Всю жизнь, или, во всяком случае, ту часть жизни, что я даю комментарии разным СМИ как политический аналитик и советник, я боюсь оказаться вот таким смешным пикейным жилетом, рассуждающим, надув худые щеки, о том, о чем имеет весьма смутное представление. Всю дорогу я говорю: я не международник. А сегодня вот решил оскоромиться.
Тема такая, что трудно найти человека, которому она неинтересна и которому совсем нечего сказать: нам грозит новая мировая война или пока еще нет?
Нет, говорю я вам, и не как пикейный жилет, а как политтехнолог, собрав весь свой опыт и понимание того, что такое политика.
После всего, что случилось ночью в Ираке и Иране, скорее всего, большой войны не будет. «Будет такая борьба за мир, что мало никому не покажется».
Будет «эскалация международной напряженности», всплески насилия, будет много громогласных заявлений и, увы, не исключено, что довольно много смертей в локальных, непрогнозируемых, вялотекущих бесконечных вооруженных столкновениях и терактах. Через границы некоторых уже разрушенных стран ближнего востока будут летать ракеты.
Но того страшного, что мы представляем себе, когда говорим «война» - этого не случится.
Во-первых, потому, что когда мы говорим «война», мы имеем в виду такую войну, в которой участвует Россия. Наша армия, наши солдаты, наши танки и самолеты. Россия стороной ближневосточного конфликта не является. Россия там – уважаемый и всеми признанный арбитр, сила, способная решать проблемы и не желающая создавать новых.
Что бы ни случилось между янки и персами, русские ни по ту, ни по другую сторону фронта костьми ложиться не будут.
Во-вторых, потому, что мы тут, в России, знаем, что такое война и, когда говорим это слово, имеем в виду кошмар, по масштабам сопоставимый со второй мировой. Когда гибнут миллионы, разрушаются города, когда объявлена мобилизация, такая, что на фронт уходят целые поколения мужчин, когда враг у ворот, а нам нужна одна победа, мы за ценой не постоим, и потом мы во вражеской столице, когда карточки, эвакуация, когда нет ни одного человека в стране, кого война не касалась бы.
Ничего подобного нет и не предвидится. Российская армия участвует в боевых действиях в Сирии, но для нас это не война. Не тот масштаб, чтобы общество это так воспринимало.
В-третьих и в главных, чтобы случилась настоящая большая война, пусть не у нас, пусть там, между чужими большими странами, эти страны должны хотеть воевать. Точнее, их лидеры должны быть уверены, что противоречия между ними не могут быть разрешены иначе, чем в последней схватке, мы или они.
А они не хотят воевать. Вспомнив снова про славный город Черноморск, «у людей большое горе, они хотят поторговаться».
Американский президент делает страшные глаза и пишет грозные твиты, а после того, как вражеские ракеты поразили американскую военную базу, сообщает городу и миру, что никто не погиб, ничего особенного не разрушено, и идет спать, отложив официальное заявление своему парламенту на европейский вечер, на американское утро следующего дня.
Иранские лидеры сообщают, что погибло несколько десятков ненавистных захватчиков, удар нанесен по той самой базе, с которой взлетели беспилотники, чтобы убить иранского генерала, месть свершилась, они удовлетворены. Министерство обороны США объявлено террористической организацией – это чтобы мало не показалось.
То есть Иран обозначил свою решимость воевать, если не будет другого выхода и одновременно показал, что он воевать по-настоящему не хочет. Расширять влияние в Ираке и в Сирии, на Аравийском полуострове – хочет. Мириться с США – не хочет ни в коем случае. Но воевать, поставив на карту все, теряя тысячи жизней? Нет.
Все это для того, чтобы заключить некое соглашение, в частности, как раз о ненападении, разграничить сферы влияния, немножко прибрести, не уступив ничего важного.
А для американцев вопрос вообще не может так стоять: идем ли мы на большую войну. Для американцев потери станут неприемлемыми уже в том случае, если иранские СМИ сказали сегодня правду про десятки погибших на базе морпехов. Не готовы янки терять одномоментно ни одной роты, тем более, батальона. Не согласится американский избиратель с такими потерями.
Маленькая победоносная война – это пожалуйста. Прославлять героев, храбро стреляющих в безоружных на партизанской войне – с удовольствием. Но вереница гробов из далекой страны? Нет, к такому избиратель не готов. Ни избиратель Трампа, ни избиратель демократов.
***
Но при всем при этом – какая-то тень опасности настоящей, глобальной войны с применением самого страшного оружия, конечно, есть.
Со стороны США эту опасность воплощает их президент. Ему нужно быть, в глазах тех, кто осенью будет голосовать за него, очень сильным, самым сильным в мире и весьма решительным. И все время повышать ставки, потому что вчерашняя крутизна сегодня уже обесценивается. Для этого он приказал убить иранского генерала, наплевав на все международные нормы, и хвастался этим приказом. Для этого он сыпет угрозами в адрес кучи разных стран – и заговаривается, объявляя себя готовым не просто воевать, а совершать военные преступления.
Угроза бомбить объекты культуры – это угроза совершить военное преступление. Он не понимает, видимо, что говорит, он полагает, что это такой вариант эскалации, не более, но если эти слова по ту сторону еще не открытого фронта воспринимают всерьез… Да если он в пылу своей предвыборной кампании отдаст приказ действительно послать хоть одну ракету в сам Иран и эта ракета разрушит древний дворец или почитаемую святыню… Тогда выхода у Ирана не останется.
Со стороны Ирана опасность исходит от тех, кто слишком всерьез принимает громогласные заявления типа «мы должны уничтожить Израиль». Израиль не за океаном, до него можно дотянуться – и в какой-то момент эскалации кто-то может решить, что это неплохая идея, ракета, долетевшая до какого-нибудь города на берегу Средиземного моря.
Чем они ответят, снова заявлениями и «санкциями»? Но, как и в случае прямого удара по Ирану, в этом случае с другой стороны фронта не останется вариантов – придется воевать всерьез, как бы ни хотелось остаться в счастливом мирном вчера.
Тень опасности есть. Но именно тень. Хотя бы потому, что, раз это понятно пикейным жилетам, понятно и людям, принимающим решения.
Андрей Перла
