Спрашиваю: “Куда идти?”. Оказывается, на первый этаж. Но, поскольку состояние моего здоровья вызывало обоснованную тревогу даже у любопытных пациентов, решили для начала поставить капельницу.
И тут возникла бюрократическая проблема. Ставить капельницу кому попало нельзя. Это форменная коррупция. А неоформленный пациент – почти как левый груз на таможне. Надо было срочно меня легализовать. И пошли мы с капельницей с пятого этажа на первый в приемный покой, оформляться в больницу. Растолкали по дороге нигерийских студентов, которые чувствовали себя в больнице как дома (у них, видимо, там такой же антураж). Пришли в пункт назначения.
Я так понимаю, государство, кроме бинтов и антисептиков, ничего не дает, поэтому у каждого опытного хирурга есть знакомый токарь дядя Вася, который что-то там вытачивает, выстругивает, пластины выковывает, и все это без европейских сертификатов и всемирного нормативного признания спасает людям руки-ноги. А кому меньше других повезло – тазобедренный сустав
Пристроился я в очередь за теткой с аппендицитом и мужиком с обширной черепно-мозговой травмой. Пока дожидался своего “допроса”, усвоил истину №1: кто не умер в момент оформления госпитализации, будет жить долго и, возможно, счастливо.
Ответил на все заковыристые вопросы: имя, фамилия, телефон, прописка, место работы, рост, вес, индекс массы тела, юридический адрес для больничного, болел ли болезнью Боткина. Получил заветные бумаги. Пошел на пятый этаж с капельницей.
В отделении встретили как родного. Поменяли в капельнице бутылочку и отправили... на второй этаж – на рентген. Пошли мы с ней (капельницей) на рентген. Вы знаете, что такое бесплатный рентген в госбольнице? Это очередь.
Костыльники, колясочники, на каталках без очереди, “женщина, вы за кем занимали?”, “мужчина, стойте, я на мочу схожу и вернусь”. Пристроились мы с капельницей в конце процессии. Дождались своего часа. Получили качественный снимок во всех проекциях (аппаратура хорошая, новая, ничего не скажешь) и побрели обратно. Снова на пятый этаж.
Доктор посмотрел снимки. И говорит: мы у вас не взяли анализы. Взять сможем только завтра. Потому что надо натощак. Так что аккуратно ложитесь, ничего себе не доломайте. Оперировать будем завтра.
Я так думаю: нужно ли было мчаться с мигалкой при таком раскладе? Ну ладно. Лег на кроватку имени Брежнева с полосатым одеялком тех же времен. К розетке велели не подключаться – коротит, кран в туалете не трогать – пусть так и капает, а то сорвется и хуже будет. И тут принесли обед.
Врать не буду – в киевских больницах кормят нормально. Не мишленовские звезды с неба хватают, но вполне немецкое меню под стать мэру Кличко – любимому боксеру баварских бюргеров: супчик с горохом, тушеная капуста и даже настоящая сосиска. На полдник кефир. Вечером итальянская кухня – вермишель а-ля спагетти в соусе розмазня. Сытый и довольный в объятиях уколотого в жо...у кетанова я заснул до следующего утра.
Утром начался операционный день. Наш доктор – мужчина в летах (еще в Афгане собирал ноги-руки из “запчастей”) принялся колдовать над пациентами. Складывал, гипсовал, чистил, вырезал, подшивал. Из каких-то диковинных запчастей собирал аппараты Илизарова.
Я так понимаю, государство, кроме бинтов и антисептиков, ничего не дает, поэтому у каждого опытного хирурга есть знакомый токарь дядя Вася, который что-то там вытачивает, выстругивает, пластины выковывает, и все это без европейских сертификатов и всемирного нормативного признания спасает людям руки-ноги. А кому меньше других повезло – тазобедренный сустав.
Присмотрелся к контингенту. В мегасовковой больнице оказались весьма мажорные персонажи. Один – мотоциклист. Проехался на крутом “Харлее” боком по асфальту. Рука и нога “в хлам”. Другой гонял на спортивной тачке. Ему дверка в бок зашла. В сезон много лыжников, а особенно “фристайлистов”. Летом попадаются велосипедисты-экстремалы и любители походить голыми ногами по морским ежам, а потом досидеть с гниющей пяткой на море, чтобы путевка не пропала.
Ты видишь вдруг, что этот доктор – один. И он немолод. А где те, что помоложе? Они давно в Канаде, Польше, Израиле. А он просто не выучил английский. Потому что некогда было. Да и не хотелось. Он привык делать свою работу. Каждый день. Вне зависимости от медреформы, политического момента, правых и левых, коммунистов и демократов, политических симпатий и антипатий
Всесезонные персонажи – это строители, спортсмены, алкоголики, “падальщики” с лестниц, драчуны. Разок привозили тетку из “Зеленбуда”, которая сумела в голеностопный сустав загнать острую ветку. Мальчика, который перелазил через ржавый арматурный забор и там прицепился промежностью. И канатоходца, на которого во время репетиции сверху упал воздушный гимнаст. Переживаю, почему не привезли гимнаста? Он, наверное, в шейно-позвоночном осел.
В общем, коллектив подобрался разносторонний, дружный, общительный. Персонал строгий. Просит не курить, не шуметь, мимо писсуара не промахиваться. И в туалете не закрываться, а то, как кто-то грохнется на костылях, выламывай потом двери.
Печальнее всего отсутствие нормальных розеток. Одна на три палаты по пять человек – это не дело. Очередь на зарядку мобильников нон-стоп. О телевизорах речи быть не может. Сгорят на раз-два. Пациентов обрекают на скуку и общение с собственной болью. Считаю это негуманным подходом. Люди тут неделями лежат без горячей воды, достаточной анестезии и личной жизни. Можно хотя бы электропроводку починить?
Но этот вопрос возникает в первые три дня пребывания в стационаре. Дальше наступает привыкание. Жили же наши предки без телевизоров и даже смартфонов? И ничего! Книги можно читать. Непривычно, но почему нет? Общаться с людьми. Наблюдать за происходящим.
За тем, как медсестры на копеечную зарплату покупают лежачим бабушкам мандарины. Потому что ходячие здоровые дети их не проведывают. Как доктор в тысячный раз собирает чьи-то ноги и руки по только ему известной методике из осколков и эти осколки срастаются.
Ты видишь вдруг, что этот доктор – один. И он немолод. А где те, что помоложе? Они давно в Канаде, Польше, Израиле. А он просто не выучил английский. Потому что некогда было. Да и не хотелось. Он привык делать свою работу. Каждый день. Вне зависимости от медреформы, политического момента, правых и левых, коммунистов и демократов, политических симпатий и антипатий. Ломаются все люди. И кто-то должен их чинить.
На третий день я поймал его на обходе. Спросил, не нужен ли благотворительный взнос на палату? Или в фонд больницы? Или что-то полезное сделать? Он ответил, что самое полезное в моем случае – это лечиться и быстрее выписываться. На мою койку уже очередь. И пошел дальше – ощупывать переломы больных. Вот уж эта советская закалка... Никакой реформой ее не сломаешь.
Невыездной Нетаньяху. Западные страны признавшие выданный МУС ордер на арест Нетаньяху и Галланта. Также к списку присоединилас