4
Я смотрю - к нашей колонне летит на всех парах ГТМушка, мы подумали, что она поедет вместе с нами, но она остановилась - практический поперек нашей колонне, тем самым остановив нас, броня рычала и движки выли, готовые к пути - навстречу смерти! Из люка машины пулей вылетает механик-водитель, и бежит вместе с капитаном к старшему офицеру сопровождения колонны. Переговорив с ним, они пошли от машин к машине, что-то спрашивая у сидящих на броне солдат. Когда они дошли до нашей брони я узнал капитана медика, которого видел сегодня возле санчасти. Они что-то жестами объясняли старшему офицеру колонны и кричали на него.
- Механик-водитель ГТМу Михаил из рухинского полка здесь есть? - крикнули они нам.
Я понял, что они ищут меня, моё сердце заколотилось как у зайца. Что ещё я натворил, почему ищут меня? - гадал я. Туркмены сразу сдали меня, показав пальцами - мол, вот он.
- Вот гады, - подумал я.
- Слезай! - крикнули они мне.
Я спрыгнул к ним и вопросительно посмотрел на капитана, и на смотревшего на меня солдата, глаза у него горели огнём, готовые во мне прожечь дырку. Он был хорошо сложен, даже можно сказать, накачен, лицо его было скулистым и мужественным, что делало его гораздо старше своего возраста.
- Миха с Рухи ты? Из Казани? - громко спросил он меня. Капитан, молча, смотрел на меня.
- Да, я.
- Зёма, дорогой, я - Серый из Казани! - и сразу меня обнял, мне ничего не оставалось делать, как обнять его тоже. Я, честно говоря, не совсем понимал, что вообще происходит.
- Чё ж я тебя раньше в Рухе не встретил? Нам ведь так нужны механики-водители ГТМу. Ты в Казани где живёшь? Какого призыва? Слушай, бери свои вещи, пойдём, мы тебя переведём в наш полковой санвзвод.
От напора всех вопросов мне стало не по себе, я стоял под гулом моторов весь растерянный.
- Нет, я не могу, мы же в ущелье едем, да и какой из меня механик-водитель, - отвечал я.
- Миха, родной ты мой земляк, тебе туда нельзя, ты что, не ходи туда, там сплошная смерть! Знаешь, я сколько от туда вывез. В день по десять ходок делали, носилок не хватало на всех, у меня весь салон кровью пацанов пропитан! - возбужденно кричал он мне.
- Сейчас капитан всё устроит, будет чики - пики! Комар носа не подточит. Никто не догадается, что тебя снимают с колонны по нашему землячеству! А хочешь по болезни тиф или желтуха, аппендицит схватил, да пох...й чем отмажем! - Или скажем, что механиков-водителей не хватает, и всё! - твердил он мне.
- Нет, нет - бормотал я, - Я, Серёга, не могу, мне неудобно, понимаешь? Как же я потом в глаза нашим смотреть буду?
- Дурак ты, Миха! А как я в глаза твоей матери смотреть буду? Мне же скажут: мог зёму уберечь и не уберёг! Нас и так казанских парней в Панджшере мало, беречь нас надо, понимаешь?! - убеждал меня Серый, - Тебе когда домой?
- Осенью, может быть? - ответил я
- Вот и мне тоже, так что не п...зди, бери вещи и пошли, - и он схватил меня за руку.
Но в это время колонна дернулась и потихоньку поехала, а к нам подбежал какой-то майор и стал громко переговариваться с капитаном. Серёга тоже подошёл к ним и стал, что-то жестами объяснять. Я в это время запрыгнул на поехавшую БМП; туркмены меня подхватили за руки и стали хлопать по плечу, приговаривая.
- Молодец, Киса, не бросил нас, а то как мы без тебя, кто за нас воевать там будет?!
Колонна всё быстрей и быстрей набирала ход, а я старался не смотреть в сторону, где остался Серёга. Только туркмены мне потом рассказали, что он бежал за нами и что-то кричал...
Я смотрел на горы, которые были все ближе и ближе, и грозно смотрели на проезжавшую колонну. Каждый боец сидел и думал о своём: кто курил, кто кимарил, сидя на броне. Солнце уже катилось к закату. Когда мы проезжали самое узкое место дороги, то встретили афганские посты царандоя; дорога разделялась на две половинки: налево уходило вглубь ущелья Киджоль, а на правой стороне был очень красивый и хорошо сложенный бетонный мост, покрашенный в белый цвет, через который проходила ещё одна дорога. Афганские солдаты ехидно улыбались нам, проводили большим пальцем по шее, били открытой ладошкой по кулаку.
- Козлы, радуются... Да они тут все духи, - подумал я.
Колонна сбавила ход и мы уже очень медленно въезжали в кишлак. Высокие горные хребты немного расступились. Вдоль дороги был каменистый забор, а за ним виднелись виноградники, абрикосовые, яблоневые сады, а их плоды так соблазнительно висели, что хотелось подбежать и сорвать их. Сердце щемило и была какая-то озабоченность, я не понимал что это: то ли страх смерти, или просто оттого, что рядом совсем чужие и незнакомые солдаты. Не было привычных для меня лиц, только туркмены-дембеля, которые по молодости здорово гоняли меня, и поэтому я их недолюбливал.
Машины остановились, но тут, же по цепочке передали, что бы, ни кто не слезал с брони и быть всем на чеку. Я сидел на броне и смотрел на заходящее солнце, и на очень красивые душманские сады, дувалы были в основном все целые. Видно было, что в этом кишлаке совсем не давно жили люди. Но вот колонна потихоньку тронулась, и мы стали подъезжать к знаменитому ущелью Киджоль. Чем глубже мы въезжали в него, тем всё больше и больше вдоль дороги разбитой и подорванной бронетехники. В основном - "ЗИЛки" и БТРы, а следующий кишлак был полностью разрушен, вокруг были огромные воронки от авиабомб. Наша колонна подъехала к концу кишлака и встала. Прозвучала команда "К машине", мы слезли с брони и нас построили, и разделили на взводы.
- Завтра с утра пойдём на Киджоль, а пока заночуем здесь в кишлаке. Здесь же и находился разведрота, - сказал нам офицер.
Мы с туркменами решили держаться все вместе, куда бы нас не послали. И попросили об этом взводного лейтенанта. Дав нам добро, он показал место нашего ночлега. Посередине кишлака мы уложили камни и построили небольшое укрытие, потом разделили между собой ночное дежурство. Поужинав, укладывались на свои плащ-палатки. Я расстелил свою, надел бушлат, положил под голову вещмешок и укутался конвертиком. Потом лёг на спину и стал смотреть на бесконечные далекие звёзды, которые с наступлением темноты появлялись, как ромашки на русском поле - всё больше и больше.
- Такое красивое небо, такая красивая страна, и зачем эта война нужна? - одолевали меня раздумья.
Туркмены на своём языке между собой о чём-то говорили. Я их все равно не понимал и постарался уснуть, но сон был беспокойным, и с наступлением темноты началась перестрелка постовых в сторону ущелья. Время от времени со стороны духов в воздухе свистели пули, но никто на это не обращал внимания. Я посильнее сжал ладонями уши, уткнулся головой под плащ-палатку, что бы ничего не слышать, всё - спать, спать, спать... Домой, домой, скорей домой!
- Только сон приблизит нас к увольнению в запас! - вспомнил я самую популярную среди солдат-срочников присказку, и тут же провалился в сон.
5.
Солнечные лучи озарили горные хребты, вот и пришло ещё одно утро - дожили!
- Новый день, до дембельского приказа осталось 96 дней! - проснувшись, сразу подумал я. Туркмены, по своим давним обычаям, уже накипятили в котелке чай, и грелись у костра. Ущелье дышало прохладой, от бурной реки Панджшер тянуло сквозняком. Но, как только появились солнечные лучи, и наше месторасположение вышло из тени гор, сразу же стало теплее, а горячий чай окончательно согрел нас, немного подкрепившись перловой кашей из сухпайка, начали собираться. Нас всего было пять человек, три туркмена, один молодой из роты и я.
К нам подошёл лейтенант, пересчитал нас всех, и спросил, как спалось. Сказал, чтобы через 30 минут все были готовы. Я быстро уложил в свой вещмешок палатку и бушлат. Лейтенант не заставил себя долго ждать. Все чувствовали, что он сейчас нам сообщит что-то очень важное для нас. И задача была такая. Впереди из ущелья Киджоль вытекала ещё одна река, которая сливалась в бурном потоке с рекой Панджшер. Мост через эту реку духами был взорван. И вся дорога была полностью завалена камнями, огромными валунами. Видимо, душманы очень уж старались устроить затор, потому что даже пешком пройти сквозь неё было невозможно. И из глубины самого ущелья шёл постоянный обстрел, плюс ко всему все местность была заминирована фугасами и минами-ловушками. Нам нужно было перейти через все завалы, переплыть реку с сильным течением, и натянуть канат для общей переправы батальона, чтобы в дальнейшем занять ближайшую вершину.
На этой вершине со вчерашнего вечера находилась разведка, накануне она сбила с нее духов и не давала им вновь занять её. С этой вершины очень хорошо простреливался весь перекресток дороги. Нам надо было создать условия для работы сапёрам, а также роте, которая устанавливала понтонный мост. Мы все впятером двинулись по тропе вперёд к реке, вдоль кишлака, мимо разбомблённых дувалов, а позади нас прикрывала рота.
Один из туркменов крикнул лейтенанту:
- А сапера дадите?
- Нет пока сапёров, всех убили, последний на фугасе подорвался, ему обе ноги оторвало. Скоро подвезут ещё одну партию, а пока сами, ждать нам некогда, быстрей давайте и меньше задавайте вопросов, - ответил офицер.
После такой фразы каждый из нас стал шагать очень нежно и осторожно, практически как кошка, подкрадывающаяся к добыче. Я сразу вспомнил бедного солдата-сапёра и его стоны. В ушах стоял его последняя жалобная просьба: "Помоги мне, пожалуйста!"
Молодому дали веревку, он привязал к её концу небольшой камень.
- Смотри не повесься и не утопись, - засмеялись- загоготали дембеля-туркмены.
Мы вместе с лейтенантом вышли на каменистый берег и подошли к речке, ширина которой была метров 20. Стали выбирать место переправы, но течение везде было одинаковым сильным, и без канатной поддержки перейти её было не возможно. И еще затрудняло то, что противоопложный берег был гораздо круче нашего, да еще загромождён подбитой, искореженной техникой, которую как будто кто-то специально свалил в одну большую кучу. А дальше, у подножия горы, куда нам и предстояло пойти, был виден разбитый кишлак.
Такого скопления подбитой техники я ещё ни когда не видел, её было столько, что можно было бы выполнить план по сбору металлолома нескольких советских городов. Танки, БТРы, БМПэшки, множество других грузовых машин. Они были разбросаны по всему краю ущелья, многие были полностью в воде. Вокруг были огромные воронки от авиабомб, благодаря которым река сделалась ещё шире. В одной из этих воронок спрятались несколько бойцов, они высовывали головы из неё и наблюдали, как мы с осторожностью ходим по берегу, чтобы не наступить на мины.
Над нами с нашей стороны берега была небольшая возвышенность, усыпанная виноградниками. Там и устроился остаток нашей роты, прикрывая нас, чмокая и чавкая. Мы с завистью стали оглядываться и искоса посматривать на солдат, жующих молодой зелёный виноград.
- Так, а ну там - прекратили чавканье! - со злобой крикнул на них лейтенант, - Сортиров дальше не будет!
- Лучше внимательно смотрите в ущелье и на противоположенную вершину! Там полно духов, - добавил он.
- Воин, взял верёвку и кидай её на противоположенную сторону, туда, где стоит танк! - крикнул он молодому солдату, а сам нырнул в воронку.
Туркмены стали ругаться на своём языке и приговаривать, что тот берег весь усыпан минами и фугасами, и что они не собираются быть живым тралом, но выбора у них не было. Определив место переправы, где возвышался танк, под которым в самой воде стоял подбитый БТР. Молодой стал перекидывать веревку стараясь зацепить её за разорванную броню. Я, тщательно оглядываясь, спустился поближе к берегу и сел возле небольшого камня, который был мне по пояс.
Молодой всё кидал уже намокшую веревку, но с каждым разом у него получалось всё хуже и хуже. Туркмены сидели на корточках на пустынном каменистом берегу, держа в своих руках автоматы, с опаской озирались по сторонам. Лейтенант из воронки всё кричал на молодого, чтобы тот сильнее бросал, мол, если у него не получается, то ему надо зайти в воду по пояс, чтобы быть ближе к другому берегу. Молодой так и сделал. Мы все смотрели на бедолагу, как он, морщась, преодолевал холодные бурные потоки, а когда вода дошла, так сказать, до интимного места, то издал такой возглас:
- Ой бля, ох, ох...
Потом он снова стал кидать веревку, но поток воды не давал ему удерживать равновесие, у него все равно ничего не получалось.
Было очень тихо, стрельбы никакой не было, и эта подозрительная тишина здорово пугала и настораживала нас. Ведь мы были как на ладони, со всех сторон! Один из туркменов вдруг стал суетиться и ёрзать на месте, потом стал метаться по берегу, как будто предчувствуя что-то недоброе. Я крикнул ему:
- Ты чего суетишься, что-то увидел, а?
Но он ничего мне не ответил, а побежал к лейтенанту в воронку и скрылся в ней. Молодой из воды, держа в своих руках окончательно промокшую и тяжёлую веревку, молча хлопая глазами, смотрел на происходящее и стал испуганно приседать в воду. Остальные туркмены, долго смотреть на эту паническую ситуацию не стали, а быстро побежали к воронке и, как суслики в нору, нырнули в неё.
Я растерялся. Мы с молодым остались вдвоем. Какое-то нехорошее предчувствие охватило нас. И мы не знали, что нам дальше делать, и что так их всех напугало, что вообще происходит? Почему все так быстро разбежались, ведь никакой стрельбы нет?
- Вот трусы! - подумал я. Хотя, если честно, и сам бы не прочь отсюда смыться куда подальше.
Я крикнул офицеру:
- Товарищ лейтенант, у нас не получается, что нам делать? Где вы?
Но он не высовывался из воронки, и не отвечал.
Вдруг сверху, где находилась рота, стали стрелять из автомата одиночными выстрелами. И каждый выстрел наводил на нас жуткий ужас. Мы смотрели друг на друга и ждали, что кто-нибудь что-то скажет или объяснит. От непонимания ситуации, я стал кричать стрелявшим, чтобы они прекратили стрельбу и не привлекали внимания духов. Но они меня не слышали, а только ещё больше открыли огонь. Я встал в полный рост и, вытягиваясь, пытаясь заглянуть в воронку, стал что есть мочи кричать и звать лейтенанта! Не получив ответа, посмотрел на молодого. Увидел, что он нырнул полностью в воду и прижался к рядом стоявшей подбитой броне и показывал мне рукой, чтобы я лёг на землю. Я ничего не понимая, под автоматный грохот, лёг под камень, что был возле меня. Свернувшись калачиком спрятав свою голову, прижимаясь как можно ближе к камню, обратил внимания, что возле меня по земле разрываются фонтанчики песка. Дошло наконец-то - обстрел!
Я спрятался за этот камушек, но он, оказывается, был столь мал, что я полностью за ним не помещался. Пули рикошетили от камня, дробили его, разлетаясь в разные стороны. Осколки камня и пуль разлетались на мелкие иголочки, и впивались в мои руки, лицо, обжигая, как будто тысячи мелких москитов кусали меня. Я выдергивал их из кожи носа, щёк и ушей, из прикрывавших рук. Некоторые осколки были похожи на мелкую токарную стружку. Душманы вели чёткий прицельный огонь из ДШК, пользуясь тем, что мы их не видим, а они нас хорошо видят и, по-видимому, уже давно за нами наблюдают.
У меня опять появилось ощущение, что я как будто всё происходящее наблюдаю со стороны - сверху что ли, смотрю на себя и на других; вроде я - не я, а кто-то другой. Это может казаться иллюзией, фантазией, но это было действительно так, потом такое ощущение ещё не раз меня посещало. Мне казалось, что эта стрельба никогда не кончится, секунды казались вечностью! Но вот настала передышка. Опять стало тихо. Я услышал, как лейтенант стал кричать мне, резко высовывая голову из воронки и тут же пряча её.
- Эй, живой? Ты не раненый? Бегом беги и прыгай сюда!
Я собрался духом и рванул к спасительной воронке. Но возле воронки лежало сломаное взрывом, огромное засохшее дерево. Своими ветками оно преграждало мне путь к спасению. Нужно было обежать его, но каждая секунда была на вес собственной жизни. И, стараясь сократить себе путь к спасительной воронке, я немного срезал угол, и тут же запутался, как муха в паутине, в ветках дерева. Мне казалось, что вот-вот опять начнется стрельба, и теперь уже совершенно точно попадут в меня. Кое-как выбравшись из этой ловушки, я миновал это злополучное дерево, и нырнул в воронку. Там сидел лейтенант, и ещё незнакомые для меня солдаты.
- Живой? Тебя не ранили, а где молодой - он жив?- спросил лейтенант.
- Да я живой вроде бы, а молодой в воде сидит, тоже вроде бы был живой - ответил я.
Лейтенант ещё раз выглянул из воронки и крикнул молодому:
- Быстрей вылезай из своей ванны и беги сюда, пока душманы свои пулемётные ленты перезаряжают.
Духи больше не стреляли, видно, разведчики прикрыли нас все-таки с вершины. Лейтенант сказал, что надо вернуться к своей роте.
Я, пригнувшись, побежал из воронки и забежал за каменистый дувал, где мирно и спокойно росли виноградники. Сразу же за ними сидела наша рота, которая особо и не высовывалась во время стрельбы. Там я нашёл своих туркменов.
- Вы чё слиняли, а? Договорились же держаться вместе! - с обидой спросил я.
Туркмены промолчали, только по-своему что-то друг другу сказали, и молча закурили. А один из них снял свою панаму, и показал мне на ней дырку из-под пули. Потом улыбнувшись, сказал:
- Аллах Акбар! Моя панама от меня вперёд убежала. Я сначала подумал - ветер, а потом взял в руки, увидел в ней дырку. Так что Киса, меня чуть-чуть не убили!
-Чуть-чуть не считается! Вместе - значит вместе! - с досадой проговорил я.
- Ладно, Киса, не обижайся - говорил тот, что убежал первый. Просто я как сердцем чувствовал, что сейчас стрелять будут и спрятаться нам некуда, а мы ведь, Киса, дембеля, понимаешь, нам так домой хочется! И на хрена нам всё это нужно? - продолжил он.
Я их, в принципе, понимал, ведь эта война не нужна была никому! Привстав, я внимательно посмотрел в сторону ущелья и стал осматривать все углубления, расщелины, откуда могли бы вести по нам обстрел. Но всё было тихо и спокойно, никаких передвижений на горе не было.
Тут появились лейтенант и весь мокрый молодой. Пригнувшись, они подошли поближе к нам. Лейтенант стал всех подымать и отзывать обратно к кишлаку на место нашего ночлега. В душе немного потеплело.
- Может, отбой? Может нас сменят или ещё что-нибудь решат? - думал я.
- Так, всей роте отбой, отходим назад. Встали и быстро, быстро - крикнул лейтенант.
- Связист, где связист? Передайте по цепочке, пусть связист ко мне подойдёт - сказал он.
Мы все встали, пригнувшись пошли в кишлак, а лейтенант с связистом, стали вызывать на связь штаб дивизиона.
- Ты как, молодой? Искупался малость? - спросил я.
- А что мне было делать, я как увидел возле тебя фонтаны от пуль, думаю, нет, я лучше здесь за подбитым БТРом посижу. А вода холодная течение сильное, вот шороху было! Нет, думаю, без хорошей огневой поддержки туда нам не перебраться, - говорил молодой, на ходу выжимая свою "хабэшку".
- Ничего, сейчас быстро обсохнешь, пять секунд, - сказал туркмен.
- На боевых сколько раз был? - спросил он молодого.
- Ну, раз семь-восемь, - ответил молодой.
Через некоторое время подлетели два "Мига", в воздухе раздался гул и шум реактивных двигателей.
- Сейчас будут бомбить ущелье, - сказал лейтенант.
Все встали и замерли, смотря вверх и наблюдая, как самолёты красиво и плавно, практически беззвучно заходили на бомбежку ущелья, словно хотели взять его протаранить его. Только языки пламени вылетали изпод "Мигов", взрывы эхом отдавались по хребту и по подножию ущелья, всё покрылась дымом и пылью. Гул разрывов и шумов пролетавших самолётов придавали нам бодрости. Каждый надеялся, что духам настал полный "трындец". Выпустив весь боекомплект, "Миги" быстро скрылись в просторах афганского неба. Мы все опять присели. По цепочке передали, что через десять минут опять пойдём к завалу но в обход, по воде, прикрываясь за обрывистым берегом, над которым росли виноградники.
Туркмены выругались и опять по-своёму заговорили между собой.
- Ладно, не нойте и так тошно, - сказал молодой, выливая из своих сапог остатки воды.
Один из туркмен злобно посмотрел на молодого, но ничего не сказал, а только снял свой рюкзак , достал флягу и начал жадными глотками пить воду. Солнце уже топило на полную катушку, только тень от зелёных деревьев спасала нас.
- Жарко, сейчас, значит, купаться будем. Хорошо, давно я ванну не принимал, - вслух подбадривал я сам себя.
- Нет, Киса, эта ванна покажется для нас адом, знаешь, какая вода ледяная, в ней и трёх минут не просидишь! - сказал мне молодой.
- Нечего прорвёмся, - поддержали меня туркмены, - И наш дембель не за горами, да, Киса?
- Наверное, - ответил я.
В нашей роте началось шевеление, все встали и начали надевать свои вещмешки и автоматы. Колонна солдат тронулась обратно в ущелье.
- Жаль, что в кишлак так и не вернулись, ну, на этот раз в меня, наверное, точно попадут, - подумал я.
Все молчали, только летёха суетился и постоянно держал связь со штабом. Пройдя через зелёные виноградники, мы вышли к реке, где недавно были. Она шумела и бурлила, течение было очень сильным и местами образовывались сильные круговороты. А с правой стороны на другом берегу Панджшера возвышались небольшие холмы, за которыми виднелись горные хребты. И где-то за ними находился, без воды и еды, наш родной батальон. От нашего взвода туда были посланы Жека и Серёга (Рыба); им тоже, наверное, было не сладко, и я чувствовал это - ведь это наша солдатская участь!
Я слышал от лейтенанта, что они должны были прикрывать нас с правого хребта, который находился напротив ущелья Киджоль и сдерживать душманский натиск. Говорили, что духи не дают сесть вертушкам на вершину, и сбросить нашим сухпай и боеприпасы. Постоянно их подвергают обстрелу, и у них там шли сильные бои. И я не знал, где было лучше - здесь или там?
6
Мы присели вдоль берега, где душманами был сложен из камней и валунов небольшой забор, который возвышался прямо из воды. Никто не решался войти в бурлящую горную реку. Вставать в полный рост не было никакого желания. Только за ним нам всем можно было укрыться. Лейтенант взял своих людей из роты, и они пошли первыми. Они медленно по пояс погружались в воду, держа над головами свои автоматы. Прижавшись и держась, друг за друга, чтобы течение не сносило, потихоньку направились на противоположную сторону реки. Но, только они там показались, духи опять открыли пулемётный огонь. Пули со свистом вонзались в бурлящую воду, образовывая высокие всплески воды.
Первая группа попятилась назад и встала возле каменного забора. Они стояли в воде, а лейтенант что-то говорил по рации. Мы молча стояли и наблюдали за ними. Лейтенант скомандовал, и они сделали ещё одну попытку. Но огонь крупнокалиберного пулемёта ДШК усилился ещё больше, и они быстро ринулись обратно, спотыкаясь и падая в воде, панически барахтаясь, пригибая головы, выползали все мокрые обратно на берег. Душманский ДШК на этот раз работал более точно, и бил прямо по нашему обрывистому склону в промежуток между двух берегов, заполняя его смертельным свинцом.
В роте у солдат началось предпаническое состояние. Пули заставляли нас прижиматься к мокрому каменистому берегу. Видимо, ДШК был расположен так, что он не мог изменить угол обстрела. Но стоило только нам привстать или выйти на открытый берег реки, как смерть незамедлительно протянула бы к тебе свою холодную руку, и забрала бы тебя с собой.
Шум воды приглушал наши разговоры и выкрики лейтенанта. Весь мокрый, он отдавал команды, заставляя солдат прижиматься к склону обрывистого берега. На лице у него была тревога и за жизни солдат, и за выполнение боевой задачи. Ему ведь дали приказ, и его надо выполнять, но, желательно, без потерь. И теперь он понимал, что сделать это будет невозможно. А вести на верную смерть молодых, неопытных ребят ему не хотелось.
- Так, никому не высовываться и не вздумайте стрелять! Себя обнаружите, а в духов все равно не попадёте. Все поняли? Передайте по цепочке остальным! - крикнул лейтенант.
Вдоль всего обрывистого берега, вплоть до самой воды, стояла мёртвая, сожженная, искореженная техника. Покрытая ржавчиной и чёрной гарью, усыпанная многочисленными отверстиями от пуль и выстрелов гранатомета, она образовывала своеобразный щит.
- Товарищ лейтенант, а если этот металлом танком столкнуть в воду, а?! Может, получится? - крикнул ему я. И тут же эту идею подхватили остальные солдаты. Лейтенант посмотрел на меня, вроде хотел что-то спросить, но потом быстро привстал и на секунду задержался, оглядывая местность над нами.
- Ладно, попробуем! - присев, ответил он.
Духи понемногу прекращали стрельбу. Связавшись со штабом, объяснив обстановку и высказав наше предложение, командир получил положительный ответ.
- Сейчас к нам броня попробует подойти, если у них, конечно, это получится, - сказал лейтенант.
Солдаты отошли на безопасное место и расположились на отдых. Промокшие, они сушились на солнце. Туркмены достали из заначки косяк и закурили.
- Киса, хочешь кам-кам? Для поднятия настроения, чтобы легче умирать было! - предложили мне туркмены, посмеиваясь.
- Нет, я умирать не собираюсь, даже обкуренным, нет, не хочу! - ответил им я.
- Ну, как хочешь!
И они втроем стали раскуривать сигарету с анашой, и, после каждой затяжки сильно кашляя, ловили кайф. Глаза у них сразу заблестели.
- Смотрите, сейчас летёха засечет, - предупредил их я.
- А, нам похрен, что он нам сделает. Нам, Киса, терять нечего, мы - дембель, мы своё отслужили!
- Ну, смотрите, сейчас вот духи вам прикурить дадут! - ответил я.
- Да ладно, она слабенькая, так, на полчаса хватает.
Рокот моторов подходящей брони нас всех ободрил. Все зашевелились и стали подниматься на корточки. К самому берегу подошли две БМП-2 и тягач из ремроты с большим ковшом спереди. Оставляя за собой на каменистом берегу глубокую колею, первая БМП потихоньку переехала через виноградник, немного пробуксовывая из-за огромных камней и неровной местности. Потом забралась на возвышение, развернув свою длинную 30-мм пушку в сторону ущелья.
Другая БМП попыталась подъехать прямо к нам, но тут же увязла по самые гусеницы в прибрежном мягком грунте. И тягачу пришлось её вытаскивать. Пока они передвигались по берегу, прошло уже больше часа и настало время обеда, но команды никто не давал. Жара стояла неимоверная, солнце очень сильно пекло и тот, кто не был мокрым, стал мокрым от пота. Хорошо, что вода была рядом, и нам было чем утолить жажду.
Выворачивая на своём пути все кустарники, тягач добрался до завала из сгоревшей техники, и стал своим ковшом двигать подбитую броню. Духи опять открыли огонь, но на раз и били уже не по нам, а по броне. Первая БМП стала стрелять одиночными выстрелами вглубь ущелья. Наши уши закладывало от громких выстрелов, а удары крупнокалиберных пуль об броню БМП говорили, что духи не собираются уступать нам. Пули ДШК рикошетили от брони, и со свистом пролетали мимо наших голов, впиваясь в обрывистый берег.
На время тягач замер. Затем опять продолжил свою нелёгкую работу. Под обстрелом, с поврежденными триплексами, практически на ощупь, механик-водитель мастерски сталкивал в воду разбитую технику, образовывая завал между двумя берегами вытекавшей из ущелья реки.
БМП без перерыва била по ущелью. Разрывы снарядов покрыли пылью и дымом вход в ущелье. Затем подключилась дивизионная артиллерия. Ведь вход в ущелье был уже давно пристрелян. И мощные разрывы от снарядов сотрясали землю и скалы.
Мне представилось тогда, что я в настоящем аду. Грохот и гул в ушах, стрельба, дым, свист пуль. Всё это образовало кипящий котел, в котором мы все варились. Духи били из всех видов оружия, какое только у них было! Разрывы снарядов их не пугали, словно их не было вообще!
Как только дым рассеялся, стрельба опять начиналась. На БМП, которая прикрывала работу тягача, не было уже живого места. Не представляю, что чувствовали солдаты, которые в ней находились.
Тягач, под свист душманских пуль, сделав свою работу, начал отходить вглубь зелёнки. БМП-2, выстрелив весь свой боекомплект, попыталась съехать вниз обратно к реке, но забуксовала и начала дергаться на месте, как в предсмертных судорогах. Она моталась туда-сюда, но не могла сдвинуться с места. Её левая сторона была вся изрешечена, а левая гусеница была перебита. Пришлось опять цеплять ее тросом и вытягивать. Всё это на наших глазах проделывали солдаты из ремроты.
Когда БМП оттащили подальше, к нам стали подтягиваться ещё солдаты из нашего батальона и других подразделений, размещаясь по всему берегу в виноградниках. Посмотрев снова на БМП, я увидел, как из неё стали вытаскивать окровавленных солдат, укладывать их в носилки, уносить подальше от обстреливаемой зоны.
- Сколько ещё их будет? - подумал я. Сейчас они своё отслужили и сделали всё, что смогли. Я не знал, кто из них был убит, а кто ранен, но крови на них было много.
Невыездной Нетаньяху. Западные страны признавшие выданный МУС ордер на арест Нетаньяху и Галланта. Также к списку присоединилас