Во время Великой Отечественной войны страны Запада, особенно США и Великобритания, во всех СМИ показывались как верные союзники, оказывавшие неоценимую помощь в борьбе с гитлеровской Германией и её союзниками. Однако война закончилась, и вскоре на полосы газет вернулись привычные в 1930-е годы «разоблачения мировых империалистов». Отношения СССР с недавними союзниками обострились, и это обострение получило название «холодная война». Этот термин впервые был употреблён в 1946 году Джорджем Оруэллом, и с тех пор прочно закрепился в мировых СМИ. В конце правления Сталина СССР вновь огораживал себя от остального мира. В конце 1940-х годов испортились отношения даже с союзной прежде социалистической Югославией, лидер которой Тито не хотел быть марионеткой Сталина и ясно дал это понять. Позже, уже при Хрущёве, испортились отношения также с Китаем, лидер которого Мао Цзедун не принял проходившую в СССР десталинизацию.Ухудшение отношений с Западом отражалось не только в газетах, но и в многочисленных карикатурах, авторами которых были уже известные нам Кукрыниксы, а также Борис Ефимов, Лев Бродаты и многие другие. На этих карикатурах американцы показывались такими же коварными, агрессивными и воинственными, как ещё недавно показывались нацисты.Американцам и созданному ими блоку НАТО приписывались завоевательские планы, наращивание вооружения, нарушение суверенитета других стран. К примеру, на одной из карикатур того времени советских пропагандистов беспокоил суверенитет Бельгии, на территории которой разместились американские военные части. Аналогичные действия самого Советского Союза, вводившего свои войска в Венгрию в 1956 году и в Чехословакию в 1968-м, скромно умалчивались, либо же подавались как «восстановление социалистической законности». При этом суверенитет данных стран советских пропагандистов по понятным причинам уже не беспокоил.Помимо этого, советская пропаганда активно муссировала тему того, как на Западе всё плохо. Термин «загнивающий Запад», появившийся ещё в XIX веке, очень точно описывает подобную пропаганду. На плакатах показывались широкие возможности для талантливых людей в СССР и одновременно – отсутствие таковых для одарённых граждан в капиталистических странах. Утверждалось, что у нас – свобода, равноправие, благополучие, а у них (в США) – бесправие, безработица и нищета. О том, что бесправие, нищета, а в конце 1940-х ещё и голод были в самом СССР, пропагандисты, конечно же, не упоминали.
Вчерашние союзники – сегодняшние враги. Образ Запада в пропаганде
Подобная пропаганда о «загнивающем Западе» проходила в то же самое время, когда активно внедрялся прямо противоположный по смыслу лозунг – «догнать и перегнать Америку». Тут пропаганда сама себя загнала в угол: если у нас всё хорошо, а у них – всё плохо, то почему мы их вынуждены догонять, а не наоборот? В народе активно ходил анекдот на эту тему:
«Вопрос, на который не смогло ответить армянское радио: что будет, когда мы перегоним Америку, которая находится на краю пропасти?»
Спустя пару десятилетий, когда СССР будет доживать свои последние годы, неумелая пропаганда очернения капиталистических стран приведёт к прямо противоположному результату: начнётся крайняя идеализация Запада в общественном сознании. Популярным хитом того времени будет песня группы «Комбинация» «American Boy», смысл которой сводится к тому, что московская девушка мечтает выйти замуж за американца и поскорее покинуть СССР. То есть в её представлении американец был гораздо перспективнее любого соотечественника. Подобные массовые настроения на исходе 1980-х – результат полного провала советской пропаганды в этом направлении.Советский кинематограф, пережив некоторый подъём в 1930-е годы, к концу 1940-х вновь оказался в глубоком кризисе. Во всех фильмах на первом месте была идеологическая составляющая: прославление верного курса правящей партии, вождя, преимущества советской модели социализма и, конечно же, уверенное движение в «светлое будущее». Главные герои таких фильмов часто говорят лозунгами. Сложных персонажей, в которых переплетались бы одновременно положительные и негативные черты, как это зачастую и бывает в реальной жизни, в фильмах этого периода вообще не было. Только однозначное добро и однозначное зло. Причём добро всегда на стороне социализма, партии, зло – всегда против них.Если же кто-то из режиссёров снимал фильм, который хоть немного отходил от общепринятых канонов, то такой фильм тут же подвергался острой критике и запрещался к показу. Типичный пример – вторая серия фильма Леонида Лукова «Большая жизнь» 1946 года. В фильме показаны неудовлетворительные условия жизни шахтёров Донбасса, у кого-то сильно течёт крыша, кто-то злоупотребляет алкоголем. Главным критиком фильма выступил сам Сталин, заявивший на заседании Оргбюро ЦК ВКП (б):
Кинематограф: от упадка – к расцвету
«Говорят теперь, что фильм нужно исправить. Я не знаю, как это сделать. Если это технически возможно, надо сделать, но что же там останется? Цыганщину надо выкинуть. То, что восемь девушек, случайно явившихся, повернули всё в Донбассе, это же сказка, это немыслимая штука. Это тоже надо исправить. То, что люди живут в страшных условиях, почти под небом, что инженер, заведующий шахтой, не знает, где поспать, всё это придется выкинуть.»
В итоге на экранах данный фильм впервые появится лишь в 1958 году.Очень похожая ситуация в те же годы произошла и со второй серией фильма Сергея Эйзенштейна «Иван Грозный». Если в первой серии Иван Грозный показан как прогрессивный монарх, то во второй он – тиран и убийца, а созданное им войско опричников кошмарит народ. Это крайне не понравилось Сталину, который, очевидно, сравнивал самого себя с Грозным.В сентябре 1946 года Центральный Комитет ВКП(б) подверг критике вторую серию:
«Режиссёр С. Эйзенштейн во второй серии фильма «Иван Грозный» обнаружил невежество в изображении исторических фактов, представив прогрессивное войско опричников Ивана Грозного в виде шайки дегенератов, наподобие американского Ку-Клукс-Клана, а Ивана Грозного, человека с сильной волей и характером — слабохарактерным и безвольным, чем-то вроде Гамлета.»
Дальнейшая судьба фильма была такой же, как и у «Большой жизни» – его тоже впервые показали лишь в 1958 году.В результате запрета многих фильмов период 1946-1953 годов в советском кинематографе получил название «Малокартинье». Упадок советского кинопроизводства в начале 1950-х годов заметили даже иностранцы. В 1952 году обозреватель «Нью-Йорк таймс» и специалист по Советскому Союзу Гарри Шварц, узнав, что на советские экраны вышел голливудский фильм о Тарзане, снятый в США ещё в 1932 году, писал:
«Случай, достойный удивления. Даже самые маститые сталинские диалектики вряд ли сделают из голливудского Тарзана Джонни Вайсмюллера коммунистического пропагандиста. Произведение Эдгара Райса Берроуза о лесном дикаре изобилует острыми ощущениями и приключениями, но едва ли отличается социальной значимостью, которую так ценят в Кремле. Но факт остается фактом. В Москве откопали старые фильмы о Тарзане, показали их в кинотеатрах и обнаружили, что зритель их обожает. И это после многолетних обличений Голливуда и его «буржуазного разложения».»
Послевоенный кризис и упадок советского кинематографа длился недолго – до смерти Сталина. При Хрущёве кино в СССР выходит на новый уровень. Многие советские фильмы получают награды на зарубежных кинофестивалях, а названия наиболее известных из них были на слуху долгие годы: «Летят журавли», «Баллада о солдате», «Судьба человека», «Весна на Заречной улице», «Добро пожаловать, или Посторонним вход воспрещён», «Человек-амфибия», «Высота» и другие. Известными далеко за пределами СССР стали и режиссёры той эпохи, такие как Эльдар Рязанов, Марлен Хуциев, Григорий Чухрай, Георгий Данелия. В годы «Оттепели» фильмы стали менее идеологизированы и менее направлены на политическую пропаганду. В них стало больше искусства, больше людского, меньше партийного. Например, фильм «Летят журавли» не понравился Хрущёву и был раскритикован прессой как идеологически неправильный, но, в отличие от сталинских времён, его не запретили, он полюбился зрителям и даже получил «Золотую пальмовую ветвь» Международного Каннского кинофестиваля 1958 года.Всё это во многом и послужило основой для наивысшего расцвета советского кинематографа, который придётся на 1960-1980-е годы.