Трагическая гибель императора Павла I

В этой статье мы продолжим рассказ о заговоре против Павла I и поговорим о гибели этого императора и судьбе его убийц.

Поход пьяных гвардейцев

Как мы помним из предыдущей статьи, накануне убийства Павла I в доме генерал-губернатора Петербурга П. А. Палена собрались от 40 до 60 гвардейских офицеров, все они, кроме Беннигсена и самого Палена, были пьяны. Именно тогда Пален сказал свою знаменитую фразу:

«Напоминаю, господа, чтобы съесть яичницу – нужно сначала разбить яйца».

Пален предложил разделиться на две группы: «официальную», с ним во главе, и «ударную», которую должны были вести Платон Зубов и Беннигсен. Поскольку все вдруг пришли в замешательство, ему пришлось «расставлять всех, кроме генералов, без разбора, по очереди: одного направо, другого налево». Братья Зубовы разделились: Николай пошел с Платоном и Беннигсеном, Валериан, который был одноногим (и ему было трудно подниматься по лестнице) – с Паленом. А. С. Пушкин так описывал этот «поход» в стихотворении «Вольность»:

«Он видит – в лентах и звездах,

Вином и злобой упоенны,

Идут убийцы потаенны,

На лицах дерзость, в сердце страх».

Пален свой отряд расположил у парадного входа, заявив, что будет арестован каждый, кто попытается придти на помощь к императору. Однако многие полагают, что в случае провала миссии второй группы, он собирался арестовать как раз неудачливых заговорщиков. Зубов и Беннигсен привели своих людей к Рождественским воротам замка. С ними был предавший императора плац-майор Аргамаков, который имел право доступа к императору. Снова обратимся к стихам А. С. Пушкина:

«Молчит неверный часовой,

Опущен молча мост подъемный,

Врата отверсты в тьме ночной

Рукой предательства наемной...»

Уже в замке заговорщики начали постепенно «отсеиваться», и с каждым шагом их становилось всё меньше. Бежать попытался даже Платон Зубов, но его остановил Беннигсен, заявивший:

«Как? Вы сами привели нас сюда и теперь хотите отступать? Это невозможно, мы слишком далеко зашли… Жребий брошен, надо действовать. Вперед».

К дверям спальни Павла I подошли то ли 10, то ли 12 человек. Здесь стояли часовой Агапеев и комнатный гусар Кириллов. Они были безоружными, и потому заговорщики легко и быстро справились с ними: оглушили ударами сабли по затылку (некоторые утверждают, что оглушен был один из них, а другой – убежал). После этого Аргамаков вступил в переговоры с царским камердинером. Некоторые вспоминали, что он утверждал, будто наступило утро, и императора пора будить, другие – что он говорил о пожаре. Камердинер был очень удивлен, но всё же приоткрыл дверь – этого оказалось достаточно: заговорщики ворвались в императорские покои. Павел услышал шум, и он мог бы спастись, если бы по совету Палена, не приказал заколотить дверь в спальню императрицы. Но остаётся загадкой, почему он не воспользовался потайным ходом, ведущим в комнату своей фаворитки – Анны Гагариной? Растерялся и просто забыл о такой возможности? Или – не успел открыть дверь, и вынужден был прятаться в своей спальне? Некоторые вспоминали, что он встал за оконной занавеской, другие – за каминным экраном, третьи – что он находился за прикроватной ширмой. Так или иначе, не обнаружив императора в спальне, заговорщики были близки к панике, поскольку всем было ясно, что никакими разумными доводами это ночное вторжение в спальню императора объяснить будет невозможно, и уцелевший Павел никого не пощадит. Хладнокровие сохранял лишь Беннигсен, который, ощупав постель, заявил:

Убийство

«Гнездо теплое, птичка недалеко».

Очень скоро Павел был обнаружен, и обнаживший шпагу Беннигсен объявил ему:

«Государь, Вы мой пленник, и вашему царствованию наступил конец. Откажитесь от престола и подпишите немедленно акт отречения в пользу великого князя Александра».

И добавил:

«Не противьтесь, государь! Дело идет о вашей жизни!»

Павел, который одного из заговорщиков принял за своего сына Константина, пытался вырваться из спальни. В этот момент в замке раздался какой-то шум, и окончательно струсивший Платон Зубов первым выбежал из спальни, за ним последовали многие другие заговорщики. Наедине с императором остались лишь несколько человек во главе с Беннигсеном (а некоторые полагают, что только Беннигсен). Однако оказалось, что к покоям императора направлялись не верные ему солдаты, а другие заговорщики – отставшие ранее. Беннигсен потом вспоминал:

«Мои беглецы между тем встретились с сообщниками и вернулись в комнату Павла... произошла страшная толкотня, ширма упала на лампу, и она погасла. Я вышел, чтобы принести огня из соседней комнаты. В этот короткий промежуток времени Павла не стало».

Однако другие заговорщики рассказывали, что в момент убийства Беннигсен стоял поблизости со свечкой в руке и разглядывал висевшие в прихожей картины.Теперь Платон Зубов зачитал императору акт отречения, но Павел твердо ответил: «Нет, я не подпишу», и тогда раздался крик полковника В. Яшвиля – начальника конногвардейской артиллерии:

«Князь! Полно разговаривать! Теперь он подпишет все, что Вы захотите, а завтра головы наши полетят на эшафоте».

То есть не только Пален, но и многие другие заговорщики прекрасно понимали, что императора следует убить даже в случае подписания им требуемого документа. Павел стал звать на помощь, и в дело вступил Николай Зубов – «человек громадного роста и необыкновенной силы», которого знакомые называли «быком» (а некоторые «за глаза» – и «тупым быком»). Со словами «что ты так кричишь», он ударил императора по руке. Возмущённый Павел в свою очередь ударил и оттолкнул его. Царь теперь вёл себя настолько уверенно и смело, что заговорщики снова растерялись, но Беннигсен и Платон Зубов уже открыто призывали к расправе над ним. Утверждают, что Беннигсен сказал:

«Дело идет о нас. Ежели он спасется, мы пропали».

Его поддержал Платон Зубов, заявивший:

«Чего вы хотите? Междоусобной войны? Гатчинские ему привержены! Здесь все окончить должно!»

После этого Николай Зубов с размаха ударил Павла золотой табакеркой в висок.Император упал, и на него набросились другие заговорщики. Кто-то сорвал шарф, висевший над кроватью Павла, и принялся душить им императора. Многие считают, что роль палача выполнил офицер Измайловского полка по фамилии Скарятин. Платон Зубов стоял рядом, отвернувшись к окну, и все время повторял:

Портрет графа Н. А. Зубова работы неизвестного художника

Табакерка Николая Зубова, подаренная ему Екатериной II

«Боже мой, как этот человек кричит!»

Скоро все было кончено. В записках одного из лейб-медиков можно прочитать:

Смерть Павла I на гравюре Утвайта с рисунка Филиппото

«Тело Павла I было все в кровоподтеках. Серьезная рана в районе виска, большое красное пятно на боку, ссадины на коленях, свидетельствовавшие о том, что стоявшую в этой позе жертву пытались задушить. Множественные ссадины и синяки, оставшиеся после ударов, которые, вероятно, были нанесены после смерти императора».

Дальше были серия обмороков (притворных и настоящих), актёрская игра, неприкрытый цинизм и соперничество сына с матерью. Получив известие о смерти отца, Александр I попробовал было заплакать, но передумал, после того, как Пален сказал ему:

«Александр Благословенный» начинает царствовать

«Полно ребячиться. Ступайте царствовать».

Сообразив, что сила сейчас не на его стороне, и «на царство» могут позвать кого-то ещё, Александр решил начать царствовать – но не тут-то было. О своих претензиях на корону заявила его мать императрица Мария Федоровна. Услышав шум, она решила, что начался пожар и, одевшись, попыталась выйти из спальни – но была остановлена стоявшими у дверей заговорщиками, которые буквально затолкали её обратно. Будучи неглупой женщиной, она, конечно же, поняла, что происходит очередной дворцовый переворот. И потому известие о смерти мужа, с которым по приказу Палена пришла к ней графиня Шарлотта фон Ливен (гувернантка младших детей Павла I), не должно было застать её врасплох. Ланжерон вспоминал:

Мария Федоровна на портрете работы неизвестного художника, конец XVIII века

«Госпожа Ливен… сообщила ей (Марии Федоровне), что с императором апоплексический удар и что ему очень дурно.

– Нет, – воскликнула она, – он умер, его убили!

Госпожа Ливен не могла долее скрывать истины; тогда императрица бросилась в спальню своего мужа».

А вот, как вспоминала об этом сама Ливен:

«Она (императрица) с криком требовала, чтобы ее допустили к усопшему. Ее убеждали, что это невозможно. Она на это восклицала:

– Так пусть же и меня убьют, но видеть его я хочу!»

А затем императрица решила, что вполне может заменить на престоле убитого мужа – в самом деле, чем она хуже Анны Иоанновны, Елизаветы Петровны и двух Екатерин? На протяжении четырёх часов она твердила, что «хочет править» (ich will regieren) и отказывалась признавать сына императором. Наивная женщина не понимала, что гвардейцы в России благотворительностью не занимаются, и для того, чтобы стать императрицей, нужно иметь как минимум «известное количество гренадеров, погреб с водкой и несколько мешков с золотом» (слова саксонского посланника Петцольда, сказанные им после захвата власти Екатериной II). Тем не менее Мария Федоровна действует. Она пытается прорваться в комнату, где доктора в это время пытаются скрыть следы «апоплексического удара табакеркой в висок». Вельяминов-Зернов так вспоминал об этом:

«Вдруг императрица ломится в дверь и кричит: «Пустите, пустите!»

Кто-то из Зубовых сказал: «Вытащите вон эту бабу». Евсей Горданов, мужчина сильный, схватил ее в охапку и принес, как ношу, обратно в ее спальню».

Мария Федоровна сумела выбраться из спальни и попыталась с балкона обратиться к войскам – оттуда её «убрали» по приказу Палена. Мария Федоровна окольными путями, через другие комнаты, снова прошла к спальне мужа, здесь ей путь преградили 40 семеновцев во главе с К. Полторацким, который вспоминал:

«Императрица... вошла и сказала ломаным русским языком: «Пропустите меня к нему». Повинуясь машинальному инстинкту, я отвечал ей: «Нельзя, Ваше Величество».

– «Как нельзя? Я еще государыня, пропустите».

– «Государь не приказал».

– «Кто-кто?»

– «Государь Александр Павлович».

Она вспылила, неистово отталкивая, схватила меня за шиворот, отбросила к стене и бросилась к солдатам. Я дал им сигнал скрестить штыки, повторяя: «Не велено, Ваше Величество».

Она горько зарыдала».

Появился Беннигсен, который предложил ей перестать «играть комедию»:

«Она погрозила мне пальцем со следующими словами, произнесенными довольно тихо: «О, я вас заставлю раскаяться».

Затем Беннигсен от имени нового императора потребовал от неё следовать за ним в Зимний дворец – для присяги императору. Принц Евгений Вюртембергский вспоминал:

«Мария Федоровна воскликнула: «Кто император? Кто называет Александра императором?», на что Беннигсен ответил: «Голос нации». Она ответила: «Я его не признаю», и, так как генерал промолчал, она тихо добавила: «Пока он мне не отчитается за свое поведение». Беннигсен снова предложил ей отправиться в Зимний, и молодая императрица поддержала его предложение. Однако императрица-мать приняла это с большим неудовольствием и накинулась на нее со словами: «Что Вы мне говорите? Не я должна повиноваться! Повинуйтесь, если желаете»!»

Елизавета Алексеевна ответила:

«Эта страна устала от власти толстой старой немки (Екатерины II). Оставьте ей возможность насладиться молодым русским царем!»

Мария Федоровна еще бродила по дворцу, и, как утверждают, то дралась с солдатами, то падала перед ними на коленях. Наконец, смирившись с поражением, отправилась в Зимний дворец. Затем она пришла к телу мужа – вместе с Александром. Здесь Мария Федоровна «с видом, полным достоинства» сказала сыну:

«Теперь вас поздравляю – вы император».

Не зная, что ответить, Александр предпочёл упасть в обморок. Придя в себя, он послушно пообещал, что при нем все будет, «как при бабушке». Часто приходится читать, что при известии о смерти Павла I Петербург охватило ликование. Остается только уточнить, что радовались его гибели только дворяне, народ же скорбел о смерти этого императора, имеются многочисленные свидетельства о том, что в течение долгого времени простые люди ставили свечки в память о Павле, и даже просили его о «небесном заступничестве». Причиной смерти Павла I был объявлен апоплексический удар, однако истинная причина была, что называется, секретом Полишинеля, и потому придворные остряки сразу же «уточнили диагноз»: «апоплексический удар в висок табакеркой». Тем не менее вплоть до 1905 года официальной причиной смерти этого императора называли инсульт. Скрыть следы этого удара на лице императора не сумели ни медики, ни придворный живописец, и потому во время официального прощания покойного на лоб надвинули треугольную шляпу, скрывшую левый глаз и висок. Манифест о восшествии на престол Александра написал сенатор Трощинский – между прочим, свояк отца Николая Васильевича Гоголя, он тоже входил в состав заговорщиков. Никто из убийц императора не понес серьезного наказания, и Наполеон имел полное право иронизировать над Александром:

После убийства императора

«Если бы в то время, когда Англия замышляла убиение Павла I, знали, что зачинщики заговора находятся на расстоянии одного лье от границы, неужели бы не постарались бы схватить их?»

Пален по настоянию вдовствующей императрицы Марии Федоровны был отправлен в отставку «за болезнями от всех дел» и до февраля 1826 года спокойно жил в своем курляндском имении, нисколько не раскаиваясь и заявляя всем, что совершил «величайший подвиг».Никита Петрович Панин был возвращен в Петербург и фактически возглавил коллегию иностранных дел. Потом отправился в путешествие по Европе. По возвращении охладевший к нему Александр I выслал Панина в принадлежавшую ему усадьбу Дугино – и эта опала ни в коей мере не связана с убийством Павла I.

Дугинский дворец на фотографии начала XX в.

Здесь тот в полном достатке прожил более 30 лет, занимаясь главным образом изучением оккультных наук и магии. При этом жаловался, что «подвергся гражданской казни». Беннигсен, которого, как мы помним, супруга убитого императора обещала «заставить раскаяться», уже в марте 1801 года был назначен литовским губернатором, в июне следующего года стал генералом от кавалерии. Много воевал против Наполеона и его маршалов (битвы при Пултуске, при Прейсиш-Эйлау, при Гуттштадте, при Гейльсберге, под Фридландом, при Бергфриде, Бородинское и Тарутинское сражения, битва у Лейпцига, осада Гамбурга). В 1818 году вышел в отставку и уехал в Ганновер, умер в октябре 1826 года.Платон Зубов в конце 1801 года уехал за границу, где, как мы помним из статьи Платон Зубов. Последний фаворит Екатерины II

, участвовал в анекдотичной дуэли с шевалье Жозефом де Саксом, который когда-то чуть не занял его место в постели Екатерины. Через год вернулся в Россию. В 1814 году поселился в своем литовском поместье Янишки. Соседи вспоминали о нем, как о быстро одряхлевшем невероятно скупом и неряшливом человеке. За год до смерти 54-летний Платон неожиданно влюбился в 19-летнюю бедную дворянку Теклу (Феклу) Игнатьевну Валентинович (этой семье принадлежало всего 30 «душ» крестьян) и фактически «купил» ее у родителей – за миллион рублей.

Текла Валентинович на портрете Изабе, 1820 г.

Они поселились в усадьбе Руэнталь, здесь через три недели после смерти Зубова (бывший временщик Екатерины II умер в апреле 1822 года), Текла родила дочь, умершую в младенчестве. К. Валишевский сообщает, что в качестве наследства ей достались «двадцать миллионов, которые уже давно бесполезно лежали в кладовых дома» и много бриллиантов. Родственники Платона пытались судиться с ней, но не преуспели. В дальнейшем эта женщина вышла замуж за графа Андрея Шувалова, от которого родила троих детей.Николай Зубов, который и нанес отцу Александра I «апоплексический удар в висок табакеркой», и вовсе остался на службе и при своих должностях – обер-шталмейстера и президента Придворной конюшенной конторы. В отставку он вышел в 1803 году, умер в своем московском имении в августе 1805 года – в возрасте 42 лет.Часто болевший Валериан Зубов поселился в курляндском поместье, где вел тихую неприметную жизнь и умер летом 1804 года.А вот жизнь Ольги Жеребцовой-Зубовой оказалась очень насыщенной и весьма скандальной. Как мы помним, незадолго до убийства Павла I она покинула Россию и о его смерти узнала на балу у прусского короля. После этого Ольга отправилась в Лондон, где, как утверждали некоторые современники, получила 2 миллиона рублей, для передачи их участникам заговора. Об этом писал, например, ее протеже А. Герцен, который и сам от заграничных денег никогда не отказывался, имел тесные связи с кланом Ротшильдов и, если называть вещи своими именами, был ещё тот «иноагент». Кстати, этими деньгами Жеребцова так ни с кем и не поделилась. Впрочем, расписки о получении Жеребцовой данной суммы в распоряжении историков пока нет. В Лондоне Ольга узнала о том, что ее любовник Чарльз Уитворт женился на герцогине Дорсетской, и устроила жуткий скандал. Успокоилась она, лишь получив от соперницы отступные в размере 10 000 фунтов стерлингов. После этого она вступила в связь с принцем-регентом – будущим Георгом IV, намекала даже, что тайно обвенчалась с ним.

Георг, принц Уэльский, 1798 г.

От принца она в 1806 году родила сына, получившего имя Джордж (Егор Августович) Норд. Он дослужился до полковника, а один из его сыновей – Егор Егорович Норд (внук Ольги), был российским консулом в Персии, там он и умер от оспы. Законная дочь Ольги (от камергера Жеребцова) – Елизавета Александровна, пошла в мать и «прославилась», вступив в связь с французским военнопленным – графом Пире, забеременела от него. Но вернемся к сестре братьев Зубовых. В Петербург Ольга Жеребцова вернулась в 1810 году, здесь она помогла Герцену оформить паспорт для выезда из России. Кстати, говорят, что во время своего пребывания за границей, Ольга «близко» познакомилась и с отцом этого оппозиционера – этим некоторые и объясняют ее участие в его судьбе. И сама Ольга Жеребцова в Петербурге была известна своей оппозицией к Николаю I, позволяя себе нелестные замечания об императоре и его окружении. С возрастом ее характер окончательно испортился, в обществе она была известна, как ворчливая и вечно всем недовольная старуха. В заключение статьи скажем, что один из представителей семьи Зубовых прославился поединком с А. С. Пушкиным, который, как полагают, был описан в повести «Выстрел». Проиграв в карты, Пушкин намекнул на «нечистую» игру соперника и был вызван им на дуэль, которая проходила в окрестностях Кишинева. Стоя у барьера, поэт ел черешню, которая была насыпана в его фуражку. Вот цитата из повести «Выстрел»:

«Он приближился, держа фуражку, наполненную черешнями. Секунданты отмерили нам двенадцать шагов. Мне должно было стрелять первому: но волнение злобы во мне было столь сильно, что я не понадеялся на верность руки и, чтобы дать себе время остыть, уступал ему первый выстрел; противник мой не соглашался. Положили бросить жребий: первый нумер достался ему, вечному любимцу счастия. Он прицелился и прострелил мне фуражку. Очередь была за мною. Жизнь его наконец была в моих руках; я глядел на него жадно, стараясь уловить хотя одну тень беспокойства... Он стоял под пистолетом, выбирая из фуражки спелые черешни и выплевывая косточки, которые долетали до меня».

Зубов промахнулся, Пушкин от своего выстрела отказался.