"Всемирный потоп"

Не так давно прикупил отличный двухтомник американского историка из Колумбийского университета Адама Туза. Первая книга посвящена периоду между мировыми война и называется "Всемирный потоп: Великая война и переустройство мирового порядка 1916-1931 годы".
Второй том "Цена разрушения: Создание и гибель нацистской экономики" посвящен экономическим основам нацистской империи и краху этих основ. Пока прочитал только первый том, так что ко второму вернусь несколько позже.
А вот первый изрядно порадовал интересным анализом периода трансформации мироустройства, когда на смену слабеющей Британской Империи постепенно приходили Соединенные Штаты, дабы после второй мировой войны уже окончательно отодвинуть в сторону прежнего гегемона. В этом отношении книга весьма интересна тем, что показывает механизмы исчерпания британского гегемонизма и рост новых центров силы, которые провоцировали изменение мироустройства, которых автор называет инсургентами. Тема эта актуальная и сегодня, так как нечто похожее мы сейчас и наблюдаем - ослабление текущего мирового гегемона и рост амбиций и возможностей глобальных и региональных сил, которые претендуют на новые роли и влияние в рамках нового, пост-вашингтонского мира.

Ниже, несколько интересных фрагментов:


Не демократические вкрапления в демократической Антанте.

Зависимость Антанты от царской армии была главным препятствием на пути создания "демократической Антанты". Теперь, говорил Лессинг своим коллегам в правительстве, "революция в России...устранила единственную причину, не позволявшую утверждать, что европейская война была войной между демократией и абсолютизмом". Выступая с заявлением о вступлении в войну, сам Вильсон приветствовал "замечательные, воодушевляющие события, происходящие в России в последние недели". Иностранное самодержавие, правившее Россией, было "свергнуто, и великий благородный русский народ всем своим простодушным величием  и мощью, примкнул к силам, сражающимся за свободу во всем мире..."

* * *


Карикатура посвященная провальному наступлению Керенского.

В России последствия неудачных попыток Керенского начать демократическую войну оказались еще более тяжелыми. Сторонники революционного оборончества были посрамлены. Солдаты из числа крестьян, многие из которых с неохотой настроились на еще одно последнее наступление, теперь в массовом порядке покидали части. 17 июля, когда ход событий на полях сражения уже менялся, расположенные в окрестностях Петрограда воинские части, в которых преобладали радикальные настроения, вышли в центр города с требованиями немедленного прекращения войны. Похоже, они действовали независимо от штаба большевиков, но с ростом числа демонстрантов Ленин и руководство партии примкнули к мятежникам. Теперь было очевидно, что революция разделилась внутри себя самым жестоким образом.

* * *


Триумф революционных партий на выборах в Учредительное собрание.

Выборы, как и было назначено, состоялись в последнюю неделю ноября. Их слишком часто оставляют без внимания, которого они заслуживают не только как памятник политическому потенциалу русского народа, но и как веха в истории демократии XX века. По меньшей мере 44 млн. человек приняли участие в голосовании. На тот момент это было самое масштабное изъявление воли народа в истории. В ноябре 1917 года в выборах приняло участие втрое больше русских, чем американцев в президентских выборах 1916 года. Ни в одной западной стране вплоть до 1940 года не было выборов, которые могли бы превзойти это достойное внимания событие. Явка избирателей составила лишь немногим менее 60%. В "отсталой" сельской местности доля участвующих в выборах была несколько выше, чем в городах. Свидетельств подтасовок почти не было. Результаты голосования ясно отразили как основную структуру общества, так и ход развития политических событий начиная с февраля 1917 года.  Видный историк, занимающийся этим давно забытым эпизодом пишет: "Можно сделать вывод...Если бюргеры голосуют за право собственности, солдаты и их жены - за мир и демобилизацию, а крестьяне - за землю., то что в таком представлении может быть ненормального или нереального?" Возможно, их опыт демократии был невелик, но "самого начала электорат" революционной России "знал, что он делает". Вместе партии революции - эсеры-аграрии и близкая им украинская партия, меньшевики и большевики - набрали почти 80% голосов. Партии революционного оборончества. - социал-революционеры (эсеры) и меньшевики - оставались наиболее популярными даже после большевистского переворота.
Но к осени 1917 года их положение стало болезненно неопределенным. Напротив, значительная и активная часть меньшинства, сосредоточенная вокруг городов, и прежде всего вокруг Петрограда, выступила в поддержку большевиков. Начиная с весны 1917 года эсеры и меньшевики призывали большевиков к формированию широкой революционной коалиции. Но Ленина и Троцкого это не интересовало. Вместо этого они, воспользовавшись возможностью, пошли на создание союза с крайне левым крылом аграриев, левыми эсерами, чье отношение к классовой войне было еще более воинственным, чем у самих большевиков.

* * *


Президент США Вудро Вильсион и полковник Хауз.

После того, как летом возникла опасность распространения революционной заразы на Запад, союзники решили объявить карантин русской угрозе. В Вашингтоне, по крайней мере, существовало некоторое понимание масштабов приближающейся катастрофы. После провала наступательной операции Керенского в начале августа 1917 года полковник Хауз писал Вильсону, что он ощущает жизненную необходимость  скорейшего заключения мира: "Важнее, чтобы...Россия стала зрелой республикой, чем чтобы Германия была поставлена на колени".
<...>
"Прежде чем будут пролиты реки крови американцев, прежде чем вашингтонское участие в войне станет необратимым, необходимо возобновить проект мира без победы".
Если бы Хауз пришел к пониманию стратегической важности демократической России в мае, а не в середине августа 1917 года, если бы Вильсон счел нужным дать конструктивный ответ стремящимся к миру революционерам-оборонцам.или дать знак, что он согласен на сепаратный мир, возможно, демократия в России была бы спасена.
Но реакции так и не последовало. Вступление Америки в войну преградило путь к миру, и Вильсон не собирался возвращаться к этому вопросу. Взгляды полковника Хауза на геополитику прогресса вышли из моды. В конце августа Вильсон презрительно отверг мирные инициативы Ватикана, настаивая, к возмущению своих бывших сторонников, на то том, что с кайзером не может быть никаких переговоров о мире".
Последние полные отчаяния обращения из России остались без ответа. Как писал видный историк обреченной партии аграриев, мы никогда не узнаем, была ли демократическая альтернатива большевикам "убита сразу" решимостью союзников продолжать войну или же эта решимость "просто создала атмосферу, в которой подобная идея не могла существовать. Но не может быть никаких разумных сомнений, что это было одно из двух".
Когда большевики входили в Зимний дворец, Керенский бежал в колонне машин под защитой флага американского посольства.


* * *



Первые роли начиная с 1917 года принадлежали преемникам Ленина. Стабилизация ситуации в Европе и Азии в начале 20х годов строилась на их поражении. В 1926-1927 годах, поддержав Великую северную экспедицию, Советы нанесли первый по-настоящему ощутимый удар по послевоенному миропорядку и продемонстрировали очевидную неспособность Японии и западных держав найти общий язык с китайскими националистами. Чан Кайши истребил китайских коммунистов, а Советский Союз начал следующий этап преобразований, на этот раз на своей территории. Сокрушив Троцкого и внутреннюю оппозицию, Сталин развернул беспрецедентную программу переустройства страны. Гигантские преобразования, когда в ходе коллективизации и индустриализации с нажитых мест были сорваны десятки миллионов человек, приоткрыли нечто значимое в мировом порядок, возникшем в первые десять лет после Первой мировой войны. И это "нечто" представлялось совершенно "ужасным" для тех, кто пытался бросить вызов этому порядку.
Слишком часто и слишком легко мы используем выражение "история межвоенного периода", как будто существует неразрывная преемственность между временем, которое мы здесь рассматриваем (с 1916 по 1931 год), и последующим историческим отрезком, начавшимся в 1930-х годах. Разумеется, преемственность существовала. На наиболее важной представляется диалектика реакции и подавления. Не только Сталин, но и инсургенты  в Японии, Германии и Италии 1930х годов, черпали энергию радикализма в чувствах, вызванных неудачной первой попыткой.  Западные державы могли вступать в мелкие споры и уходить от прямых ответов на прямые вопросы. Но, зная, во что обойдется полномасштабная война - как политически, так и экономически, - они всеми силами избегали ее. И не потому, что боялись потерпеть поражение. Британии, Франции и США было нечего опасаться в прямом столкновении. В 1930-м году, когда на Лондонской конференции шел торг вокруг числа боевых кораблей, крейсеров, эсминцев и подводных лодок России и Германии было не с чем принять участие в этом торге. А Япония и Италия выступали лишь на вторых и третьих ролях. В феврале 1931-го года, в самом разгаре хода выполнения первого, с таким трудом давшегося пятилетнего плана, Сталин наставлял директоров заводов: "Задержать темпы - значит отстать. А отсталых бьют. Не мы не хотим оказаться битыми. Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут".
То, о чем говорил Сталин, не просто отвечало здравому смыслу эпохи глобальной конкуренции. После Первой мировой войны такие взгляды были характерны для тех, кому удалось ощутить на себе, к чему приводит отставание в условиях глобальной силовой игры, пережить разочарование революционного порыва и стать очевидцем подавляющего превосходства западного капитализма, мобилизовавшего свои силы против имперской Германии - главной возмутительницы спокойствия в XIX веке. Люди, которых Ленин считал первопроходцами организованной современности - Ратенау, Людендорф и иже с ними, - мужественно сражались, но потерпели поражение. Требовалось нечто более радикальное. На протяжении жизни следующего поколения сталинский рефрен повторяли стратеги и политики в Японии, Италии, Германии, а с началом распада колониальной системы  он зазвучал в Индии, Китая и десятках других бывших колоний.

* * *



Разумеется, Вудро Вильсон рассчитывал, что Америка будет использовать свое влияние, действуя через Лигу Наций. Но как он ясно дал понять в январе 1917 года в речи посвященной "миру без победы", у него не было желания , чтобы Соединенные Штаты возглавляли что-нибудь на подобии международной коалиции.. Еще в Версале, он дистанцировался от военных союзников. Реальная конструкция, появившаяся в начале 20х годов, стала ироничным воплощением устремлений Вильсона. Как отмечал в 1924 году Остин Чемберлен, отход Америки от участия в Лиге Наций в сочетании с зависимостью Британии и Франции от США, фактически превращал США в "супергосударство" обладающее правом вето на решения, совместно принятые остальными странами мира. Это было самое меньшее, к чему стремились Вильсон и его преемники-республиканцы.

В целом, книга понравилась, хотя в ней и встречаются различные косяки и умолчания, проистекающие из идеологической ангажированности автора,  Поэтому при чтении делайте поправку на взгляды Туза. Очевидно, что автору не чужды либертарианские концепции (собственно, было бы странно ожидать чего-то иного в издании от "Института Гайдара"), а его картина мира близка к американоцентричной, хотя он в порывах объективности пытается указать на изъяны нарождавшегося американского гегемонизма, когда под прикрытием прогрессивной риторики речь шла в первую очередь о возвышении милитаристской державы, которая была куда как сильнее похожа на своих исторических оппонентов, чей ей самой хотелось бы казаться в стремлении вознести себя на недосягаемую моральную высоту.

Сегодня это особенно хорошо заметно - военное могущество США никуда не делось, а вот прежнее моральные одежды и ореол идеалов свободы испарились, оставив после себе просто еще одну могучую империю (коих история знала немало) вступившую в период упадка.
Книга Туза это поучительный рассказ о том, как США использовали первую мировую войну и "ревущие 20-е" для своего усиления и подготовки наследования "лондонского мироустройства". Это история о том, как все начиналось.

Источник