Русофобия – с одной стороны, штука очень старинная, с другой – совершенно неоригинальная, банальная до крайности. То, что многие этого не замечают в упор – говорит о серьёзных проблемах в нашей социопсихике. У нас всерьёз и много говорят о какой-то особой, отдельной русофобии – а ведь никакой отдельной русофобии просто не существует. Правда истории, очевидная всем, у кого не замутнён взгляд маразмом «перестройки» лежит на поверхности. Нет в истории ни одного агрессора, который, готовя агрессию, не сопровождал бы её пропагандистской накачкой о «чудовищности» своей страны-жертвы и «неполноценности» её народа. Русские, не русские – какая разница, хоть народность тутси в Африке! Если на вас собираются напасть – то ведь нужно же это как-то мотивировать.
Если агрессор скажет, что его страна, его жертва – вполне нормальная, и народ в ней живёт вполне себе полноценный – то неизбежно встанет вопрос: а зачем тогда мы на них нападаем? Если они не исчадие ада – то чем спровоцировано наше нападение? Тем, что у волка жертвы виноваты «уж тем, что ему хочется кушать?»
По сей причине раздувается истерия неполноценности жертвы агрессии, её патологической и безобразной сущности, лепится образ врага, который состоит из парадоксального смешения «чистого зла» и «огромных возможностей» этого самого врага. Например, русские у западников – это одновременно:
1) Тупые, покорные рабы
2) Дьявольски-хитрые и гиперактивные поработители.
Как это может сочетаться одно с другим – пропагандистский миф не выясняет. Он же миф, а не наука. Ему противопоказано быть сложным. Русские в мифе – «жандарм Европы», но при этом все только и делают, что этого жандарма «бьют за отсталость». Хорош жандарм, которого все только и делают, что бьют! Но почему эта нелепость мифу необходима?
Дело в том, что если представлять русских только побитыми, отсталыми и жалкими – то этим вместо ненависти можно породить жалость и сочувствие. Ну, зачем их ещё обижать – раз уж они «Богом обиженные»? А если представлять только жандармом Европы, то это может вызвать уважение и восхищение. Жандарм, извините, явление полезное. Жандарм преступников преследует, законность укрепляет…
Поэтому и нужен неправдоподобный, аналитически-ущербный образ «слабоумного жандарма», который как жандарм – дьявольски эффективен, а вообще-то, как человек- совершенно неэффективен и бездарен во всём. Что, форма жандармская на него такое волшебное действие оказывает, или как?
На самом деле русофобия – это лишь частный пример такого явления, как пропагандистская накачка перед агрессией. В этой накачке меняются только имена собственные, схема же совершенно одинакова, к русским она прикладывается или не к русским. Когда японцам нужно было отлупить корейцев, японцы выдумывали, что корейцы «порочны и слабоумны», и нечто подобное говорили китайские императоры о народах южнее Китая – когда собирались туда вломиться…
Агрессору нужно прикрыть агрессию образом «освободителя» - и выдумать для этого, от чего, собственно, он собрался «освобождать» тех, кто его не трогал и не «доставал». А жил, замкнувшись в собственной жизни.
Например, Наполеон делал вид, что он не просто так оккупировал Испанию, а «освобождал её от религиозного мракобесия». И даже испанского главного инквизитора посадил в узилище, чтобы «даровать свободу» испанской мысли. А испанская мысль работала в том направлении, что мотивировала всенародную партизанскую войну против «освободителей», и после долгой яростной борьбы свободолюбивые «рабы» извлекли своего инквизитора из узилища, чему всенародно радовались…
+++
Единственная особенность русофобии, то единственное, чем она отличается от всех аналогичных поделок агрессоров всех времён и народов – высокая доля русофобов среди русских. Наш народ оказался более внушаем на типовую поделку агрессоров, чем те же испанцы. Это связано и с его особыми качествами – такими, как отзывчивость, культ покаяния, стремление понять другого, найти причину во враждебном поведении у своего врага. И такими, как особый травматизм, глубокие разломы, которые случались в нашей истории, особенно новейшей. Внезапные смены вех, не слишком заботившиеся о социопсихическом благополучии, о психологии восприятия массами – зачастую делают сторонников старого врагами нового. Так, люди переживающие о разрушении Российской Империи оказываются зачастую пособниками тех, кто лишает Россию перспектив, не понимая, что надгробьями и поминками ни жив, ни сыт не будешь. Чрезмерно оглядывание назад чревато переломом шейных позвонков…
Стандартно-типовой вой о «неполноценности» жертвы агрессии, всегда включаемый, когда надо оправдать наглую и неспровоцированную агрессию, в России падают на несколько более подготовленную почву, чем в других странах-жертвах. Трудно себе представить китайцев или поляков, которые каются за своё прошлое, причём перед своими соседями или жертвами своей державности. Трудно представить себе англичан, которые каются в массовом расстреле французских офицеров (вчерашних союзников) или в том, что они Данию совместно с Гитлером расчленили (он вторгся в материковую часть королевства, а англичане «ударили в спину», оттяпав Исландию).
Всякому народу агрессоры и убийцы навязывают мысль «вы какие-то не такие». Но только в русском эта мысль имеет возможность проникать достаточно глубоко в умы. Недостаточно у нас понимания того, что все рассуждения об «исторической неполноценности русского народа» - обычный трёп завоевателей, врубаемый на полную мощность каждый раз, и ещё тогда, когда никаких русских ещё и в помине не существовало (а метод шельмования жертвы уже был, и вовсю использовался на Древнем Востоке).
У человека, поддавшегося зомбированию на тему «ты не такой» - велик соблазн горбачёвщины, соблазн примкнуть и прильнуть к тем, кто «такие» - в расчёте, что «тут-то и жизнь хорошая начнётся». Но не бывает союза охотника и дичи: или дичь пристрелят, или охотник голодным останется.
Понимание того, что «хорошая жизнь» - неразрывно связана с созданием плохой жизни другим автоматически присуще всем при капитализме (что закаляет людей). Люди с пелёнок понимают, что богатство, успех одного – это бедность и провал другого, на этом строится конкурентность. Если же в стране иной, более солидарный, общественный строй (не-капитализм, не только социализм) – то многие пытаются заимствовать чужое богатство, не видя его источника, не понимая прямой взаимосвязи между успехом у одних и несчастьем у других[1].
Столкнувшись с оголтелой и истеричной русофобией, казённая пропаганда перегибает палку в обратную сторону, и создаёт базедический пропагандистский продукт, бездумно меняющий знаки с проклятий на восхваление.
Если у агрессора всё у нас – плохо и уродливо, то для нашей пропаганды, наоборот: всё без исключения и прекрасно, и восхитительно, и лучше не придумаешь. Очевидная лживость такой картинки заставляет многих верить именно «вражеским голосам».
Потому что правда, конечно, в том, что мы – очень проблемное общество, с огромной массой недостатков и попросту уродливых явлений практики. Нас потому и отобрали в очередную жертву мирового агрессивного духа, что хищник всегда отбирает слабое и больное животное. Ему не хочется тратить силы, преследуя наиболее бодрых и непротиворечивых. Он гонится за теми, кто и сам по себе прихрамывает…
Всякому думающему человеку понятно, что наши внутренние проблемы не должны работать на тех, кто считает «проблемой» само наше существование. Как нельзя вылечить насморк отрубанием головы – так нельзя избавиться от социальных проблем, подыгрывая Западу с его очевидным мародёрством и плотоядностью.
Но, вправе спросить читатель – а где же тогда правда? Мне, скажет он, не хочется плавать в мифах – русофобском или русофильском. Оба этих мифа – одинаково лубочны и плоски. Я хочу знать, кто мы на самом деле, какова наша реальная роль в истории?
Вообразите, скажет читатель, что я – марсианин. Я никому не подыгрываю и никому не симпатизирую в ваших земных дрязгах. Я просто, как инопланетянин, хочу увидеть объективную картину!
Извольте…
+++
Объективность истории заключается в том, что существование народа - само по себе есть победа. Становление собственного государства в условиях «стабильной нестабильности» вокруг тебя, стабильного давление агрессии – экзамен, который нельзя подделать.
Именно в том, что народ существует, а не стал навозом для других народов, отстоял себя – заключается исторический успех нации.
Этот экзамен на зрелость – очень жёсткий, и его никому не удаётся миновать. Все соседи со всех сторон пробуют народ на зуб. Если он в этой ситуации выстоял, и к тому же создал гигантскую великую Державу – то он народ передовой и могучий, умный и толковый, прогрессивный и перспективный. И это – по определению.
Можно любить или ненавидеть русских или англичан, американцев или китайцев. Но нельзя не признать, что они обладали особыми, высококачественными свойствами натуры, раз создали полноценные державы, которых в мире очень мало. В основном, «странами» называют зависимые лимитрофы, а количество НАСТОЯЩИХ государств – соответствует числу постоянных членов Совета Безопасности ООН. «Суверенное Сомали» туда не посадили, и правильно сделали.
Попасть в число полноценных государств – это попасть в высшую лигу истории. И здесь не нужно слов – ни хвалебных, ни ругательных, потому что факт говорит сам за себя.
Просто потому, что его государство – есть. А государства инков – нет. И майя нет – они рассыпались по джунглям ещё до прихода конкистадоров. Сломались под собственной тяжестью. Почему мы великий и прогрессивный народ? Да по факту: мы есть, мы занимаем огромное пространство, обладаем огромными ресурсами. Не будь у нас в крови величия и прогресса – изучали бы нас, как ацтеков и пиктов, на кафедрах «далёкой» истории…
Ни величие, ни прогресс не означают идеала. Ничто на земле не идеально. Сойдясь в великой битве за право продолжить род человеческий, народы земли соревнуются беспрестанно. И, соревнуясь, «угощают» друг друга «гостинцами» научно-технических достижений.
Когда англичане нас в Крымскую войну «угостили» паровым флотом и нарезными ружьями – мало нам не показалось. Тогда почему мы есть? Да потому что и мы их в ответ угостили тем, чего у них не было: морскими минами, устройствами, мечущими ракеты (первым в истории), ну, и ещё кое-чем, включая обезболивание при хирургии от доктора Пирогова, неведомое ещё Европе…
Состязаясь, постоянно выходим на полкорпуса: то мы, то они. Они выдумывают, мы выдумываем. Если бы наше отставание от Европы сделалось в какой-то период времени общим, стратегическим, то мы повторили бы судьбу Индии, Китая, Персии и т.п. Индейских и африканских народов…
Существование наше – железный аргумент, что мы совсем не отсталые, как бы ни старались либералы доказать обратное. Не живут отсталые народы в собственных государствах, понимаете? Они влачат колониальное иго, или вовсе вырезаются под корень… А если с нами этого не сделали – значит, не смогли. Пытались каждое столетие, а – не вышло!
Нельзя разумному человеку делать вывод об отсталости страны или народа – из его не-идеальности. Безусловно, мы не идеальны, и они не идеальны, кто знаком с вопросом – может рассказать, до какой степени они не-идеальны. Как, впрочем, и мы. Но двадцать веков мы идём на этих скачках, приз в которых – жизнь – ухо в ухо. И это, извините, объективный факт, а не субъективная болтовня.
Полноценность народа – выражается в его суверенном существовании. Если мы технически в состоянии возражать Америке – значит, мы полноценная нация с огромными перспективами и первостепенно-историческая. А если поляки не могут возражать американцам ни в чём, то… сами понимаете…
На это можно напустить мушиный рой самой многообразной болтовни, насчёт того, какие хорошие поляки, и какие плохие мы, и навозное жужжание этого трёпа будет закрывать единственный достойный внимания факт:
Мы смогли исторически состояться, встать на ноги без поляков.
А поляки без нас не смогли бы элементарно, физически выжить, их многократно ликвидировали в ноль, и только усилия России (зачем? – другой вопрос) – возвращали Польшу из исторического небытия.
Нельзя ставить знак равенства между детской петардой – шутихой и космической ракетой. Петарда очень хотела бы изобразить из себя ракету, она мечет из задницы дым и пламя, как настоящий космолёт. Но выйти на космическую орбиту шутиха не может – поскольку ей мощности, тяги, энергии не хватает. И вопрос не в том, кто её любит, а кто ненавидит.
Для того, чтобы стать настоящим, полноценным государством – нужно участвовать в мировых войнах и выйти оттуда без поддавков, победителем. А такие «государства» как Польша или Украина – это фиги, которые одна великая держава показывает другой великой державе. И как только необходимость показывать фигу пропадёт – пропадёт в никуда и сама фига-лимитроф. И не потому, что кто-то её любит или ненавидит, а потому, что чисто объективно, у неё нет самодостаточности в самоотстаивании.
Это и является суровой, но правдой. Остальное всё – визги пропаганды.
[1] «Таксистское счастье» при капитализме – развозить людей из зоны теракта. Таксисты умудрялись брать по 60 и по 80 тысяч рублей за одну поездку с шокированных, напуганных и травмированных людей. Об этом возмущенно писала пресса, не понимая, что выносит приговор не таксистам, а капитализму. Естественно, что чем спокойнее и благополучнее пассажир – тем меньше у таксиста шансов взять «с лихвой» и т.п.
Николай ВЫХИН, https://economicsandwe.com
