Оснований для этого более чем достаточно. Даже если не погружаться совсем уж в глубь веков, а охватывать только последние сто с хвостиком лет. С поправкой на разницу в старом и новом календаре.
Именно в августе Россия вступила в великую и несчастную для себя Первую мировую войну.
Именно в августе произошли два военно-политических выступления, являвшихся практически последними попытками старых империй хоть как-то спасти себя от бурно надвигающихся перемен.
Речь о выступлении генерала Корнилова в 1917-м и ГКЧП в 1991-м. В двух этих событиях очень близко всё. От дат и обстоятельств до всё ещё до конца не избытой запутанности деталей. И, конечно, отдельной строкой можно отметить двуличность и лицемерность очень похожих между собой лидеров страны — Керенского и Горбачёва: они сначала кокетливо дали отмашку путчистам, а затем торопливо объединились в противостоянии им со вчерашними (и завтрашними) своими радикальными оппонентами — большевиками и ельцинскими демократами.
1938 год — сражение с японцами на Хасане. Через год — апофеоз схватки с ними же на Халхин-Голе. И ещё август 1939-го, время одного из самых значимых событий не только отечественной, но мировой истории ХХ века — советско-германского договора о ненападении. События значимого вне зависимости от того, кто какие оценки ему даёт.
Кстати, именно в августе мы вступили в завершающий аккорд Второй мировой — кампанию против всё тех же неутомимых японцев. Да, по сути дела и если не считать формальностей, в августе её и завершили.
Но на август пришёлся и один из тяжелейших для нас моментов той великой войны — в 1942-м. 23 августа того года была страшная бомбардировка Сталинграда, и знаменитая фотография разрушенного фонтана «Детский хоровод» (он же «Бармалей») — привет именно из 23-го 08-го 1942-го.
В августе был ввод войск в Чехословакию, когда СССР, совершенно законно защитив свои геополитические интересы, одновременно пересёк некий незримый барьер… Не скажу, что барьер на пути от лучшего к худшему, но, без сомнения, август-1968 — по многим причинам одна из ключевых вех великого советского проекта.
В августе 2008-го мы впервые в нынешнем веке вступили в настоящие боевые действия с внешним противником в Южной Осетии — пусть это и была постсоветская Грузия, а суть дела маскировалась дипломатичным оборотом «принуждение к миру». Война она и есть война. И при всей неоднозначности, крайней противоречивости мотивов и целей с нашей стороны это была справедливая война. И её первую цель, то есть защитить мирных людей, по большей части наших сограждан, мы выполнили.
На август, только шестью годами позже, пришлась и самая острая на сегодняшний день фаза донбасско-украинского конфликта. Опять же безотносительно к степени, глубине и сути вовлеченности РФ в него. Увы, Донбасс сейчас чувствует себя значительно менее уверенно и спокойно, чем Абхазия и Южная Осетия.
Но не будем о грустном. Русский август и так тема грустная и трагическая. Хотя многими местами и торжественная. Факт, что неординарная.
Август — это начало Второй чеченской. А годом ранее — это всем нам памятный дефолт. После которого любое заверение высшего чиновника с голубого экрана, что «кризиса не будет», воспринимается как сигнал лихорадочно продавать ненужное, закупать нужное и, главное, выяснять, что сейчас реально нужно, а что не нужно. Особенно, разумеется, если дело происходит в августе.
В августе двадцать лет назад случилась одна из самых наших страшных, знаковых, служащих точкой отсчёта катастроф — гибель «Курска».
Я на секунду испытал тяжёлую депрессию, когда к воспоминанию о «Курске» примешалась мысль: тогда я был старшеклассником, а сейчас прошёл половину жизненного пути среднестатистического русского мужчины. Да. Двадцать лет минуло. Даже не верится. Я всё ближе к тем героическим ребятам-подводникам. А кто дальше? Механизма «дальше», если говорить о физической жизни, пока не изобрели.
В прошлом, относительно, по меркам русской истории, спокойном году — и то август стал высшим пиком московских протестов, вызванных выборами в городскую думу. А в этом году 9 августа прошли определяющие — реально, не для красного словца определяющие — выборы в Белоруссии. Кто скажет, что Белоруссия — это не про Россию?
Глупо искать во всём этом какие-то рациональные объяснения, типа политических циклов, которые только за сто лет многократно поменялись и вообще раздробились на разные страны. Не уверен, что много даст и около/псевдонаучное толкование, скажем, через астрологию.
Нет, Русский Август — это явно что-то с могучим влиянием метафизики.
Вспоминаю свой любимый роман «Замыслил я побег» своего любимого современного русского писателя Юрия Полякова.
Главный герой, в августе (конечно!) 1991-го, скорее волей случая, чем в силу убеждений защищавший «демократию», спустя два с небольшим года вновь собирается на баррикады. Поддержать не «красно-коричневую» «антидемократию», а оказавшегося на её стороне друга. У них с женой происходит диалог.
Катя, помолчав, спросила:
— Ты, Тунеядыч [шутливое прозвище главного героя, чьё отчество — Трудович], тоже на баррикады собрался?
— Почему бы нет? Страна-то гибнет...
— Не волнуйся. Страна уже тысячу лет гибнет...
И есть же суровая женская правда в этих словах — тысячу лет гибнет. И возрождается. И Русский Август — один из важнейших символов этого двуединого процесса.
Страна и сейчас, прямо скажем, если не впрямую гибнет, то где-то около этого. Но, Бог даст, снова возродится. А в каком формально месяце — это ли главное?