Это будет беседа, дорогие друзья. Потому что сегодня я хочу поговорить не только об Одессе шестилетней давности, но и о том, что это символизирует – потерю родины для многих из нас.
Думаю, никому не нужно напоминать, что сегодня за день.
Неофициальный день Памяти и скорби. Шесть лет назад Украина морально перестала существовать, как государство. Сначала её долго и жестоко избивали и увечили на Куликовом поле, а потом сожгли в доме профсоюзов.
Юридически она пока существует. Но это всего лишь курица, которая продолжает бегать с отрубленной головой. Украины больше нет. В этот день, шесть лет назад, все русские города, которые не восстали против Киева, тоже умерли. Одессы – такой, какой мы её можем помнить, Одессы – города воинской славы, города-героя – не существует.
Шесть лет назад я, и тысячи других людей, оплакали не просто новую, уже одесскую Хатынь.
Мы оплакали смерть Украины. Тогда мы этого ещё не понимали.
Тогда, до второго мая, казалось, что всё ещё может обойтись. Тогда уже случилась Крымская весна, и для тех, кто был там, на передовой, всё было более чем серьёзно, но простые люди, здесь, в глубинной России, всё ещё верили, что всё может обойтись. Даже когда там разливали коктейли Молотова, когда там убивали и ставили на колени Беркут. Война была не у нас, и поверить в подобное было сложно. А потом случилась новая Хатынь в Одессе. А после Хатыни – двенадцатое мая, референдум в ЛДНР и настоящая война.
Второе мая – день Памяти и Скорби.
Страны бывшего социалистического блока умирают, когда в них убивают русское. То русское, что в них существовало. Я не хочу сейчас рассуждать, почему всё происходит именно так. Оно просто происходит.
Моя бабушка родилась и выросла в глухом горном ауле на Кавказе. Она была русской. Но Кавказ в лице Чечни и прочих республик удалось спасти. Если кто-то скажет, что я отношения не имею к Кавказу – ваше право. Но это моя семья, мой род, они жили и росли на этих землях, и поэтому – и благодаря Путину – я всё ещё могу сказать, что это и моя земля тоже, и миллионов других многонациональных русских. Бабушка дожила до Первой чеченской войны и узнала, что у неё больше нет малой родины. Она умерла с этим знанием. Я жалею, что она не дожила до момента, когда бы ей эту родину вернули.
Моя мать родилась в Самарканде. Она русская. Но Узбекистан не удалось спасти, и теперь её малой родины больше нет. Теперь это чужая неведомая страна, где устраивали геноцид славян. Её родная улица ещё существует физически, но на деле её уже нет – той улицы, на которой бок о бок жили узбеки, русские, евреи, грузины, белорусы, украинцы. Вместе растили детей, отмечали праздники. Эти люди ещё не знали тогда, что на самом-то деле, оказывается, они сепарированы по национальностям – они, наивные, думали, что являются одним народом.
Мой дед родился в Казахстане под Алма-Атой. Он был русским. Казахстан по сей день постепенно, без откровенного геноцида и убийств, изгоняет из себя всё русское. Поэтому мне больно об этом говорить. Дед не дожил до того момента, чтобы узнать, что его родину у него бы отняли. Он был усыновлён добрым малороссом, и вырос в Малороссии, и это тоже была его родина. У меня пальцы не поворачиваются назвать эти земли Украиной, потому что тогда ещё Украины не существовало. И потому, что это название теперь дискредитировано.
Я родилась и выросла во Владивостоке. Я русская. Мой Дальний Восток удалось спасти в девяностые – в то время как там уже начали печатать свою валюту и планировали создать ДВР. Благодаря Путину я единственная из семьи, у кого осталась большая и малая Родина. ДВР – Дальневосточной республики – не случилось.
И вот, второго мая, шесть лет назад, своей малой родины лишились миллионы русских.
Но нужно знать, что за днём Памяти и скорби всегда будет день Победы. Пока ещё неизвестна точная дата, когда это произойдёт, но он будет. Новороссию защищают русские, и одно это означает, что они всё-таки победят, потому что русские не могут сдаться нацистам.
Мне очень тяжело это писать. Мне очень тяжело думать, что для кого-то это может не иметь значения, потому что, мол, я там не родился, а значит, отношения к этой земле не имею. Это жуткий принцип, это нерусский принцип. Это принцип «моя хата с краю». Это – сепарация себя от своего рода, своей памяти, своей родины. Россия настолько огромна потому, что русские никогда не исповедовали этот принцип.
Российские люди демократической наружности и либеральных ценностей могут сколько угодно высмеивать и издеваться над такой нашей ментальностью, им не просто так дали название – «Иваны, родства не помнящие». Они сироты, и, что страшнее, добровольные сироты. У них нельзя отнять даже родину, потому что её у них нет.
Шесть лет назад умерла Украина.
Сегодняшний франкенштейн, возникнувший на её месте, виновен в возрождении нацизма и убийствах многих тысяч невинных людей. Простых людей там больше нет – потому что простые люди сегодня защищают Донбасс от нацистов. Остальные виновны – и неважно, воюют ли они под нацистской символикой или сидят по домам. Потому что простых людей убивают с их молчаливого согласия. Потому что непротивление злу – это соучастие злу.
Сегодняшняя Украина ожесточённо, с удовольствием, пытается повторить судьбу Карфагена. Потому что тому, что она делает, не существует понимания или прощения. Украина с удовольствием приняла карфагенскую религию и каждый день совершает молк, принося в жертву кровавому американскому богу простых людей – детей, женщин, мужчин, стариков. И порой следует традициям досконально, сжигая их заживо.
Но Украина кое-что забыла. Историческая амнезия – это её бич, который в конце концов обернётся против неё.
Она забыла, что…
…Карфаген должен быть разрушен.
