Когда речь заходит о терроре какого-то режима, апологи некоторых личностей часто приводят довод «…если террор был, то почему же тогда народ его не замечал?» (под «народом» понимается некий контингент, которого всё устраивало, и который никаких перемен не хотел). И поскольку такой контингент действительно в каждой системе есть, следует разобрать, откуда берётся это явление.
Дело в том, что большинство людей так подходят к вопросу террора режима, что если они что-то не считают террором, то значит, это не террор. Даже если кто-то считает иначе и сколько угодно сильно этим возмущается. Потому, что террор для них – это когда они что-то считают правильным и важным, а им запугиванием это запрещают. А если кто-то другой считает правильным то, что они не считают, то его участь за это может быть сколько угодно незавидной, для них это не террор, а нормальный порядок. И поскольку каждый у себя в голове сам главный судья по вопросу, что правильно, а что нет, у них автоматически не получается террором преследование тех, кто думает не так, как они.
Например: в тоталитарной секте может быть какой угодно террор со стороны главы, но сектанты его не ощущают, потому, что их сознание так обработано, что им самим не хочется делать то, что им запрещают. А если им не хочется делать то, что запрещено, то они и не чувствуют несвободы, потому, что нет желаний, которые бы разбивались об запрет. Нет страданий по поводу того, что они чего-то недополучают из того, на что должны иметь право, потому, что они не считают себя имеющими на это право. И нет возмущений, какое это унизительное положение, потому что они не считают это унизительным. Потому, что они сами не хотят того, что им запрещается, а страдания тех, кто в их положении ощущал бы по-другому, их не волнуют. И дело не в специфичности контингента, идущего в секту – когда церковь сжигала на кострах людей, утверждающих, что мир устроен иначе, чем она учит, вся толпа кричала «Да здравствует святая инквизиция!». Потому, что дело не в специфичности какой-то породы людей, а в конформизме самой её типичной – большинства. Потому, что так устроено большинство людей, что, когда режим с определённой силой гонит их в каком-то направлении, они послушно ему следуют.
Большинство не воспринимает, как террор, преследование тех, кто был не согласен с догмами устраивающего его режима. Террором для него становится только преследование за то, что оно само считает правильным. И вот если бы они, допустим, знали, что Земля вертится, и их за это стали бы преследовать, вот тогда бы они его почувствовали. А пока они этого не знают, для них инакомыслящий всего лишь чудак, который сам виноват, что не хочет жить в ладу с системой.
Более того, когда люди позволяют скормить себе какую-то ложь, и строят на ней своё счастье, они инстинктивно начинают поддерживать законы, ориентированные на затыкание тех, кто посмеет её разоблачать. И если людей научили верить, что Земля – пуп вселенной, и что последняя вращается вокруг неё, и что всё это создано исключительно ради них, и им это всё очень пришлось по нраву, то любой инакомыслящий, разрушающий их привычное мировоззрение, будет воспринят, как враг, борьба с которым является их святым правом и долгом. А когда они замарают себя в содействии преследованию, то отвечать за свою неправоту тем более не захотят, и будут держаться за режим, порядок которого избавляет их от этого.
Поэтому во все времена, когда будет какая-то очередная система, построенная на лжи, всегда будет толпа, кричащая «Да здравствует святая инквизиция!». И потому, когда люди с сознанием такой толпы толкают аргументы на уровне «Если террор был, то почему же нам подобные его не замечали?», это является серьёзным аргументом только для них. Т.е. для массы, которая сама не решает, что ей думать, и которая всегда идёт туда, куда её гонит пропаганда. А для всех, кто способен мыслить самостоятельно, аргумент начинается с вопроса, идёт речь об адекватной массе людей, или о массе, которая думает, что если она считает себя таковой, то это и есть доказательство.