В советской истории не так много событий, ставших действительно переломными. Перечислить их довольно легко: революция, Гражданская война, коллективизация, большой террор, ХХ съезд КПСС и Перестройка. 25 февраля исполняется 60 лет cо дня, разграничившего две эпохи: первый секретарь Президиума ЦК КПСС Никита Хрущев на закрытом заседании съезда прочитал с трибуны доклад «О культе личности и его последствиях», навсегда поделивший советский мир на «до» и «после».
Разгоревшаяся после смерти Сталина борьба между кланами Берии, Хрущева и Маленкова фактически предопределила легендарный доклад. Каждый из бойцов подковёрного фронта в качестве орудия борьбы за власть выбрал свою вотчину: Берия взялся за политическую реабилитацию и начал амнистировать послевоенных заключенных. Маленков действовал на хозяйственном поле, предложив понизить сельхозналог и списать колхозам недоимки. Он же подал идею развенчать культ личности и перейти к коллективному руководству страной.
После того как «Берия вышел из доверия» и выбыл из борьбы, Хрущев взял от всех понемногу и решил сыграть и на политическом поле, и на хозяйственном. Но поскольку реабилитация осужденных после войны началась еще при Берии, Хрущев вынужден был пойти еще дальше и начать с довоенных репрессий — с самого кровавого периода. Так удалось убрать Маленкова: в 1955 году его обвинили в причастности к сталинским зверствам, но политического влияния лишили позже. В том же году Хрущев инициировал через Президиум создание специальной комиссии по вопросам реабилитации осужденных. Эта комиссия послужила прологом к будущему эпохальному выступлению и в историографии называется комиссией Поспелова.
Поспелов относился к промежуточному поколению большевиков. Для старой гвардии он был слишком молод, для сталинского призыва — слишком опытен. В партию он вступил еще в 1916 году и со временем вырос до весьма значительного деятеля агитпропа. Некоторое время он трудился заместителем Жданова (как раз тогда, когда тот руководил отделом партийной пропаганды). В 40-е годы Поспелов занимал пост главного редактора «Правды», а затем возглавлял Институт марксизма-ленинизма. После смерти Сталина он стал секретарем ЦК КПСС.
Разумеется, человек на таких должностях просто обязан был быть большим сталинистом, чем Сталин, и Поспелов в своё время приложил руку к культу личности, регулярно превознося отца народов в печати и участвуя в составлении официальной биографии корифея всех наук, вышедшей после войны.
Кроме Поспелова в комиссию входил Аверкий Аристов. В сталинские времена он возглавлял Красноярский, а затем Челябинский обкомы. Незадолго до смерти Джугашвили его ввели в президиум ЦК и назначили руководителем партийных и комсомольских органов. После потери патрона он усилиями Маленкова попал в медвежий угол на Дальнем Востоке. Хрущев вернул Аристова в Москву и сделал его фактическим руководителем процесса реабилитации репрессированных при Сталине.
Ещё один участник комиссии — Николай Шверник, потерянный в младенчестве брат-близнец Калинина (которого, к слову, он сменил на посту номинального главы СССР). Шверник имел дореволюционный стаж, всегда был при хороших должностях и благополучно избежал всех репрессий. Он занимал множество постов: нарком рабоче-крестьянской инспекции, председатель совета национальностей Верховного Совета СССР, председатель Президиума Верховного Совета РСФСР, председатель Президиума Верховного Совета СССР, член Президиума ЦК КПСС, председатель Комитета партийного контроля при ЦК. Несмотря на это Шверник всегда держался в тени и его имя теряется на фоне других деятелей тех лет.
Кроме этих персонажей в развенчании культа принимал участие практически неизвестный партийный деятель Павел Комаров, звездным часом которого стала должность исполняющего обязанности председателя Комитета партийного контроля при ЦК КПСС в хрущевские времена.
Официальная цель работы комиссии — выяснить, каким образом стали возможными репрессии против членов ЦК и кандидатов в члены ЦК XVII съезда. Позднее XVII съезд партии, вошедший в историю как «расстрелянный съезд победителей», стал важным аргументом в докладе Хрущева.
К работе комиссии привлекались силовики, которые должны были помогать документальными материалами. От КГБ содействовал Серов — один из ближайших соратников Хрущева, им и назначенный руководить спецслужбой.
9 февраля в узком кругу Президиума ЦК был зачитан доклад комиссии Поспелова, которая, основываясь на материалах КГБ\НКВД, пришла к следующим выводам:
«Нами изучены имеющиеся в Комитете госбезопасности архивные документы, из которых видно, что 1935–1940 годы в нашей стране являются годами массовых арестов советских граждан. Всего за эти годы было арестовано по обвинению в антисоветской деятельности 1 980 635 человек, из них расстреляно 688 503.
Волна массовых репрессий 1937–38 гг. широко захватила руководящих работников партийных, советских органов, хозяйственных организаций, а также командный состав в армии и органах НКВД.
В большинстве республик, краев и областей в эти годы было арестовано почти все руководство партийных и советских органов, а также значительное количество руководителей городских и районных организаций. В ряде крайкомов, обкомов и райкомов партии за это время были подвергнуты арестам 2–3 состава руководящих работников.
Более того, из 139 членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б), избранных на 17-м съезде, было арестовано и расстреляно в эти годы 98 человек. Поражает тот факт, что для всех преданых суду членов и кандидатов в члены ЦК ВКП(б) была избрана одна мера наказания — расстрел, что ни одного из них не оставили в живых. Из 1966 делегатов съезда с решающим и совещательным голосом арестовано по обвинению в контрреволюционных преступлениях 1103 человек, из них расстреляно 848.
Приведенные данные свидетельствуют о том, что органы НКВД, названные тов. Сталиным вооруженным отрядом партии, по существу были направлены против партии».
Комиссия коротко описывала примеры самых возмутительных процессов против видных старых большевиков: дела Постышева, Эйхе, Рудзутака, Косиора, Чубаря и т.д. Указывалось, что во всех случаях имелись вопиющие нарушения социалистической законности, к подследственным применялись пытки для получения «правильных» признаний.
Дальше оклад обращал внимание на бездействие и даже потакание преступной деятельности со стороны надзорных органов:
«Вопиющие нарушения советской законности, массовые аресты ни в чем не повинных людей, жестокие избиения, истязания и пытки арестованных происходили при прямом попустительстве Прокуратуры СССР. Более того, в ряде случаев сами прокуроры являлись прямыми участниками грубейших извращений основ социалистической законности и советского правопорядка.
Все аресты граждан производились, как правило, органами НКВД без санкции прокурора. Прокурорского надзора за расследованием дел в органах НКВД фактически не существовало. Арестованные допрашивались только работниками НКВД, прокуроры, как правило, в допросах не участвовали.
Роль прокурора в надзоре за следствием сводилась к штампованию следственных материалов — утверждению обвинительных заключений и направлению дел в суд.
Установлены многочисленные факты, когда бывший заместитель Прокурора СССР Рогинский при утверждении обвинительных заключений по делам, направляемым на рассмотрение Военной Коллегии Верховного Суда СССР, даже тогда, когда обвиняемому не предъявлялось обвинение по статье 58-8 Уголовного кодекса (террористический акт), произвольно вписывал эту статью. Грубейшие нарушения законности в прокурорском надзоре имели место не только в центре, но и на местах. В распоряжении Прокуратуры СССР имеются материалы, свидетельствующие о том, что некоторые прокурорские работники не только не делали попыток пресечь беззакония, творившиеся в органах НКВД, но и сами толкали чекистов на произвол».
Не обошли вниманием и судебный произвол:
«Многочисленными фактами установлено, что Военная Коллегия Верховного Суда СССР при рассмотрении в 1937–38 гг. дел о контрреволюционных преступлениях, попирая основы законности, встала на путь вынесения незаконных приговоров.
В 1937–38 гг. сложилась порочная практика, когда НКВД СССР, заканчивая следствие по делам, подлежащим рассмотрению в Военной Коллегии Верховного Суда СССР, заранее определял меры наказания обвиняемым. Судебного рассмотрения дел в Военной Коллегии по существу не было. Военная Коллегия, вынося заранее предопределенные меры наказания, механически штамповала материалы предварительного следствия.
Все „судебное заседание“ Военной коллегии, включая и время вынесения и оглашения приговора, занимало лишь 15–20 минут».
В итоге комиссия пришла к выводу, что за все беззакония несет ответственность Сталин:
«Самые позорные нарушения социалистической законности, самые зверские пытки, приводившие, как это было показано выше, к массовым оговорам невинных людей, дважды (в 1937 и в 1939 гг.) были санкционированы И.В. Сталиным от имени ЦК ВКП(б).
В полувековой истории нашей партии были страницы тяжелых испытаний, но не было более тяжелой и горькой страницы, чем массовые репрессии 1937–1938 гг., которые нельзя ничем оправдать. События 1937–1938 гг. нанесли огромный ущерб международному авторитету нашей страны. Урон, который был нанесен массовыми репрессиями военным кадрам, явился одной из причин наших неудач в финской войне, а эти неудачи подбодрили Гитлера и способствовали ускорению гитлеровского нападения на СССР».
После доклада комиссии Поспелова в Президиуме развернулось бурное обсуждение. Хрущев при поддержке Микояна и Первухина настаивал на том, что необходимо обнародовать правду о несостоятельности Сталина как вождя на ближайшем съезде КПСС, который открывался через несколько дней. Молотов и Ворошилов были более осторожны.
Молотов поддержал идею Хрущева, но добавил, что рассказать надо и о достижениях сталинской эпохи. Каганович отметил, что борьба с троцкистами была оправданной, но наряду с этой борьбой шло настоящее истребление партийных кадров. Булганин одобрил и предложил разделить биографию Сталина на два периода: ранний Сталин — верный ленинец-марксист, поздний Сталин — переставший быть марксистом диктатор, сосредоточивший в своих руках огромную власть. Сохранились стенограммы этого заседания:
«Микоян: Мы не можем не сказать съезду. Впервые самостоятельно обсуждать можем.
Как относиться к прошлому? До 34 г. вел себя героически. После 34 г. показал ужасные вещи. Узурпировал власть. Захват власти одним лицом. В коренных вопросах теоретических (расходился Сталин с Лениным) быстро поправлял.
Не осуждаю Сталина, когда вели идейную борьбу с троцкистами. За провал в сельском хозяйстве разве можно простить? Если бы люди были живы — успехи были бы огромны.
Ворошилов: Сталин осатанел в борьбе с врагами. Тем не менее у него много было человеческого. Но были и звериные замашки.
Аристов: Годы страшные, годы обмана народа. Эйхе и тогда был честный. Хотели сделать бога, а получился черт.
Сабуров: В послевоенный период испортили отношения со всеми народами (выступления о проливах). Мы потеряли многих из-за глупой политики (финская война, Корея, Берлин). Сказать правду о роли Сталина до конца».
Понятно, что большинство членов Президиума поддержало Хрущева, никто не выступил против. Осторожнее всего повели себя Ворошилов, Каганович и Молотов, которые в отличие от хрущевской гвардии предлагали компромиссный вариант: Сталин был и прав, и не прав одновременно. Но это как раз понятно, обнародование материалов в первую очередь наносило удар по ним, самым близким соратникам Сталина. Хрущев же, публикуя доклад, выводил себя из-под удара.
ХХ съезд КПСС, которому предстояло войти в историю, начался 14 февраля. В программе не было никаких докладов про культ личности, формально всё происходило как обычно. Около полутора тысяч делегатов 11 дней слушали отчетные доклады, директивы по очередной пятилетке, а потом пришли к выводу, что социализм может восторжествовать не только в результате революции и гражданской войны, но и другими путями (мирный переход к социализму). На этом же съезде было решено отказаться от производства паровозов и перейти к производству тепловозов. Никаких эксцессов — разве что несколько выделялось выступление Микояна, который неожиданно подверг критике сталинские пособия по истории партии и гражданской войны.
Утром 25 февраля случилось непредставимое. Хрущев вышел на трибуну и неожиданно начал громить Сталина, обвиняя его как в реальных, так и в явно надуманных грехах. Начал Никита Сергеевич издалека, обратившись к классикам марксизма, которые не приветствовали культа личности. Затем докладчик вспомнил, что Владимир Ильич Ленин был настолько гениальным, что ужасно стеснялся всех славословий и решительно боролся со льстецами и почитателями. К тому же Ленин оставил политическое завещание, которое отрицательно характеризовало Сталина за его грубость и диктаторские замашки, но письмо скрыли. Докладчик вспомнил, что Коба однажды нагрубил Крупской, и Ленин заставил его извиняться устно и письменно.
Дальше Хрущёв сделал любопытный финт — объявил троцкистов, зиновьевцев и бухаринцев чуждыми ленинизму. По мысли Никиты Сергеевича, громили их правильно, но, как говорил классик, «совсем не факт, что за это надо было убивать». Он вновь обратился к Ленину, при котором некоторые большевики тоже выступали против партии, но Ильич не преследовал их и даже давал высокие должности. К тому же большая часть репрессированных при Сталине совершенно очевидным образом не имела отношения ни к какому троцкизму.
«Сталину были совершенно чужды ленинские черты — проводить терпеливую работу с людьми, упорно и кропотливо воспитывать их, уметь повести за собой людей не путем принуждения, а оказывая на них воздействие всем коллективом с идейных позиций. Он отбрасывал ленинский метод убеждения и воспитания, переходил с позиций идейной борьбы на путь административного подавления, на путь массовых репрессий, на путь террора. Он действовал все шире и настойчивее через карательные органы, часто нарушая при этом все существующие нормы морали и советские законы».
Особое внимание уделялось и тому, как Сталин пошел против святая святых — принципа коллективного руководства, сосредоточив большую часть власти в своих руках и почти совсем не проводя Пленумы ЦК. А ведь безвременно ушедший Ильич завещал совсем другое.
Хрущев продолжал:
«Комиссия ознакомилась с большим количеством материалов в архивах НКВД, с другими документами и установила многочисленные факты фальсифицированных дел против коммунистов, ложных обвинений, вопиющих нарушений социалистической законности, в результате чего погибли невинные люди. Выясняется, что многие партийные, советские, хозяйственные работники, которых объявили в 1937–1938 годах „врагами“, в действительности никогда врагами, шпионами, вредителями и т. п. не являлись, что они, по существу, всегда оставались честными коммунистами, но были оклеветаны, а иногда, не выдержав зверских истязаний, сами на себя наговаривали (под диктовку следователей-фальсификаторов) всевозможные тяжкие и невероятные обвинения».
Далее Никита Сергеевич перечислил представленные в докладе комиссии Поспелова дела Эйхе, Постышева и Рудзутака, чтобы подкрепить свои слова конкретными примерами.
Следующий пункт речи был посвящен ошибкам Сталина, в первые дни войны приведшим к катастрофическим результатам. У современных сталинистов именно «военная» часть доклада вызывает самое большое раздражение, поскольку в ней Хрущев явно дал волю фантазии и нередко опирался на личные воспоминания, явно неподтвержденные никакими документами:
«Сталин был очень далек от понимания той реальной обстановки, которая складывалась на фронтах. И это естественно, так как за всю Отечественную войну он не был ни на одном участке фронта, ни в одном из освобожденных городов, если не считать молниеносного выезда на Можайское шоссе при стабильном состоянии фронта, о чем написано столько литературных произведений со всякого рода вымыслами и столько красочных полотен. Вместе с тем Сталин непосредственно вмешивался в ход операций и отдавал приказы, которые нередко не учитывали реальной обстановки на данном участке фронта и которые не могли не вести к колоссальным потерям человеческих жизней.
Я звоню Василевскому и умоляю его: — Возьмите, — говорю, — карту, Александр Михайлович (т. Василевский здесь присутствует), покажите товарищу Сталину, какая сложилась обстановка. А надо сказать, что Сталин операции планировал по глобусу. Да, товарищи, возьмет глобус и показывает на нем линию фронта. Так вот я и говорю т. Василевскому, покажите на карте обстановку, ведь нельзя при этих условиях продолжать намеченную ранее операцию.
В самом деле, возьмите наши исторические и военные кинокартины или некоторые произведения литературы, которые читать тошно. Ведь все они предназначены для пропаганды именно этой версии для прославления Сталина, как гениального полководца. Вспомним хотя бы картину «Падение Берлина». Там действует один Сталин: он дает указания в зале с пустыми стульями, и только один человек приходит к нему и что-то доносит — это Поскребышев, неизменный его оруженосец.
А где же военное руководство? Где же Политбюро? Где Правительство? Что они делают и чем занимаются? Этого в картине нет. Сталин один действует за всех, не считаясь и не советуясь ни с кем».
Далее Хрущев упомянул про депортации народов, не став подробно на них останавливаться и вновь перешел к главной теме доклада — культу личности. Он утверждал, что Сталин лично редактировал все пособия по истории партии и свои биографии, и собственноручно вписывал туда строчки про гениальнейшего и прозорливейшего отца народов. Он же придумал про себя лозунг «Сталин — это Ленин сегодня» (красное кощунство: никто не мог сравниться с Лениным).
Хрущев возмущался:
«Сталин признал лучшим тот текст Государственного гимна Советского Союза, в котором ни слова нет о Коммунистической партии, но зато есть следующее беспримерное славословие Сталину:
„Нас вырастил Сталин — на верность народу, / На труд и на подвиги нас вдохновил“.
В этих строчках гимна вся огромная воспитательная, руководящая и вдохновляющая деятельность великой ленинской партии приписана одному Сталину. Это, конечно, явное отступление от марксизма-ленинизма, явное принижение и умаление роли партии».
В конце речи Хрущев призвал прекратить называть фабрики, города и колхозы в честь самих себя, осудить культ личности как чуждый принципам марксизма-ленинизма, вернуться к ленинским принципам коллегиальности в руководстве, исправить нарушения социалистической законности, возникшие из-за культа личности.
Это выступление было как взрыв атомной бомбы. Ошеломлённые делегаты не могли проронить ни слова. В поддержку тезисов Хрущева о борьбе с культом личности проголосовали единогласно и без всяких прений.
Произошло невероятное — как если бы Папа Римский начал бранить Бога, а потом объявил, что его вообще нет. Конечно, на съезд приехали люди бывалые, привыкшие, что уважаемый товарищ может в один миг оказаться подлым двурушником, врагом народа и недобитой фашистско-троцкистской гадиной, но чтобы так говорить про самого Сталина! Чтобы самого Сталина объявлять почти вредителем! Это немыслимо.
Вместе с тем доклад Хрущева получился половинчатым — он ничего не сказал про репрессии по отношению к беспартийным или рядовым членам партии. Не были затронуты коллективизация, голод и раскулачивание, которые, получалось, никак не противоречили ленинским заветам. Хотя Хрущев имел на руках подробные цифры жертв репрессий из материалов комиссии Поспелова, он не обнародовал их, ограничившись только критикой Сталина за жестокое обращение со старыми большевиками и ответственными партийными работниками. Разумеется, цифры репрессированных звучали бы ошеломительно и придали докладу больший вес, однако Хрущев сосредоточился именно на преступлениях против партии. Во-первых, свой доклад он читал перед партийным активом, а во-вторых, гарантировал таким образом, что сам к сталинским методам прибегать не будет. Он как бы обещал, что при нем ответственные работники перестанут бесследно исчезать посреди ночи. Лишь один раз он упомянул цифры, отметив, что к настоящему моменту реабилитировано 7679 человек.
Впрочем, вполне возможно, что число репрессированных Хрущев в своем выступлении все же называл. Дело в том, что доклад мы знаем только в отредактированной версии, которая через некоторое время разошлась по обкомам, горкомам и штаб-квартирам заграничных коммунистических партий. А само выступление было настолько засекреченным, что на заседании даже не велась стенограмма.
Очевидно, что доклад подвергся редакторским правкам. В частности, присутствует «правильная» реакция зала в нужных местах: «смех в зале» после шуток, «шум возмущения в зале» после рассказов об особенно возмутительных поступках Сталина. Сами делегаты потом рассказывали, что Хрущёв читал в гробовой тишине, и никаких смешков и шумов возмущения не было и в помине — никто не знал, как реагировать.
Невыездной Нетаньяху. Западные страны признавшие выданный МУС ордер на арест Нетаньяху и Галланта. Также к списку присоединилас