Прошла очередная, четвертая по счету Консультативная встреча глав государств Центральной Азии, где неформальное лидерство по праву можно отдать Казахстану. Как-то повелось у нас в прессе называть подобные государственные посиделки «символическими». Дескать, сильные различия между участниками, нерешаемые проблемные узлы и лидерские амбиции крупнейших игроков – Узбекистана и Казахстана – априори не могут привести к содержательному результату. Амбиции, несомненно, имеются, как и принципиальные различия, однако в этом конкретном случае символизм следует признать неверным термином.Результатом данной встречи стало подписание
Символические посиделки
, текст которого однозначно вызовет много вопросов. И, к сожалению, скорее не самых позитивных вопросов. Задавать их, правда, необходимо даже не подписантам данного документа, а в родные ведомства, которые курируют развитие регионального сотрудничества и вопросы безопасности на этом направлении. Если не знать предыстории и посмотреть на некоторые положения Договора свежим взглядом, то их содержание может вызвать некоторое недоумение. Например, «воздерживаться от применения силы или угрозы силой в межгосударственных отношениях между собой, обязуются не вступать в военные союзы, блоки либо в иные объединения государств, направленные против договаривающихся сторон». Или стороны «обязуются не допускать использования своих территорий, систем коммуникаций и другой инфраструктуры третьими странами в ущерб суверенитету, безопасности, стабильности и территориальной целостности друг друга». Вроде бы все вполне логично, страны – соседи и должны вырабатывать максимально действенные механизмы сотрудничества. Вопрос в другом: у нас есть механизмы Договора о коллективной безопасности (ДКБ) и даже целая Организация коллективной безопасности (ОДКБ). Есть ЕАЭС, ШОС, Совещание по мерам доверия и взаимодействию в Азии (СВМДА), прочие формы многостороннего взаимодействия, тем не менее зачем-то потребовалась еще одна, и уже не только совещательная.Также интересно то, что обсуждалось присутствие на встрече азербайджданской стороны, что не сложилось (согласно одной из версий) по причине нежелания сторон привлекать уже турецких представителей. Не было представителей и России, Ирана, Китая – крупнейших внешних игроков. А ведь вопросы обсуждались довольно существенные: водный баланс – ахиллесова пята региона, делимитация границ, снятие барьеров и напряженности и запуск торговых путей, в том числе через Турцию и Иран, взаимодействие в военной сфере с прицелом на Афганистан, противодействие «внешнему влиянию и дестабилизации». Последнее обстоятельство немаловажно, ведь за полгода в регионе прогремели протесты в Узбекистане и Казахстане, Таджикистане (Г. Бадахшан), стреляли (и неоднократно) на границе Таджикистана и Киргизии. Саммит проходит в два этапа – неформальные встречи, где отдельно общались президенты Кыргызстана, Казахстана и Узбекистана, а потом общее совещание, на котором к ним присоединились коллеги из Таджикистана и Туркмении. Собственно, на этом мероприятии был подписан Договор первыми тремя участниками, а вторые пообещали оформить подписание после соответствующих «процедур».
Повестка
Основная повестка саммита озвучивалась преимущественно казахстанской стороной, главным спикером, а по сути, модератором встречи однозначно выглядел также Токаев. В чем важность подобных «мелочей»? Они свидетельствуют о том, что как минимум три страны смогли договориться по действительно глубокому сотрудничеству. А Казахстан и Узбекистан – это ведущие экономики региона, в том числе по географии и населению. Обратим внимание на следующее.
«В самые сложные дни пандемии мы проявили единство и сплоченность, без колебаний оказывая друг другу всю необходимую продовольственную, медицинскую и иную гуманитарную помощь»,
– отметил К.-Ж.Токаев. Ковид-19, конечно, прошелся по мировой торговле довольно жестко. Но, вероятно, не многие в курсе того, что в самом «пандемийном» 2020 году в России «зависли» сотни тысяч граждан Таджикистана и Узбекистана – самолеты не летали, а граница с Казахстаном была закрыта. В то время несколько месяцев еле дышала сфера услуг, в крупных городах России не работали даже строительные объекты – все эти люди находились в подвешенном состоянии, а пункты пропуска работали по 500 чел. в неделю. В общем, единство и сплоченность находились на исключительном уровне. Между Узбекистаном и Казахстаном велась серьезная конкуренция за инвестиционные пакеты, транспортные маршруты, а пограничные пункты пропуска так вовсе были притчей во языцех. Тем не менее мы не наблюдаем даже отголосков всех этих проблем. Наоборот, сутки велась крайне плотная работа в неформальной обстановке перед совещанием.Узбекистан и Киргизия, которые имеют не просто пограничные претензии. Киргизия и Таджикистан – это источник воды (Амударья, Сырдарья, Зарафшан, Вахш, Пяндж). Туркмения, Узбекистан и существенная часть Казахстана – потребители этого стока. При этом на самом деле проблема водоснабжения носит не просто системный характер, она критическая. Сток воды уменьшается, прогнозы не вызывают никакого оптимизма (минус 25–30 % к 2030 году). Нет притока воды – невозможны никакие экономические рывки, да и плавное развитие тоже. Более того, обмеление – это прямой вопрос продовольственной безопасности и миграции.Единственным решением проблемы, поскольку дождь вызывать еще не научились, является кратное сокращение прямых потерь воды при орошении, бурение скважин, строительство современных очистных сооружений, реконструкция старых, создание накопителей на базе новых ГЭС. Других способов на практике не существует. Это крупные инвестиции, которых у источников воды – Киргизии и Таджикистана в необходимом объеме нет, а чтобы туда инвестировали соседи, следует договориться как минимум о границах. И здесь поле деятельности для ЕАЭС, казалось бы, просто олимпийского масштаба, однако основным инвестором в гидрогенерацию в регионе оказался… Иран, который не только достроил Рогунскую ГЭС, но и участвует еще в шести подобных проектах. Самое интересное, что до 2015 года Россия проявляла существенную активность в плане возможности строительства и реконструкции ГЭС в регионе (Таджикистан, Узбекистан), но потом отошла в сторону. Почему? ГЭС нужны были для выработки энергии, а она – для участия в проектах в сфере металлургии, не срослось последнее – нет нужды в первом. Но в данном случае проблема-то шире. Ведь мало построить ГЭС, нарастить запасы воды и дать генерацию – эту воду еще надо доставить и с минимальными потерями, потому что оросительная система, которая не имеет надлежащего ухода, не может давать нормальную воду, как по качеству, так и по количеству. А ведь длина стока – от полутора тысяч километров. Более того, сама по себе постройка ГЭС без реконструкции ирригационной системы – это фактически гарантия снижения водопотребления ниже по течению, в лучшем случае временного, а в нижнем течении Арал и так практически пересох, и без воды остается регион величиной с две Франции. Казалось бы, Бог с ними с «франциями», но следует учитывать, что не существует в мире более жесткой причины для миграционных процессов, чем дефицит воды. Титанический кризис на Ближнем Востоке с миллионами мигрантов разразился не только и не столько от военных действий, неких проектов «газопроводов из Катара». Его первопричиной стала сильнейшая засуха, которая просто метлой вымела население из внутренних районов Сирии и Ирака. А наш близкий и дорогой во всех смыслах партнер – Турция – еще и перекрыл плотинами стоки рек Оронт, Тигр и Ефрат, да так, что теперь там можно в некоторых местах их перейти вброд. Взгляды и интересы России много лет были устремлены в другом направлении – западном, а сейчас там находятся и войска, и эпицентр политики и экономики, хотя нет в мире лучшей возможности влиять на все процессы в соседнем государстве, как помочь добыть и сохранить воду. Россия долгое время смотрела на регион не «в целом», а с точечной утилитарной точки зрения – конкретных отраслевых проектов частной инициативы. Китай видел точку приложения в плане разработки углеводородов и стыковки их маршрутов, хотя от него ждали как раз участия в сфере товарной логистики. Товарной логистики не складывалось, а инвестиции шли в сырье. Западные компании освоили Западный же Казахстан. Вопрос, кто инвестировал в воду, которая дает продовольствие и является основой для всех остальных отраслей промышленности и жизнедеятельности в целом? А никто.Чтобы решать подобные вопросы, вполне понятно, что необходимо договариваться о зонах ответственности и делить водный актив – провести границу. Нет границы, непонятно, кто и чью воду берет. И здесь многое зависит от того, кто эти переговоры инициирует, ведет и модерирует.
«Казахстан как единственное на постсоветском пространстве государство, которое осуществило полную делимитацию своей протяженной границы, готов оказать посильное содействие в поиске взаимоприемлемых решений»,
высказался Токаев. Вот в наших СМИ тот момент, что казахстанский президент делал ранее постоянный акцент на решении пограничных вопросов, относили к его, Токаева, «дипломатическому складу». Мол, это его профессиональный, личный конек. А если разобраться, то тот, кто договорился в регионе с дефицитом воды о границе, договорился о разделе самого важного ресурса и весьма существенно повышает свой переговорный статус. Но у нас нет такого дефицита, и нашему обывателю это объективно сложно понять – другая ситуация. Однако, помимо обывателя, у нас, по идее, должны быть в наличии «специально обученные и оплаченные люди», которые эти нюансы понимают.И вот теперь впервые предметно договариваются о формировании «коалиции» две крупнейших экономики – потребителей воды, и экономика поменьше – основной источник водных ресурсов. Рынок емкостью около 70 млн чел. Рядом находятся Таджикистан, который сегодня на 2/3 связан с Ираном, и закредитованная Китаем Туркмения, которые пока в эту формирующуюся коалицию не вошли (иначе бы и Договор проработали заранее, и в кулуарах поучаствовали бы), но внимательно наблюдают за тем, как инициаторы этого нового экономического пула, ранее не способные выработать без внешнего модератора единую политику, будут искать новых инвесторов. И от того, насколько эти поиски будут успешными, будут зависеть и их собственные действия.Какова вероятность подобного успеха? Скажем так, она действительно существует, и источник таких инвестиций для региона традиционно находится в Персидском заливе – это Саудовская Аравия, ОАЭ и Катар. Эти страны продвигают исламский банкинг, открывают представительства инвестиционных фондов, которые довольно солидно накачивают при необходимости средствами. Некоторые ресурсы имеет и Турция, хотя она больше стремится предоставлять возможности как торговой площадки – биржи и логистики. То, что данный саммит не просто государственные посиделки, а нечто большее, хорошо свидетельствует и такое обращение Токаева:
«мы не должны замыкаться в зафиксированных географических пределах. В работе Консультативных встреч лидеров Центральной Азии могли бы принимать участие в качестве приглашенных гостей высокие представители и других сопредельных государств, например, России и Китая».
Не забыли, пригласили или все-таки «спасибо, что вспомнили»? Очень дипломатично, очень грамотно, но вот это . А чего сейчас-то не принимали, почему в этот раз не участвовали? Видимо, вспомнили то, как представитель МИД Китая еще недавно рассказывал, что странам региона в политику больших держав лезть не стоит, что сырье желательно продавать туда, куда надо, а в европейские игры в энергетике лучше не играть. Только ни с Востока, ни с Севера великие державы не объясняют, как наполнять каналы водой – идет большая шахматная партия на нескольких досках, требуется тишина в зале.Ну вот, пока великие гремят громами, бросают друг в друга турбины, валютные курсы и бочки с черным золотом, те, кто поменьше, решили войти в коалицию, чтобы решать насущные проблемы. Эта коалиция не антироссийская, как поспешили уже объявить некоторые медиа, она и не пророссийская – она сама по себе. Это своеобразный ответ на то, что Китаю нужны только ресурсы, России нужна тишина, а Западу – очередная «анти-Россия» в ее южном тылу. Средняя Азия не хочет быть аналогом Украины, но и не очень понимает, как взаимодействовать с нашей страной, которая на насущные проблемы обращала и обращает мало внимания.
Вот «условно хорошо» это или «условно плохо» в будущем?
Все зависит от того, что мы в России сами хотим, и получится ли у наших соседей «раскрутить» Ближний Восток на инвестиции в насущные водные вопросы, а если смотреть глубже – в легкую и пищевую промышленность и сельское хозяйство.Если предположить, что инвестиционный пул будет создан в необходимых масштабах, то мы получим несколько новых маршрутов углеводородов на юг, в которых, скорее всего, будем представлены в небольших долях, единый рынок, только частично стыкующийся с рамками ЕАЭС, а также Казахстан как безусловного регионального лидера и представителя. Серьезно усилятся и позиции Турции. Учитывая, что Иран превращается также в регионального лидера, который сегодня контролирует разными путями примерно половину торговых путей на южном направлении, о какой-то «рублевой зоне» в Азии нам нужно будет забыть. Вообще, получается интересная конструкция: Казахстан – лидер в Средней Азии, Иран – на одной части Ближнего Востока, «арабский триумвират» – на другой, в передней Азии и на Балканах – Турция, на юго-востоке и в Тихом океане – Китай. На западе – там, собственно, Европа. Так что мы, с немалой вероятностью, станем лидерами… для самих себя. Второй вариант, что инвестиций «концессионеры» достаточных не найдут. В таком случае Среднюю Азию ждет медленный, но неизбежный кризис, осложненный тем, что он имеет природные, естественные и глубокие причины. А вот тут мы можем столкнуться с по-настоящему крупными миграционными волнами. Первый вариант не выглядит оптимальным с точки зрения того масштаба задач, которые поставила перед собой Россия, вступив в столь жесткую конфронтацию с глобальной либеральной системой, второй же предполагает в будущем крупные затраты на безопасность, которые были бы потрачены в любом случае, только могли стать инвестициями.
