19 марта в соседнем Казахстане завершается избирательная кампания в республиканский парламент (Мажилис), а также областные и муниципальные советы (маслихаты). Выборы призваны поставить точку в системе «суперпрезидентской» системы, выстроенной за два десятка лет Н. Назарбаевым, и сформировать управленческую вертикаль для проведения президентом К.-Ж. Токаевым реформ, которые по дате их объявления еще называют «Программой 1-го сентября».
Что нового в модели?
При всей убедительности победы К.-Ж. Токаева на досрочных президентских выборах преобразования избирательной системы, которые были зафиксированы в измененной Конституции Казахстана, являются откровенно смелым решением. В условиях «информационной тишины», которая наблюдается в наших СМИ в плане освещения этих выборов (впрочем, выборы Токаева у нас также освещали довольно скромно), нет никакого сомнения, что те, «кому надо», будут у нас следить за ними весьма и весьма пристально. Просто потому, что схема «управляемой демократии» в России и модель «управляемой демократии», которая сейчас пройдет апробацию в Казахстане, различаются весьма существенно.С мая прошлого года, после приведения в относительный порядок ситуации в стране (а в январе, как мы помним, Казахстан прошел через попытку государственного переворота), команда Токаева запускает процессы по выводу в поле широкой общественной дискуссии самые различные политические силы. Множество общественных объединений: и новых, и довольно старых, вышло со своими тезисами и предложениями, причем Астана практически не ограничивала эту бурную деятельность. В результате к осени сформировалось шесть собственно политических сил: «Ак жол» (Светлый путь), «Народная партия Казахстана», «Ауыл» (Село), «Общенациональная социал-демократическая партия Казахстана», «Байтак» (Бескрайний), считая и бывшую партию власти – «Аманат». Седьмая партия – Respublica, зарегистрированная только в этом году, является отдельным, но, пожалуй, самым интересным проектом (скорее – даже «бизнес-проектом») в новой системе. Тезисы, которые выдвинул Токаев в Программе 1-го сентября, оказались настолько «центричны», понятны и положительно воспринимаемы большинством населения, что становилось очевидным, что избирательная кампания 2023 года будет призвана сформировать именно управленческую вертикаль. Но вот сам метод ее формирования действительно является довольно смелым, и он стоит того, чтобы на нем подробно остановиться и попробовать сделать прогнозы.Прежде всего, новая представительная модель Астаны, формально размывает само понятие «партия власти» как некий принцип политической оси. Сам Токаев покинул партию «Аманат» (бывшая назарбаевская «Нур Отан»), при этом те депутаты, которые ранее фактически назначались администрацией (из 107 депутатов парламента 98 являлись выборными, а 9 утверждались по квоте Ассамблеи народов Казахстана), сейчас стали прерогативой верхней палаты парламента – Сената. Если в прошлом партия власти «Нур-Отан» бывало что занимала практически все места, теперь ее задача как обновленного «Аманата» стать «партией центра», заодно серьезно обновив списочный состав, причем как на парламентском уровне, так и на региональном. Этот вопрос уже просто «набил оскомину», особенно на уровне регионов и «трех столиц» республики.Серьезным шагом является попытка самым существенным образом вернуть в политику т. н. «самовыдвиженцев». 69 мест в Парламенте будет распределяться по партийным спискам при 5-процентном проходном барьере, а еще 29 мест отдано в одномандатные округа, где уже участвуют самовыдвиженцы. Это не означает, что выдвинуть себя не может член партии, но само соотношение зарегистрированных кандидатов говорит само за себя: 76 – члены партийных объединений, 359 – самостоятельные или условно самостоятельные игроки. Это очень приличный конкурентный фон в 15 человек на одно место. Если самовыдвиженцы формируют 30 % Парламента, то на региональном уровне эта доля возрастает до 50 %, а на муниципальных и вовсе до 100 %. Опять-таки, эта мера призвана закрыть вопрос о том, что как раз на региональном и муниципальном уровне к представителям «Нур Отана» было много вопросов в плане распределения подрядов, особенно, что касается трех столиц республики – Астаны, Алматы и ядра южного Казахстана – Шымкента (Туркестанская обл.), которые концентрируют в себе свыше 25 % населения (4,7 млн из 19,6 млн). В Шымкенте вообще доля членов партий среди самовыдвиженцев минимальна.Схема, по которой сформированы одномандатные округа, где на долю столиц приходится 6 округов из 29, а также структура кандидатов в столичных округах по партиям, включая анализ некоторых муниципальных списков, позволяют предположить специфику будущей управленческой вертикали. Рядовой самовыдвиженец имеет не много шансов вырвать победу в округе с числом избирателей ±450 тыс. человек. Учитывая, что одномандатные округа изначально создавались как внепартийное представительство, занять там места больше шансов у представителей крупных бизнес-групп (и ниже мы рассмотрим каких). Тем не менее то число партийных представителей, которых выдвигают политические объединения по одномандатному округу, примерно показывает расчетные доли, на которые эти объединения ориентируются в целом, поскольку столицы – это своеобразный избирательный концентрат.Так, в Алматы и Астане участие партийных кандидатов в одномандатных округах описывается следующими цифрами: 59 кандидатов – «Аманат» (центр), «Ак Жол» (организованные фактически как центристы, но «справа» и даже зачастую с националистической риторикой) – 16 кандидатов, «Ауыл» (вопросы села и левый фланг) – 7 кандидатов, «Байтак» («зеленые») плюс кандидаты от западных и турецких НКО – 14 кандидатов. И два кандидата от объединения Respublika. Про новую «модную» партию Respublika пишут зачастую как о партии молодых предпринимателей, даже «партии блогеров», но дело в том, что за модными и успешными стоит по сути дела хребет казахстанского несырьевого бизнеса. Это и компьютерные технологии, и машиностроение, импорт оборудования и лицензионное производство, несколько крупнейших агрохолдингов, строительство и утилизация отходов – список направлений тут может занять целый раздел. Важно то, что «Республика», хоть и не сможет так резко провести кандидатов непосредственно от партии, но по областям и округам де-факто влияет на целые сектора, а это, собственно, и есть те самые кандидаты-самовыдвиженцы на местах, представители бизнеса уровнем ниже, влияние на голоса работников, не говоря уже о заинтересованной молодежи. Т. е. «модные блогеры» вовсе не так уж и модны, как может показаться, смотря на их выступления – это бизнес-костяк, причем по вполне понятным и объективным причинам ориентированный на включенность в глобальную экономику и западный инвестиционный контур. Довольно резкий выход «Республики» в официальную политику, причем сразу с хорошим финансированием и приличной организацией работы, собственно, и связан с тем, что «нормальный бизнес» должен поддержать приемлемые пропорции представительства среди самовыдвиженцев, без применения прямых административных механизмов и вообще крена в «чистую политику». Фактически Токаев косвенным образом делегирует бизнесу представительство от регионов и в регионах и делает через него (пусть внешне и не явно) ставку на кадровое обновление. В итоге расчетно может получиться довольно интересная конструкция, где центристы и бизнес, аналогично ориентированный, займут около 70 % политического поля, «чистые западники» –12–13 %, сельская местность и правые националисты по 6–7 % и еще ±3 % «все остальные». Муниципалитеты же получат практически внепартийное представительство, которое будет заниматься внутренними вопросами и, опять-таки, ориентироваться на описанный выше бизнес-проект. Все это без прямого «ручного» управления и даже с функционирующей графой в бюллетенях «против всех».
Плюсы и минусы
Это на самом деле весьма смелая модель, но вряд ли Токаев и его администрация пошли бы на нее, не взвесив досконально все за и против. В конце концов, до последнего момента его расчеты приносили очевидный результат. Вне всякого сомнения, что в России на эти маневры смотрели и будут смотреть довольно-таки настороженно – слишком уж разные подходы. С другой стороны, надо принимать в расчет и то, что у Токаева нет и не предвидится таких геополитических вызовов, которые есть у России. В том числе не предвидится до тех пор, пока Москва как раз и решает эту геополитику на переднем крае, хотя многим в самом Казахстане это, к сожалению, не очевидно. Для России, которая в последнее время живет в рамках парадигмы «с нами» или «против нас», взаимодействовать с новой казахстанской моделью будет сложно не технически, а, скорее, с точки зрения политической психологии. Это просто другая политическая система. Из плюсов здесь можно выделить то, что буйство русофобии в соцсетях, разгулявшейся за время пока Астана готовила политический переход, заведут в относительно жесткие рамки, тем более что часть описанного крупного несырьевого бизнеса в Казахстане является русской (хоть и не российской). Также, пожалуй, плюсом будет и то, что турецкая экспансия найдет пределы своего роста. Из минусов надо сразу отметить то, что складывающаяся система вряд ли просто так выпустит назад переехавшие стартапы и IT-проекты, как и кадры, и этим вопросом Москве как-то придется отдельно озаботиться. А еще тем, кто работает над схемами параллельного импорта, следует очень осторожно переносить логистику в казахские степи.В целом же говорить насчет минусов тут нужно, опираясь на конкретную систему отсчета: в широком смысле база новой казахстанской системы – это то, что мы называем «глобалистским проектом», в котором, кстати, себя неплохо чувствует и в рамках чего неплохо двигался Китай. Но современный мир уже не является привычным глобалистским монолитом, и этот проект – лишь один из многих. Пока этот старый проект актуален, позиция Астаны «к Востоку лицом, к Западу сердцем» является практичной. Объективно (а политически все явно и явно выражено) втягиваясь в китайский суперкластер, одновременно взаимодействовать с западными институтами и кредитоваться там. Но, если Китай и его западные партнеры по традиционной модели глобализма не удержат этот проект в конкурентной борьбе, здесь Астану уже могут поджидать проблемы.
0
