Одним из основных ньюсмейкеров по-прежнему остается президент Турции Р. Эрдоган, а также представители его кабинета. Нельзя не отметить, что Анкаре пока вполне успешно удается буквально вклиниваться в российскую международную повестку. Выглядит все это довольно специфично, и ближайшее сравнение, которое приходит на ум – это «эффект зеркала». Вы поднимете перед зеркалом правую руку, ваше отражение поднимет левую, сдвинетесь вбок – и ваше отображение вбок, отойдете назад – и отображение назад и т. д. По сути дела, сегодня просто невозможно найти вопрос в международной проблематике, связанный с Россией, в котором так или иначе не участвовала бы или не пыталась бы участвовать Турция. Возможно, что только проблематика отношений с КНР выпадает из этого алгоритма, но и то складывается ощущение, что это ненадолго.Начиналось все довольно позитивно – в условиях, когда отношения России и Евросоюза зашли в полноценный тупик, Турция выступила по большому счету с предложением внешнеполитического и торгового посредничества – как переговорная площадка и потенциальный торговый хаб. И вроде бы и плохого в этом ничего нет, но только постепенно складывается ситуация, когда Анкара начинает играть роль своеобразного аватара России в ряде жизненно важных вопросов. Но в том-то и дело, что Турция не аватар, а вполне себе самостоятельный игрок, который довольно умело компенсирует свои традиционно слабые места за счет либо чрезвычайной активности, либо за счет противоречий других крупных и средних государств.Однако недавние комментарии министра иностранных дел Турции М. Чавушоглу относительно «мирного плана Зеленского» заставляют задуматься о том, что во взаимоотношения между Россией и Турцией требуется внести некоторые коррективы, не только обозначить пределы и принципы такого взаимодействия, но и поменять сам метод работы.
Вызов?
«В настоящее время Россия выражает готовность к переговорам. Г-н Зеленский, с другой стороны, предложил мирный план из десяти пунктов. Турция поддерживает этот мирный план и продолжает работать над ним».
Затем министр добавил, что Анкара может «курировать» этот план в части пунктов, но это уже было не принципиально. Просто потому, что турецкий министр не мог не знать и не понимать, что публичное даже просто обсуждение некоторых пунктов этого плана в России невозможно. А зачастую и абсурдно, как, к примеру, требование о «восстановлении мирового порядка». Представитель России в ООН В. Небензя:
«в Киеве не скрывают, что «мир по-украински» означает капитуляцию России».
Раз не понимать этого турецкий министр, который взаимодействует с нашей страной годами, не мог, следовательно, перед нами очередное прощупывание пределов переговорных, если не позиций, то потенций нашей стороны. А поскольку ситуация меняется практически еженедельно, а круг вопросов российско-турецкого взаимодействия вырос до небывалой величины, то такие «сигналы» стали приходить довольно часто. И теперь уже возникает проблема в том, как на это реагировать.Российские обозреватели на первый взгляд вполне резонно стали говорить, что такое сотрудничество, которое все чаще выглядит откровенно односторонним, необходимо каким-то образом ограничить. Проблема в том, что формально Турция является тем по нынешним временам редким государством, которое свои прописанные и зафиксированные обязательства старается соблюдать. Другое дело, что на практике такая формализация не означает какой-то «дружественной позиции». Так, в ответ на увязку поставок вооружений с вопросами газового хаба Турция прекращает поставку БПЛА «Байрактар» на Украину, хотя на самом деле проблема заключалась в том, что «Байрактары» не показали себя как эффективный инструмент, подверглись критике со стороны ВСУ, но формально Анкара показала, что «идет навстречу Москве», а в целом действует якобы «как ответственный переговорщик». Аналогично «ответственный переговорщик» поставляет бронемашины Kirpi в варианте без боевых модулей с ДУ, однако уже на территории Румынии эти модули каким-то таинственным образом на этой технике появляются и т. п.
Угроза?
«Любой мирный план по Украине будет обречен на провал, если в нем не будет учитываться мнение России»,
– заявил официальный представитель президента Турции И. Калын.
«Турция поддерживает мирный план президента Зеленского»,
– анонсировал глава МИД М. Чавушоглу.
«Мы на стороне Украины»,
– снова на связи И. Калын. И как своеобразный подытог: обсуждаемая скидка на газ колеблется в коридоре ±25 % и предложение «замкнуть» на Анкару поставки иранского газа. По принципу, если долго качать деревце, то его, не ломая, можно вытащить с корнем. К подобным особенностям «переговорного трека» можно было еще относиться, что называется, «с пониманием» во время сирийской кампании, хотя именно этот аспект во многом затянул решение многих и многих вопросов. Но сегодня таких треков стало слишком много. Это и Закавказье, и Средняя Азия, и энергетика, и различные коридоры и «сделки», и в целом украинское направление. Конечно, наиболее радикальным решением выглядит в этом случае сокращение взаимодействия или «резкий разворот», к чему, собственно, и призывают, глядя на все это, многие обозреватели, но только те самые резкие шаги – это не решение проблемы. Хотя бы потому, что на другой стороне стоит не просто Турция со своими интересами, но и другие страны.Автор прекрасно понимает, что в т. н. «зерновой сделке», критикуемой многими, Турция, опять-таки, в ней выступает как один из первых выгодоприобретателей. Вопрос, а кто остальные первые? Евросоюз и... Китай. В Китай уходит свыше 30 % поставок по зерновому коридору. Т. е. резкие шаги теоретически делать можно, но что будет в реальности, если тот же Китай вполне резонно дает понять, что к затяжной кампании на Украине там не были готовы, и что-то надо делать с вопросами издержек (как это было сделано, например, на саммите ШОС). Готовы ли мы пренебречь издержками Китая, если со своим «импортозамещением» заместили Европу на Китай, сырье сами отправляем через Китай и Индию в ЕС, а ЗВР у нас теперь перетекают в юань? Каждый такой «резкий и решительный шаг», если начать предметно разбираться, обусловлен массой сопутствующих обязательств, формальных и неформальных, объективных и субъективных – Карабах/Иран, Сирия/Египет, Иордания, ОАЭ, Саудовская Аравия и, опять-таки, Иран и т. д. Где-то эти связки вызваны вполне объективными причинами, в частности Сирия и Карабах несут на себе отпечаток многолетних договоров, где-то мы сами себе только можем выступать судьями, поскольку очевидно, что никто даже из лояльных нам международных акторов не был готов к затяжному характеру СВО, нашим проблемам с потемкинскими деревнями модернизации и оптимизации. Как пример: затяжной характер СВО начал обваливать европейские рынки, обвал европейских рынков отразился на китайской и индийской торговле, в итоге нам самим вместо того, чтобы «вморозить» Европу, пришлось способствовать разжатию тисков цен и «инфляционных ножниц» ЕС, т. е. дать им относительно спокойно проскочить зиму, что в свою очередь дает ЕС возможность поддерживать режим в Киеве, т. е. удлинять этот самый затяжной характер СВО.И «странные» на первый взгляд отношения с Турцией – это только отражение на одном, просто очень крупном примере всех проблем и пробелов в стратегии и тактике, которые (впрочем, как и положительные стороны) были накоплены за весь предыдущий период с 2015 года, т. е. с начала полноценного участия России в сирийском конфликте. Призывать к резким шагам, конечно, можно, как и сетовать на то, «что они там в Турции себе позволяют», но все это не решит ни одного вопроса на практике ни разу. Сколько было сказано громких слов относительно «ценовых потолков» на газ и нефть. Ну вот ввели их – по обоим продуктам они выше реальной рыночной цены (1 980 долл. – газ и 60 долл. – нефть). В итоге цены отгрузки ниже, поставки идут, прекращать их никто не собирается. Понятно, что не только этот фактор влияет на рынки, но в том числе и общий объем потребления в ЕС и относительно удачные там погодные условия и т. д., факт есть факт – поставки сохранены.
Возможности?
На самом деле все эти наши бесконечные «выражения глубоких озабоченностей» – это проблема не отсутствия стратегии и тактики, а отсутствия модели. У нас модель в политике почему-то принято путать с такими понятиями как «позиция», «система» или «принцип», но модель – это все-таки количественно измеряемый и объективно верифицируемый всеми пользователями образец. Более того, у нас даже есть перед глазами пример такой модели и даже вариант, работающий уже несколько лет – это сделка «ОПЕК+». Представим себе, что взаимодействие с Турцией строится на основе количественной модели, где каждый шаг сторон также количественно в деньгах и показателях взаимоувязан друг с другом. Только представим на минуту, что где-то появляется документ, где описывается, что модель взаимодействия России на рынках Х и Y, характеризуется поддержанием устойчивого уровня промышленной инфляции в ЕС на уровне 10 % – промышленной и потребительской – 12 %. Это немногим лучше озвученных «дорогими партнерами» ценовых потолков, но, с другой стороны, даже весьма щадящий уровень относительно того, с чем заканчивал ЕС в прошлом году. И это не просто целевой показатель, тем более по принципу «пусть вам будет плохо», а часть количественной модели, которая определяет отношение с потребителями и продавцами не только прямого сырья, но и всех остальных продуктов. Нам с США довольно сложно взаимодействовать было не только в силу принципиально разных целей, но также в из-за того, что у них все строится именно вокруг подобных моделей, даже т. н. «ценности». Более того, самое занятное то, что даже у нас в стране существует такая структура, которая действует на основе модели – Центральный банк. Другое дело, в чьих конечных интересах эта модель функционирует, тут есть, мягко говоря, разные мнения, вопрос как раз в том, что она есть, а вот во внешней политике ее нет.
«Россия готова к сценарию, при котором целей СВО можно было бы достигнуть мирным путем, в противном случае задачи будут выполнены военными методами»,
– заявил на заседании СБ ООН постпред РФ при организации Василий Небензя. Т. е. мы опять готовы к «подходам», «сценариям», «вариантам» и т. д. Работа от модели не предполагает абсолютной жесткости, просто она устанавливает для каждого шага предельные количественные параметры, хотя, может быть, именно этого наша система управления откровенно побаивается. И не очень хорошо, потому что результаты прошлого года требуют переосмысления работы.Способна ли наша политика к выработке количественной модели – вопрос непростой. В теории у нас компетенций для этого, уровня международной, экономической и математической школы и количества специалистов – достаточно. Так что дело не только и не столько в «хитрой игре» Анкары, сколько в нас самих. Более того, в данный момент именно Турция хоть и является сложным игроком, но именно с ней можно и нужно такое моделирование пробовать. Во-первых, это прямой участник сразу на нескольких площадках, взаимодействие с которым строится в режиме «один на один». А во-вторых, пока не мы, а Анкара напрямую экономически зависит от нашего рынка и от наших поставок, и ситуация там в экономике, мягко говоря, сложная. Да и политический кризис в этом году весьма вероятен с учетом уже европейских амбиций. Но такими темпами, как мы взаимодействуем, уже не очень понятно, кто и от кого будет зависеть в ближайшем будущем.
Вывод
Взаимодействие с Турцией сегодня при одном подходе – возможность, при другом – угроза, но в любом случае – это уже вызов. Пока наша политика – это, по сути дела, тактика ответных шагов, реагирования. Продолжать так действовать можно и дальше, но вот насколько нам позволит это и внешняя, и внутренняя обстановка – говорить сложно. Просто надо в любом случае держать в уме, что, если у нас нет своей собственной модели, то рано или поздно нас вынудят работать в рамках чужой.
