Однажды вечером Иван вместе с Гинтасом сидели в курилке возле штаба. Рабочий день закончился. Офицеры и сверхсрочники разошлись по домам, солдат увели в казарму. Иван же в этот день заступил в наряд дежурным по штабу, поэтому остался охранять этот важный объект. Гинтасу было скучно сидеть одному в парашютке, вот он и пришёл к другу пообщаться. Но поговорить приятелям спокойно не пришлось, на аэродроме вдруг такое началось — они стали свидетелями грандиозного спектакля, устроенного авиаторами полка дальней авиации: те приступили к отработке норматива по экстренному покиданию аэродрома сразу всеми самолетами полка, и это надо сделать как можно быстрее. Такой приём позволяет спасти самолёты в случае угрозы нанесения противником ракетно-ядерного удара по авиабазе, ведь когда самолёты в воздухе, им атомный взрыв практически не страшен, а уцелевшие ракетоносцы могут нанести по противнику ответный удар.
В алых лучах заходящего солнца, на фоне позолоченных снизу синих облаков, остроклювые громадины одна за другой, в чёткой последовательности, выкатывались со стоянки на рулёжку и двигались к старту. Перед ним образовалась целая очередь из бомбардировщиков, готовых с чудовищным рёвом промчаться ракетой по взлётной полосе и уйти в спасительные небеса. Один самолёт ещё только успевал оторваться от полосы, как другой уже начинал разбег. Шум от десятков одновременно работающих двигателей стоял неимоверный. Кроме того, каждый взлетающий сверхзвуковой ракетоносец с такой невероятной силой рвал воздух десятиметровыми кинжалами пульсирующего пламени из своих турбин, что у наших воинов, наблюдавших всю эту великолепную картину, аж гимнастёрки вибрировали от беспредельных децибел.
Завороженные удивительным зрелищем, они слова вымолвить не могли, а если бы и смогли, то их слова утонули бы в этом адском действе низвергающихся звуков и мечущегося огня.
В темнеющем небе каждый самолёт отмечался парой светящихся точек от работающих на форсаже турбин и тянувшимся за ним чёрным дымным шлейфом. Всего таких огней и шлейфов было несколько десятков. Огни тех, которые взлетели раньше, были уже далеко, а тех, что ушли в небо позже, сверкали ниже, были крупнее и горели ярче. Всё небо было усеяно двойными звёздами и переплетено нитями дымовых следов. Напоминало всё это застывший во времени салют. Красотища!
Когда последний ракетоносец покинул аэродром , и стало совсем тихо, Иван, указывая на россыпь форсажных огней, с гордостью произнёс:
— Представляешь, Ген, ты свидетель, вот ведь все полсотни «тушек» поднялись в воздух, а завтра все до одной, как ни в чём ни бывало, вернутся назад на свою базу!
Зачем он это сказал, он и сам не понял, может, хотел подчеркнуть надёжность нашей боевой авиации, а может, этими словами хотел выразить переполнявшие его чувства восхищения, вызванные яркой демонстрацией мощи сверхзвуковых гигантов и гордостью за нашу грозную авиационную технику.
Поздно ночью, когда Иван уже сменился с дежурства и блаженно отходил ко сну на своей уютной койке, до него донеслись звуки возвращающихся домой серебристых птиц. Он удовлетворённо улыбнулся, повернулся на бок и мгновенно заснул…
Утром Иван, подходя к штабу, чтобы сменить там своего товарища на ответственном посту у Знамени части, взглянул по привычке на «стратегов», и ему вдруг резануло глаза одно явное несоответствие. В чётком, уходящем к горизонту ряду, стоящих на аэродроме остроклювых серебристых «тушек», прямо напротив штаба «деревянной эскадрильи» нет одного бомбардировщика. Словно в идеальном ряду белоснежных зубов голливудской улыбки, вместо одного переднего зуба, появилась щербина, которая просто шокирует своей чернотой! На своих местах ящики с авиационным оборудованием, стремянки, штанга для буксировки, а самолёта нет!
Это обстоятельство крайне взволновало и заинтересовало Ивана. Внутри него зашевелилось вдруг нехорошее предчувствие чего-то недоброго.
После непродолжительных расспросов выяснилось, что волновался он не напрасно.
Ракетоносец, которого не было на стоянке, ночью разбился. Вот такая страшная новость.
Где-то над Кольским полуостровом у самолёта загорелся левый двигатель. Члены экипажа включением противопожарной системы пытались сбить пламя, но безуспешно. Повторная попытка потушить пожар тоже не увенчалась успехом. Если бы удалось его погасить, то на одном правом движке еще можно было бы дотянуть до ближайшего аэродрома и спасти машину. Но пожар разгорался, мог произойти взрыв, самолёт быстро терял высоту. Нельзя было ждать ни секунды, и экипаж получил команду на катапультирование. У Ту-22 есть одна нехорошая конструктивная особенность, заложенная ещё на стадии проектирования. При экстренном покидании «тушки» экипаж катапультируется не вверх, как на большинстве современных летательных аппаратах, а вниз. Катапультирование вверх возможно практически с поверхности земли, когда, например, во время разбега при взлёте случается что-нибудь серьёзное. Кресло с пилотом выстреливается на высоту нескольких десятков метров. Еще во время движения вверх у летчика начинает раскрываться парашют, в верхней точке купол наполняется воздухом и пилот начинает спуск уже с эффективно работающим парашютом, и это в итоге спасает ему жизнь.
Так как у Ту-22 кресла с экипажем отстреливаются вниз, то для успешного срабатывания парашютной системы необходим приличный запас высоты. Иначе экипаж просто разобьётся от удара о землю.
Поэтому- то командир корабля, сделав всё от него зависящее по спасению самолёта, постарался своевременно дать экипажу падающего, горящего бомбардировщика команду на его покидание.
Катапультирование прошло успешно. Все трое членов экипажа удачно приземлились, и вскоре их подобрала поисковая группа. Слава Богу, что всё так благополучно завершилось!
Но тут вдруг Иван вспомнил обращённые к Гинтасу слова о том, что вот, мол, посмотришь, все «тушки» взлетели и также благополучно все до одной обязательно вернутся на свою базу.
«Выходит, я накаркал или сглазил, не знаю как это правильно назвать, — подумал он. — Нет, ну если бы я, к примеру, предсказал, мол, ребята, сегодня один из самолётов не вернётся из полета, и он бы действительно разбился, вот тогда определённо можно было бы сказать — накаркал. А так, что же получается — накаркал наоборот. Хотя всё равно что-то мистическое в этом «антипредсказании» есть. Ну, не говорил бы я об этом вообще ничего, так и вопросов бы никаких не возникало. А так сказал — и получите в ответ, будьте любезны, — не стало самолёта. Ладно, это просто какое-то странное совпадение (или несовпадение) слов и событий. Подумаешь, ничего особенного, просто обыкновенная случайность», — уговаривал он себя.
Но в глубине души всё равно кошки скребли. Они своими острыми коготками расцарапали там приличную рану вины, которая ныла где-то внутри и не давала покоя.
И тут Иван вспомнил: а ведь у него уже не раз были подобные странные случайности.
Однажды начальник штаба дал команду обновить список посыльных. Этим документом предписывается то, какой солдат к какому офицеру или прапору побежит домой в случае объявления тревоги, чтобы оповестить того об этом важном событии, ведь телефоны были только у начальства. Фамилии солдат Иван писал столбиком чёрной тушью, а расположенную напротив колонку с Ф.И.О. вызываемых ими офицеров и прапорщиков, чтобы лучше смотрелось, решил изобразить красным цветом.
Когда он писал фамилии вызываемых командиров, то случайно, вместо пузырька с красной тушью, макнул ручку с пером в стоящий рядом пузырёк с чёрной тушью и написал ею фамилию прапорщика Кулешова. Исправлять не стал — только пачкать, и, очистив перо от чёрной туши, продолжил дальше писать остальных красным цветом. Список повесили на стенде в коридоре казармы.
Через несколько дней авиамеханик прапорщик Кулешов крепко выпил со своими друзьями технического спирта из антиобледенительтной системы самолёта. А это, я вам скажу, очень противная, имеющая какой-то уж очень резкий химический, резиновый привкус, алкогольная жидкость. Организм просто отказывается принимать такую дрянь, огрызаясь рвотным инстинктом, который приходиться с громадным усилием подавлять, чтобы силой загнать эту вонючую гадость в организм. Но всё хорошо, как говорится, в меру. А прапорщик Кулешов, видать, эту меру превысил. В дупель пьяный, он кое-как с помощью друзей добрался до дома и отрубился на своей кровати.
Утром следующего дня он уже не проснулся. Этот самый защитный инстинкт, призванный охранять организм от попадания в него всякой отравы, сыграл с прапорщиком злую шутку — сработал не вовремя, когда тот спал беспробудным сном. В результате чего его стошнило, и он задохнулся, не просыпаясь, собственными рвотными массами. Воистину получился настоящий «мертвый сон».
Это, конечно, ЧП. В части переполох. Начались похоронные мероприятия. И тут старший прапорщик Василевич, друг покойного, спрашивает Ивана:
— Слушай, а когда это ты успел в списке посыльных Кулешова, как умершего, с красного цвета на чёрный исправить?
Иван пробубнил что-то невразумительное в ответ и подумал: «Получается, что я, написав его фамилию траурным чёрным, вроде как отметил Кулешова, приговорил того, поэтому он и умер».
От такой мысли Ивану как-то не по себе стало. Будто бы это он не напрямую, а как бы косвенно, но всё-таки виноват в смерти прапорщика. Совесть его стала мучить. Но в тоже время он понимал, что всё это просто совпадение, но какое-то больно уж подозрительное совпадение…
«Кулешова этого я знал мало. Никаких обид на него у меня нет, зла ему я тоже не желал — не мог я на него порчу наслать. Просто так совпало», — успокаивал себя Иван.
Поздно вечером, когда покойного привезли из госпитального морга, Ивану и ещё троим «молодым» приказали переложить труп с носилок в гроб. Происходило это всё в кромешной тьме крытого брезентом кузова грузовика. «Молодые» в первый раз в жизни имели дело с покойником, поэтому жутко боялись. Немалых трудов стоило Ивану уговорить их влезть в кузов и взять труп за ноги и за руки. Но когда бледные от страха солдаты стали поднимать свинцовое тело прапора, то тот вдруг внезапно издал громкий протяжный стон басом с хрипотцой. Бойцы с ужасом кинули труп, и их из кузова как ветром сдуло. Иван и сам-то напугался, до него, хоть и не сразу, но дошло, что этот хрип вызвал воздух, проходя через голосовые связки покойного, его выдавили, сжав грудную клетку, когда стали поднимать тело. Долго потом пришлось втолковывать это салагам, прежде чем те, пересилив свой страх, выполнили эту, не очень приятную, работу.
Прапорщика Кулешова похоронили со всеми воинскими почестями. А у Ивана всё никак не проходило чувство вины из-за этого случая с черной меткой.
Другой случай не заставил себя долго ждать. Как-то главный инженер части майор Ковалёв вызвал к себе в кабинет Ивана и говорит:
— Слушай, Белов, у меня друг, мы с ним служили, сейчас он «в запасе», работает в службе эксплуатации местного аэропорта. У них там некому, а надо изобразить план-график лётной подготовки. Они меня попросили, говорят, у вас есть художник. Сделай им, пожалуйста.
Ивану было приятно, что он стал «знаменит» уже и за пределами гарнизона.
План-график представлял собой таблицу, в левой стороне которой размещались фамилии пилотов аэропорта, а справа — кто должен какие упражнения выполнить, сколько налетать часов ночью, в тумане и в других условиях в зависимости от классности лётчиков.
Иван быстро выполнил эту привычную для него работу на ватманском листе и отдал её главному инженеру. Тому понравилось, он поблагодарил Ивана. На этом всё вроде бы и должно было закончиться, но не тут-то было…
В Майском аэропорту при заходе на посадку в условиях плохой видимости от обледенения терпит катастрофу рейсовый самолёт Ан-24. Погибает экипаж и все пассажиры. Ужасный случай…
Вкратце надо рассказать об обледенении. Оно происходит, когда самолёт летит сквозь облака или туман, насыщенные влагой, при температуре, близкой к точке замерзания. При этом температура поверхности самолёта от постоянного обдува набегающим потоком воздуха охлаждается и становится минусовой. Капельки влаги, в полёте, ударяясь об эту холодную поверхность, начинают примерзать к ней. Самолёт начинает покрываться коркой льда. Чтобы этого избежать, применяются различные антиобледенительные методы: спирт разбрызгивается по поверхности, с помощью электричества нагреваются отдельные элементы самолёта, либо часть горячих отработанных газов от турбины направляется, например, в наиболее подверженную обледенению переднюю кромку крыла. Обычно все эти способы помогают успешно противостоять обледенению, но бывают особо сложные случаи, когда они не справляются со своей задачей или, же не исправна антиобледенительная система. Тогда крылья покрываются толстой коркой льда, снижается их подъёмная сила, они уже не могут удерживать самолёт в воздухе, кроме того, вес машины от намерзания постоянно увеличивается, рули перестают работать и в конце концов наступает момент, когда воздушное судно камнем падает на землю. Вот такая неприятность и произошла с самолётом Ан-24 Майского аэропорта.
Когда Иван столкнулся в штабе с главным инженером, на том лица не было.
— Ты слыхал, Иван, — остановил его майор, — у «гражданских» Ан-24 разбился?
— Да, я в курсе, товарищ майор, кошмар!
— А я ведь с командиром экипажа знаком, — продолжил инженер, — отличный был мужик.
— А как его фамилия, я же им недавно план-график рисовал, может, вспомню? — поинтересовался Иван.
— Фамилия у него заковыристая — Гостюченко, ты тогда ещё в ней ошибку сделал. Помнишь? Когда они приехали за планом, ты исправлял «н» на «ч».
Конечно же, Иван всё помнил. На листочке, с которого он рисовал план- график, фамилии были написаны от руки и очень неразборчиво, поэтому Иван и ошибся. Но не в этом главное! Опять произошло невероятное трагическое совпадение. Как будто своей ошибкой он решил судьбу этого лётчика — жить ему или не жить. А так как от его жизни зависела жизнь ещё полсотни с лишним человек, то и им был подписан смертный приговор!
Брр! Мистика какая-то! Если в том же духе рассуждать, то можно рехнуться. Поэтому Иван опять убедил себя думать, что это просто случайное совпадение, правда, какое-то уж очень подозрительно странное.
Если несколько похожих событий происходит сразу друг за другом, то это уже не назовёшь случайностью. Скорее это уже система какая-то получается, закономерность. Неутешительный вывод!
Вскоре произошёл четвёртый случай. Но он уже не был связан с писаниной.
Как-то прекрасным солнечным утром проходил Иван мимо лётной столовой. И в этот самый момент из её дверей на крыльцо вышла группа молоденьких лётчиков-лейтенантиков в сопровождении девчонок-официанток. Они только что сытно позавтракали, смеялись, и по всему было видно, что у них прекрасное настроение и что они счастливы. Лётчики, шутливо переговариваясь и улыбаясь, прошли по дорожке к поджидавшему их зеленому автобусу, который повёз их на аэродром.
Эх, и позавидовал рядовой Белов этим ребятам! Они, его ровесники, уже в жизни определились — они лётчики, офицеры. А он кто? Всего лишь какой-то жалкий солдафон с неопределённым будущим!
Ну, позавидовал, позавидовал и пошёл себе дальше в свою парашютку. А у «истребителей» в этот день были полёты.
Где-то в полдень пришло страшное известие. Один перехватчик Су-9 разбился. На малой высоте заходил на посадку. На вираже не выдержал скорость, свалился вниз и врезался в пашню. Молодой пилот погиб.
«Вот это да! — вскрикнул в душе Иван, — опять совпадение? Позавидовал пацанам, а погибший был точно среди них, словно сглазил! Не знаю, как жить с этим?»
Отец погибшего, генерал авиации, командир дивизии, прилетел за сыном на транспортном самолёте, чтобы забрать его тело и захоронить на родине. Представляю, какой для него это был удар — смерть сына!
Когда самолёт, увозя погибшего в его последний полёт, медленно проплыл над военным городком и на прощание несколько раз плавно покачал своими длинными крыльями, то многие не смогли сдержать слёз.
«А мне-то теперь что делать? Ждать новых совпадений? Всё равно я изменить ничего не могу. Если они и будут, то пусть хотя бы не с такими тяжкими последствиями, иначе у меня крыша поедет — это уж точно», — думал Иван.
На счастье, в дальнейшем больше ничего подобного не случалось. Закончилась череда этих жутких, странных совпадений. А может быть, Иван просто перестал их замечать?
Автор: Виктор Лиховид
А вы говорили в России нет других Лидеров... Есть. И когда они станут у руля, наши "партнёры" будут вспоминать Темнейшего, как самого доброго в мире Санту!