В Таджикистане в 90-е. Быть пограничником – это состояние души

Активную помощь в охране границы нам оказывало местное население, и в первую очередь члены отрядов и групп кишлачной самообороны – это было то, что осталось от постсоветского периода, когда в каждом населенном пункте приграничья создавались ДНД, и население активно привлекалось и участвовало в охране границы. Это были люди, которые выросли на границе, хорошо знали участок местности в горах, каждый камень, пещеру и тропу. Именно в тот период закладывались, в том числе и из их числа, первые ростки местных кадров для создания национальной пограничной охраны Таджикистана. В том же кишлаке Иол национальный гвардеец, он же и командир местного отряда самообороны Аламшо Рахматов оказывал большую практическую помощь командованию и личному составу 13-й заставы и ММГ-2 в охране сложнейшего горного участка заставы. Аламшо со своими людьми принимал практическое участие не только в охране границы, но и во всех боевых действиях на участках 12-й и 13-й застав. На базе того же опорного отряда самообороны в последующем была сформирована застава, которая в числе первых была зачислена в штат 1 ОБр (СН) ПВ КНБ РТ, а многие её бойцы в перспективе стали кадровыми военнослужащими ПВ КНБ РТ.Сам Аламшо ревностно и честно отслужил в ПВ КНБ более 25 лет во благо безопасности границы своей Родины и ушёл в запас в звании полковника. Таких людей, как он, граница не отпускает, а притягивает, затягивает на всю оставшуюся жизнь. Когда я в 2018 году посетил Республику Таджикистан, и состоялась моя встреча с Аламшо и ветеранами отряда на Шуробатском перевале, он мне сказал:

Если ты из того же кишлака

«Василий Кириллович! Я тебя брат и боевой мой друг с ветеранами отряда встречаем именно на этом перевале. Я очень ждал этой встречи и хочу, чтобы ты сейчас посетил мой дом, который я построил у его подножия. Там моя большая семья ждёт тебя.

Моя маленькая дочка, которую ты видел и держал на руках в 1993 году, уже сама мама, но куклу, которую ты привёз в один из осенних дождливых вечеров и подарил ей, она хранит, и по сей день.

Для всех нас это не просто кукла, а семейная реликвия – напоминание всем моим детям и внукам о том страшном и голодном периоде времени, в который появлялись на свет и росли наши дети, а ещё о человеческой заботе и внимании российских офицеров-пограничников ко всем жителям приграничных горных кишлаков и всем, проживающим в долине.

В голодное время вы делились с нами всем: мукой, солью, консервами и топливом. Мы не могли в тот тяжёлый период без вас ни пахать, ни сеять, так как топливо на посев и уборку давали пограничники и мотострелки 201-й МСД. Местные жители всё помнят и рассказывают об том тяжёлом времени сегодня своим внукам.

Знаешь, я хоть и в отставке, но принял решение остаться здесь, так как понял, что здесь моя душа. Посмотри на этот перевал, на эту красоту Иольской долины и чарующие ее горы вокруг. Швейцария, брат, рядом не стояла. Сколько здесь всего произошло за эти годы, да и я прикипел всем сердцем и душой к этой земле. Решил остаться на ней до конца дней своих».

Проходят годы, но я часто вспоминаю своих таджикских друзей и ветеранов Московского пограничного отряда, которые верой и правдой служили, погибали, получали ранения и контузии, выздоравливали и снова становились в пограничный строй и защищали свою землю от врагов. Такие как Аламшо Рахматов и Сафарали Сайфуллоевич по духу, чести и совести мои таджикские братья. Для них вполне справедливо будет употребить крылатое выражение Директора ФПС РФ генерала армии А. И. Николаева, что «пограничник – это состояние души».

Такое не забывается

Да, прошли годы, но человеческая память цепка, и люди помнят наши добрые дела, оказываемую бескорыстную помощь и доброе человеческое отношение, а также сострадание. Мы действительно всё делали искренне, от души, по чести и совести, так как понимали, что люди оказались в беде, и в той ситуации никто, кроме нас, помочь им не мог. В своих суточных донесениях на имя командующего Группы докладывал не только обстановку и своё решение на охрану и оборону вверенного отряду участка границы, но и о тех проблемах, которыми жило население приграничья, о просьбах глав районов, поселков и кишлаков. Как правило, люди нуждались в медицинской помощи, лекарствах, муке, запчастях и ремонте дизель-генераторов и ГСМ. Я не помню ни одного случая, чтобы за период командования пограничным отрядом кто-то из командующих запретил помощь топливом или продовольствием. Такого не было. Всегда решение сводилось к одному:

«Не возражаю. Оцените и реально посчитайте, чем можете помочь, но не в ущерб боевой готовности, здоровью и питанию личного состава».

Даже когда запасы муки на складе ПФС заканчивались, мы входили в положение конкретных групп населения, а именно детей, больных и рожениц. В том же Пархарском районе была крайне тяжелая обстановка по заболеваемости, а после доклада коменданта участка полковника В. Г. Плетнёва о сложности обстановки и обращения главы района и старейшин, духовенства – оказать помощь мукой, доложил командующему генерал-майору В. Ф. Грицану о сложившейся ситуации и необходимости в помощи. Ответ и приказ его были в одной формулировке:

«Дайте! Муку подвезём. Каши и сухари солдата не ослабят, да и подсобное хозяйство своё задействуйте по максимуму».

Молва о помощи разлетелась мгновенно по всей области, и в один из дней сам Сангак Сафаров вышел со мной на связь и сказал:

«Василий Кириллович! Мне сегодня подробно доложили о помощи бедствующему населению, которую пограничники Московского отряда оказали и оказывают. Спасибо тебе и всему личному составу».

Я ему сказал, что это был приказ командующего, он санкционировал все мои действия. Он ответил, что в скором времени ему лично предстоит встретиться с командующим, и он выразит персонально слова благодарности. При этом особо подчеркнул, что придёт время и на земле Таджикистана наступит мир и согласие, но население приграничья никогда не забудет того, что вы делаете. И еще добавил:

«За то, что произошло у тебя при знакомстве в кабинете, ты меня прости. Погорячился».

Что тут скажешь – это жизнь, всё бывает, так как вся наша жизнь состоит из эмоций и поступков. Забыли, что называется, проехали. 1992 и 1993 годы были крайне тяжелыми, но именно чётко выверенная линия поведения и нашего присутствия, грамотные упреждающие мероприятия и действия по выставлению блокпостов и взятию под контроль транспортных узлов, дорог и коммуникаций гарантированно обеспечили нам защиту от удара в спину. Мы могли спокойно и полностью заниматься границей. С Сангаком Сафаровым у меня сложились доверительные, но вполне официальные деловые отношения, которые зачастую помогали в решении важных вопросов, относящихся к компетенции пограничных органов в пределах тех полномочий, которыми я был наделен, как начальник пограничного отряда. Да и сам характер обстановки нацеливал и обязывал меня это делать.

На контроле у Москвы...

Приведу такой пример. На календаре был ноябрь 1992 года. В один из дней по закрытому каналу связи позвонил начальник штаба ГПВ полковник В. В. Кочнев и поинтересовался последними данными обстановки, положением дел на заставах. По завершению моего доклада он сказал, что командующий генерал-майор В. Ф. Грицан с Чрезвычайным и полномочным послом России М. И. Сенкевичем, с членами правительственной делегации Таджикистана и главой миссии ОБСЕ в РТ находятся в лагере беженцев на участке Пянджского отряда в Тигровой балке. Там сейчас идут сложные переговоры с афганской стороной по урегулированию проблем с беженцами. Но, как оказалось – это было не главным. Главным для меня стало то, что он довел до нас уже в форме приказа командующего, суть которого сводилась к следующему:

«В настоящее время в Курган-Тюбе в плену у Сангака Сафарова находится группа граждан одного из государств СНГ, которые воевали на стороне вооруженной оппозиции ОТО. Они задержаны, и в ближайшие время их ждёт неминуемая смертная казнь.

На уровне посольства РФ в Таджикистане и дипломатических миссий других стран СНГ в Таджикистане были предприняты меры, чтобы решить вопрос об освобождении задержанных и возвращении их на территорию той страны, гражданами которой они являются, с последующим преданием их суду за совершенные преступления и участие в боевых действиях.

Вопрос крайне серьёзный и находится на контроле Москвы. К сожалению, ранее принятые меры положительного результата не дали. Более того, любые попытки встреч и решения данного вопроса с Сангаком Сафаровым и его людьми отвергаются».

Из приказа мне стало предельно ясно и понятно, что моя задача состоит в том, чтобы сделать всё возможное, чтобы этого не произошло. Более того, необходимо было решить вопрос с С. Сафаровым, чтобы задержанных передали мне, и я доставил их в целости и сохранности в Душанбе. Такой задачей я был не просто удивлён, а честно говоря, обескуражен. Я сделал попытку сказать Валерию Васильевичу Кочневу своё мнение, мол, если дипломаты не могут этот вопрос решить, то мне, начальнику пограничного отряда, и подавно эта задача непосильна. Он меня остановил и сказал:

«Не трать время Василий Кириллович.

С Сангаком у тебя особые отношения, так что приступай и постарайся решить эту задачу. Времени нет на разговоры. Командующий надеется и ждёт положительного решения данного вопроса.

По времени тебя не ограничиваем. Связь через полк и экипаж вертолета МИ-8.

Поставь задачу начальнику штаба и вылетай, вертолёт в твоем распоряжении».

Да, времени у меня не было на разговоры, приказ есть приказ и его надо выполнять. Я поставил задачи начальнику штаба подполковнику С. Ф. Игнашевичу и начальнику разведки В. П. Соколу на период своего отсутствия и проинформировал о цели вылета начальника отдела контрразведки. Затем позвонил Сангаку Сафарову и сообщил ему о том, что через тридцать минут вылетаю на вертолёте в Курган-Тюбе к нему в гости.

Пограничная дипломатия

Получив от него добро и согласие на встречу, я вылетел. По прибытию в 141-й МСП из кабинета командира полка полковника Мекеркулова связался с Сангаком Сафаровым и обговорил с ним порядок своего перемещения от полка до его штаба, а также попросил предупредить об этом его подчинённых на всех блокпостах по маршруту движения. Командир полка для этой поездки выделил свой командирский УАЗ. По прибытию, возле Штаба Народного Фронта меня ждали и без промедления провели к Председателю НФ Сангаку Сафарову. Мы тепло с ним встретились, выпили по пиале чая, затем он пригласил своих заместителей, многих из которых я хорошо знал, как и членов Военного Совета Народного Фронта. В ходе встречи мы переговорили об обстановке на границе и в тыловых районах Таджикистана. После определённых формальностей мы остались с Сангаком Сафаровым одни, и у нас пошёл обстоятельный и тяжёлый разговор по той задаче, ради которой я прилетел. До обеда мы с ним ни к чему не пришли, сделали оперативную паузу. О серьёзности своих намерений оставаться у него в штабе до победного конца, то есть до положительного решения вопроса, я ему сказал сразу, так что мне некуда было спешить и, если улетать, то только с задержанными. Время шло, а решения не было, вернее – оно было. Изначально казнить пленников было решено на Военном Совете Народного фронта, поэтому я и предложил Сангаку повторно вынести вопрос об освобождении пленников на Военный Совет. Сказал, что именно так требуется его рассматривать и никак иначе. Я видел, как он умчался и как его разъедала гордыня и борьба мотивов. Вернувшись, Сафаров мне открыто сказал:

«А что обо мне подумают мои соратники и бойцы Народного Фронта».

Я ему тоже честно ответил:

«Скажите правду, только правду. Расскажите, о чём мы с Вами уже битых пять часов говорили и в первую очередь о тех последствиях, которые наступят для всего Народного Фронта. Не надо делать политические глупости и ошибки. Освободите задержанных и передайте их мне».

Именно этим мучился Сангак и потому никак не соглашался объявить своё окончательное решение на проведение повторного заседания. Я ему аргументированно доказывал, что пока не проведено следствие и не изучены все обстоятельства дела их участия в боевых действиях, а также не доказаны персонально те деяния, которые им ставятся в вину – это будет самосуд, банальное публичное убийство. Такие акции крайне негативно воспримутся политическим и военным руководством в Москве и в столицах других республик, а в совокупности это может в глазах мирового сообщества основательно подорвать саму идею освободительной борьбы Народного Фронта Таджикистана и личный авторитет Сангака Сафарова и сыграет на руку оппозиции. Как раз сейчас нельзя и не надо эти ошибки делать и создавать любого рода прецедент, чтобы они состоялись. Изложил ещё раз просьбу провести экстренное заседание Военного Совета НФ и решить вопрос пленников ответственно и по-государственному. Ближе к вечеру, в районе 18:00 Сангак Сафаров провел заседание Военного Совета. Пока оно шло, я находился в комнате отдыха и ждал его окончания, вернее – принятого на нем решения. Заседание проходило непросто, но закончилось принятием решения о выдаче пленников. Я дал слово Председателю НФ Сангаку Сафарову и членам Военного Совета, что лично привезу материалы решения судов относительно каждого пленника в отдельности. Я поблагодарил Председателя Народного Фронта и всех членов Военного Совета за их государственный подход к решению вопроса. Когда мне представили для передачи пленников, на них было тяжело смотреть. Практически все они были крайне измучены и еле стояли на ногах. Всем требовалась серьезная медицинская помощь. Кто связанный, кто в наручниках, они были посажены охраной в вертолёт.

Столько лет спустя

Я доложил с кабинета командира полка командующему о том, что все граждане освобождены и что через десять минут вылетаю в Душанбе. Мы в районе 21:00 осуществили посадку на аэродроме 23-го авиаполка, где нас уже встречали. Доложил командующему генерал-майору В. Ф. Грицану о выполнении поставленной задачи, передал ему портфель со всеми полученными документами, а всех доставленных граждан передал начальнику охраны и госпитальным врачам. Попросил разрешения у командующего на вылет в Московский, но он запретил и дал команду следовать с ним в управление Группы для полного и обстоятельного доклада, что было исполнено, а наутро в 08:00 я вылетел с экипажем Ми-8 в Московский. Слово офицера, данное мною Сангаку Сафарову, что доведу до его сведения приговоры суда по каждому из осужденных, как и обещал – выполнил. Много лет прошло с той тревожной поры. Служебно-боевая деятельность пограничного отряда была весьма напряжённой и отчасти по некоторым её направлениям судьбоносной в прямом смысле этого слова, и есть факты и события в моей командирской судьбе и судьбе личного состава – весьма знаковые и незабываемые.

О них не принято было говорить и придавать публичности, но по истечении многих десятков лет сегодня о некоторых можно в общих чертах рассказать. В тот период времени для нас повседневная обстановка была наполнена важными событиями, в которых и заключался весь смысл нашей пограничной жизни и судьбы, которая, наверное, вошла в каждого из нас, как патрон в патронник. На командовании и личном составе Московского пограничного отряда лежала особая миссия, порой абсолютно никак не связанная со спецификой и родом нашей служебно-боевой деятельности, но сама обстановка заставляла нас эти задачи выполнять. Так, по приказу руководства из Москвы было принято решение о проведении на базе Московского пограничного отряда переговоров представителей противоборствующих сторон. Это был приказ, который чётко требовал создать все комфортные и безопасные условия Президенту, членам Правительства, депутатам Верховного Совета Таджикистана и лидерам оппозиции для проведения переговоров. Времени на подготовку оставалось у нас крайне мало, всего двое суток. Разведка и контрразведка работали сообща не покладая рук, каждый командир подразделения знал и готовил людей к решению поставленных задач. Был введен особый режим. Приняты и проведены дополнительные мероприятия по безопасности в самом военном городке с целью сохранения жизни и здоровья членов семей, женщин и детей в первую очередь. Школа, детский сад и дома были взяты под охрану. Был введен особый режим пропуска для въезда и выезда, входа и выхода за пределы территории части. Все перемещения с 21:30 до 06:30 подпадали под режим комендантского часа. Все торговые точки вокруг гарнизона были убраны или закрыты. Аэродром взят под охрану личным составом ДШМГ. Усилена охрана штаба и органов военного управления отряда. Каждый заместитель, офицер штаба и управления, а также командиры подразделений гарнизона знали свои задачи и порядок действий в чрезвычайной и экстремальной ситуации. Резерв первой очереди был рассредоточен по задачам и находился в постоянной боевой готовности к действиям по обстановке. В районе спортивного городка были дополнительно подготовлены две вертолетные площадки, которые находились в ста метрах от места дислокации ДШМГ. БМП были выведены и рассредоточены на инженерном дворе. Это гарантированно обеспечивало мгновенный выход и манёвр боевого резерва по трём направлениям, а также исключало риск блокирования его выдвижения в городских условиях.