Коронавирус плотно закрыл для нас, простых людей, государственные границы. И сейчас самое время оглядеться, вспомнить о своих путешествиях. и приключениях. И попытаться осознать, каков же он, такой разный и одинаковый, уклад на планете Земля.
Десант на Марс
- Русский, заходи, заходи. Горбачёва харашо, Ельцин баламут!
Эти слова неслись чуть ли не из каждой лавки в Хургаде.
Конец декабря 1994 - начало января 1995. Русские войска заходили в Грозный. Уже пожгли бронемашины Майкопской бригады, шли ожесточённые бои вокруг президентского дворца. В Москве стояли морозы. А я ходил вдоль берега, подставлял лицо ласковому солнцу, и меня изумляло, настолько вся эта картина не соответствовала моим привычным представлениям об устройстве Вселенной.
Чтобы понять всю гамму моих чувств, нужно вспомнить, чем была для советского человека заграница. Для большинства населения Железный занавес был непробиваем ни при каких условиях. Особенно для нас, со вторым уровнем допуска к секретным документам. Я совершенно чётко осознавал, что, если сильно повезёт, за годы моей службы попаду в какую-нибудь группу войск и прикоснусь к сакральным тайнам ненашей жизни, пусть и в сильно урезанном социалистическом варианте. Мы завороженно смотрели «Клуб кинопутешественников» и западные фильмы как картины с иной планеты. А откровения знакомых, работающих за границей, воспринимали как сказы Афанасия Никитина. Мир был чётко разделён на "там" и "тут". Здесь привычные вещи, слова, государственная система. Всё приевшееся, обыденное, а потому, скучное. Там – сверкающие грады на холме, огни реклам, вожделенные шмотки и другие вещи, которые иногда просачивались сквозь занавес. И то прекрасное далёко манило в силу своей закрытости неимоверно. Во всяком случае, таких впечатлительных натур, как я.
И вдруг здрассьте-мордасьте – получай пачпорт и вали на все четыре стороны, если есть деньги и коли эти стороны тебя ждут. В начале поездки были затруднительны в связи с фантастическим курсом доллара, по которому полстраны жило на десяток баксов в месяц. Потом курс выправился, открылись врата и – смотри «Дорожную» Шнура.
Таможни, паспортный контроль. Это были для нас реалии новые и непознанные, как Запретный город в Пекине – туда пускали только избранных. Но они стали моими реалиями. И огромный ИЛ-86, вобравший в себя толпу жаждавших иных земель, вознёсся над Шереметьево.
Когда в иллюминаторе стал расти египетский берег, первая мысль была – ну, и куда меня занесло? Внизу была жёлтая инопланетная унылая пустыня, и я представить себе не мог, каким образом тут можно «щщикарно», как говаривал Жиртрест в «Южном парке», отдохнуть. А потом вспыхнуло море, да такими яркими красками, которых я до этого ни на одном море не видел, и настроение взмыло до небес!
Ну что сказать о первом впечатлении пересечения госграницы? Ты как космонавт, который ступил на Луну – в иной мир. «Маленький шажок для человечества, но огромный для человека». Внутренне в тебе происходит какое-то изменение, как инициация в сектах. Ты был из тех, кому никогда не побывать за бугром, и вдруг превращаешься в того, кто уже там. Момент перехода в иное качество… Эх, говорю же, нынешней молодёжи никогда не понять и не оценить этого настроя!
Потом был отель «Марлин ин», как сейчас помню – вполне приличная "четвёрка". По старой памяти, что в домах отдыха по отдельности не живут, мне пришлось делить номер с парнем из Белоруссии, который сразу заявил, что старые египетские камни и пирамиды ему на фиг не упёрлись, и принялся активно ухлёстывать за слабым полом.
Вообще, народ приехал в Египет отрываться. В холле играет в карты толпа грубых, но обаятельных нефтяников из Ханты-Мансийска.
- А мы вообще в Эмираты путёвку взяли! – объявил один из них. - А привезли в Египет. Но мы не в обиде. Главное, море есть. И выпивка.
С выпивкой в Хургаде был напряг – её продавали в спецмагазине по паспорту, ставя на странице штамп, чтобы во второй раз не пришли. Давали что-то типа пары бутылок водки или ящика пива. Но у нефтяников все было с собой.
Публика была самая разношёрстная. В соседнем номере коротали время спортсмены-бандиты – они вывезли своих девах на прогулку, и далеко не в первый раз. Когда я в ожидании откровений спрашивал, как оно в их путешествиях, главный спортсмен мне важно отвечал сакраментальными словами девяностых:
- Хорошо везде, когда бабки есть.
Отель был по тем временам крутой. Помню, мимо идёт настоящая ОПГ – пахан весь татуированный, и за ним шныри и козырные фраера толпой плетутся. Видимо, где-то маза попёрла, срубили бабла по-лёгкому и приехали в Египет гулять, как раньше по воровским традициям гуляли в Сочах. Пахан остановился перед нашим отелем и важно покачал головой:
- Ну, это козырной отель!
Через много лет я проезжал мимо этого отеля – к нему как раз подогнали экскаваторы для сноса. И показался он мне жалким и вовсе не фешенебельным.
Я как губка впитывал новые впечатления. Они обрушились Ниагарским водопадом. Загорал при декабрьском солнце. Плавал в море, когда тебя плавником задевает по ластам девяностокилограммовая рыбина. Гулял по узким улочкам Хургады – она тогда была меньше нынешней раз в десять, главным отелем там считался недостижимы для нас по тем временам "пятёрочный" круглый «Шератон», который сегодня, по моему, то ли снесли, то ли хотят снести за ветхостью. Тогда ещё море не было всё белым от тысяч катеров – болталось сиротливо пара лоханок, зазывая туристов. И морской живности было куда больше. И коралловые рифы ещё не растаскивали туристы с какой-то запредельной остервенелостью.
Путешествие в Луксор – это вообще как удар по голове. Титанические колонны и статуи древнего Египта, долина Мёртвых, а потом два дня в Каире. Тогда, кстати, экскурсионные программы были куда лучше. Нас провезли по крепостям города, уникальным христианским храмам и мечетям. После этого, сколько я не бывал там, программа незатейливая – Пирамиды, обед и фабрика папирусов, где тебе гид будет вдалбливать, что он с этого не имеет ничего, но объективности ради должен сказать – тут единственный настоящий папирус (масло, камень и так далее), а вот в других местах фуфло полное.
По наивности душевной я купил со скидкой два жутко тяжёлых каменных идола, которые пылятся на даче, после чего понял – сувениры не моё. И больше ниоткуда ничего не привозил.
Напряг был в Египте по отношению к нам тогда в связи с Чечнёй. Из каждой лавки неслось:
- Чечня нехарашо!
Мол, обижаем братьев-мусульман, гады мы такие. Но бизнес все же главное. Потому отовсюду – из сувенирных лавок, золотых магазинчиков, бьющих по глазами необычным разнообразием низкопробных, но многочисленных поделок, доносилось:
- Рюсский, заходы!
И там тебе хозяин даст красный чай, расскажет какие-то дикие истории, типа что у него была русская девушка Наташа, только у каждого рассказчика своя, или у всех одна – история об этом умалчивает. И всё на ломаном русском, который арабы уже успели освоить – лишь бы что купил. Потому что ты для них не гражданин или товарищ, ты для них – клиент!
Впервые в жизни я ощутил себя клиентом. До этого я был гражданином, государство заботилось о том, чтобы я не умер с голоду, трудился, был здоровым, имел жилье и незатейливый отдых в военном санатории, где я для персонала враг. Потом государство обо всех заботиться перестало, а слово "клиент" в русском бизнесе срослось со словом «лошара». А тут я впервые ощутил, что за мои деньги мне делают всё, что обещали. Прилично кормят, предоставляют отличный по моему разумению номер, возят на автобусе, показывают памятники зодчества. Чувство это было новое и даже где-то приятное.
Красивые интерьеры, хорошо одетые люди, приличная еда – непривычно было всё. Через несколько лет, погуляв по отелям различной степени звёздности, роскоши и запущенности, я поймал какое-то странное ощущение. Будто существует два мира – один пашет, нищенствует или богатеет, весь в суете. А другой - такие всемирные заповедники, по которым перемещаются из года в год постоянные обитатели. Это курортные отели, где ты окружён заботой, за тобой убирают, тебя кормят. И ты только рыгаешь и валяешься под солнцем. Такой остров Дураков из «Незнайки на Луне». Ощущаешь себя не частью большого мира, а лягушонком в уютной коробочке, созданной каким-то тайным естествоиспытателем для малопонятных экспериментов.
Римские приключения
Потом был жуткий, теперь я это понимаю, но страшно интересный автобусный тур в Италию из Чопа. Малобюджетные студенты и малобюджетный я, интернационал из туземцев Украины и жителей России. Примитивный питекантроп-гид, до того возивший челночников, мог выдать:
- А чего нам в Венецию заезжать? Чего там интересного? Под городом хороший торговый центр.
И половина автобуса орала:
- Даёшь торговый центр!
Шок номер два – старушка Европа, чистенькая, ухоженная, солнечная, будто специально созданная для того, чтобы в ней расслаблялись вырвавшиеся из-за железного занавеса русские туристы. Монако, Ницца, Польша – даже не вспомню, где тогда пришлось побывать. Как крот наш еле двигавшийся старый автобус с водителями латышами пропорол Европу и воткнулся на курорт на Лигурийском Побережье, где сотни километров идёт всего одна нескончаемая приморская улица.
Капстрана – это было гораздо круче какого-то Египта. Раньше в арабские страны простые смертные могли ещё попасть, но капстраны - это только для представителей партийно-чекистских кланов, устраивавшихся в посольствах или, о чудо, получавших туда путёвки. И вот нате – тебе и Италия, и Австрия, и всё у твоих ног. Точнее, под твоими подошвами, поскольку возникала загвоздка с деньгами – их было мало. Ты как бы уже и гражданин мира, но как бы ещё и нищий советский турист.
Конечно, без приключений не обошлось. Я там, в Лигурии, весь такой на измене по старой памяти – все же капстрана. А мы воспитаны на песнях Высоцкого:
«Там шпионки с крепким телом,
Ты их в дверь – они в окно».
Кажется, что любой шаг в сторону чреват провалом, как у Штирлица. И тут подваливает ко мне тётка, снискавшая славу баламутки, музыкальный работник из Киева. Каким-то шестым чувством она почуяла во мне под маской нарочитой благообразности и осторожности романтично-авантюристскую натуру. Объявляет:
- Рима в программе нет. А я умру, если не увижу этот город! Может, вообще в Италии больше побывать не придётся...
Резон в её словах был. У меня всё время было ощущение, что всё это временно. Вот кто-то наверху скажет: «Чего это вы разъездились? К жизни хорошей привыкаете? Хватит!» И тогда, как поёт все тот же Высоцкий, "больше не увижу я не Риму, ни Парижу". Или экономика России рухнет окончательно, и денег не будет до Подольска доехать. Рим же хотелось увидеть страшно.
- У меня все спланировано, - объясняла дама. – Едем на поезде в Рим. Группа выезжает на следующий день в Пизу. И мы туда поездом – там встречаемся с автобусом.
- А если не успеем? – жалобно проблеял я.
Перспектива остаться неприкаянным на чужбине со старых времён внушала иррациональный ужас. Хотя, конечно, теперь понимаю – идёшь в аэропорт и покупаешь билет до Москвы в случае такого прокола – денег должно было с напрягом хватить. Но тогда это воспринималось как заброска в тыл врага и выход в экстремальной ситуации в расположение своих войск.
- Успеем, - твёрдо объявила дама.
Гид-питекантроп умолял не покидать его и заверял, что мы доездимся. И оказался прав. Мы и вправду чуть не доездились до полного аута.
Ночной поезд. Купе с сидячими местами на шесть человек, в большинстве своём пустые. Но стоило выйти в туалет, вернулся я уже в купе, набитое неграми, плотоядно оглядывающими мою спутницу. Ну ладно – эти дети саванн вскоре смылись.
И начались Римские каникулы. Дама была пробивная, бодро трещала на английском. Июльская жара такая, что асфальт плавится, и хотелось остаток жизни прожить в холодильнике. Мы с каким-то отчаянным нахальством прилипли к русской туристической группе, и автобус возил нас на халяву по Риму. Потом площади, улицы – просто песня. Ночной Рим, гудящий как улей. Ощущение эйфории и свободы.
Площадь Навона. Тусовка. Итальянский оркестр. Мы разговорились с итальянцем, который заявил:
- Живу здесь рядом. Это моя прихожая.
Потом кивнул на испанцев и грустно заявил:
- Они поют, потому что у них жизнь хорошая. Экономический подъем. А у нас всё плохо.
В общем, пора уже было выдвигаться на вокзал и двигать в Пизу. Дама мне объявляет, вытаскивая плёночный (других тогда не было) фотоаппарат со вспышкой:
- А сфотографируй меня сидящей на фонтане!
И плюхается задницей на гранит фонтана. А там оставленная кем то пивная бутылка. Бутылка разбивается. И глубокий порез на бедре дамы. А я начинаю судорожно вспоминать судебную медицину – как нам говорили, если порезать бедренную артерию, то человека спасти почти невозможно – он за пару минут истекает кровью.
В общем, смотрю я, как джинсы её краснеют, и судорожно пытаюсь прикинуть – задета артерия или нет. А она даже не пищит, а только ошарашенно глотает воздух ртом.
И вот я смотрю факту в глаза – русский мент в центре Рима с истекшим кровью телом на руках. И чего дальше? Куда бечь? Кому орать? Тем более языка не знаю. И даже аптеки ночью все закрыты – бинта купить негде.
Начинается итальянский галдёж, все мечутся, кричат, машут руками, но конкретно как помочь – никто не знает. Нужно скорую вызывать.
Тут появляется итальянский мачо, что-то гыркает на итальянском, запихивает нас в жмущую в плечах микролитражку, и мы дуем на окраину Рима на перевязку.
Дальше вообще анекдот. Мачо мужественно берёт за руку и ведёт на хату даму, которая умирающим лебедем порхает за ним.
Я остаюсь в машине. Светает, Скоро поезд, пропустить который никак нельзя, иначе отстаём от группы, а таких излишеств, как мобильная связь, тогда не было. А они пропали. Полчаса нет, час... Дворники начинают мести утренние улицы, на меня смотрят с подозрением. А я сижу в этой машине и думаю – может, замочил он там девушку. Ну, маньяк, почуял запах крови, и сейчас доедает её.
Выползли они где-то через час, когда я уже собирался закатывать разборку, пытаясь вычислить, в какую квартиру уволокли украинскую диву. И тут они – довольные, как слоны.
Как я понял, перевязал он её минуты за три, а остальное время ушло на любовные утехи. Но это их личное дело. Главное, перевязал качественно - трупа не будет. И доплелись мы до Пизы вовремя. После чего я понял – за границей нужно вести себя как спецназовец. Никаких лишних инициатив и приключений, только выполнение поставленной задачи и жёсткий контроль ситуации.
Когда грянул дефолт, я с горя опять намылился в Италию. Московский рейс обычно ждали три-четыре туристических автобуса. На этот раз туристов уместили в микроавтобус «Фольксваген». И один битый жизнью мужчина выдал:
- Мы тут сумасшедшие все собрались. Которые просто заболели путешествиями.
И был прав. Это как болезнь, от которой избавиться невозможно.
До сих пор этот ветер странствий так меня и не отпустил.
При любой возможности я куда-нибудь срываюсь. И хотел бы выдать на общее обозрение и критику свои ощущения и мысли от поездок по матушке Европе и по миру. Сразу оговорюсь, что это записки дилетанта. Ни в одной стране я не жил за раз более двух недель, поэтому ни на какую глубокую оценку претендовать не могу. В связи с этим не судите строго и не ругайте сильно. Это просто наблюдения и сопутствующие идеи, которые вполне могут не соответствовать действительности.
Города
В великие города нужно ехать только проникшись их мифами. Иначе это не путешествие, а просто обзор пейзажей, которые можно посмотреть и на мониторе. Проникаясь городскими мифами, ты получаешь возможность на месте проверить, стать их пленником или с негодованием отвергнуть, что одинаково возвышает тебя в собственных глазах.
Главным таким мифом, созданным гениями недобросовестной рекламы - французами, является Париж. Шарль Азнавур, Дартаньян, Коко Шанель – всё изысканно, всё изумительно, всё восхитительно, равного нигде в мире нет. Половина человечества живёт под давлением этого мифа.
Идиотская поговорка советской кухонной интеллигенции:
- Увидеть Париж и умереть.
Когда я увидел Париж, то понял – умереть достойно проблематично, а вот сдохнуть вполне можно.
Это была моя вторая какая-то совершенно безумная поездка по Европе. Хорошо, когда здоровья полно и сил столько, как будто ядерный реактор вместо сердца. Вот и подписался я на это путешествие – садишься на Ленинском проспекте в Москве, и везёт тебя автобус до самого города Парижу. Как в анекдоте, когда террористы захватили на кольцевой вагон метро, требовали доставить их в Стокгольм, не слушая возражения, что поезд по кругу ездит. Машинист вздохнул:
- Осторожно двери закрываются. Следующая станция Стокгольм.
Вот и прошуршал наш упорный автобус сквозь бесконечные российские и белорусские леса, по горам и долинам, по европейским дорогам.
В Париж въехали ночью. Такого замусоренного города я не видел - Каир отдыхает. Там как раз прошла серия терактов. Исламские террористы закладывали бомбы небольшой мощности в урны, и те взрывались, слава Богу, без смертельных жертв. За несколько месяцев произошло более двух десятков таких взрывов. И французское правительство в лучших своих традициях решило бороться не с террористами, а с урнами. Урны быстро пали в этой неравной борьбе, и кучи мусора получили полную свободу нахождения и передвижения.
В общем, вечерний Париж – это горы мусора, по колено, среди которых бродят толпы смуглых туземцев. Мне показалось, судя по контингенту, что я в Баку вернулся. Правда, в Баку смуглых меньше было. А тут бесчисленные толпы арабов - тусуются, шаурму готовят, обнимаются, хищно по сторонам зыркают. И ни одного француза, Дартаньяна или хотя бы Гобсека и Мадам Бовари. Париж, однако.
Дальше с мазохистским удовольствием я рушил парижские мифы. Лувр, конечно, хорошо, но Эрмитаже покрасивше будет. Парижские улочки, знаменитые - на самом деле всё однотипно, как хрущовки, только девятнадцатого века. Наполеон Третий в каком-то архитектурном припадке снёс весь старый город, явив прямо перпендикулярную планировку – чтобы баррикады было труднее ставить и легче пушками по восставшим массам лупить. Все эти Елисейские поля, Риволи, улицы Роз и Вожирар только лишь разрекламированные пустые звуки. Правда, многие связаны со знаменитыми писателями и художниками, – но с некоторого времени великих я решил воспринимать только через их великие творения, а не кафешки, в которых они пьянствовали с парижскими шлюхами.
А Версаль – русскоговорящие гиды со смаком расписывают, как в шикарных залах замерзала зимой вода в стаканах, а за портьерами гадили графини с графинами, так что очарование само как то растворяется. М-да, это не Петродворец. Да и Эйфелева башня – всего лишь большая инженерная конструкция, удачно утрамбованный металлолом, правда, сильно забавная. И дико бесстыдно распиаренная в стиле лягушатников.
Но все можно было бы пережить, и с ностальгическими слезами на глазах вспоминать Эдит Пиаф и Людовика Четырнадцатого, если бы не чёткое ощущение – город захвачен. Говорят, с того времени всё изменилось в худшую сторону, и теперь прохода от оккупантов нет вообще. Но и тогда по ночам слонялись только туристы и арабы.
Ещё бросилось в глаза жлобство - знаменитое французское. Речь не о безобразных дорогущих кафешках – этим все столицы славятся. И дело даже не в жутких бюджетных отелях – таких я больше нигде не видел, комната метров пять, в сортире душ над унитазом для экономии места. Говорят, там и квартиры похожие. Но когда начинаются памороки в сознании… Сижу на лавочке около полуночи, смотрю на Париж, тщетно пытаясь проникнуться его очарованием. Вдалеке Эйфелева Башня - такая хорошо подсвеченная игрушка, что сердце, надо признаться, радуется. Обернулся посмотреть в другую сторону, гляжу обратно, и как-то жутко становится. Ощущение, будто ослеп. На месте Эйфелевой башни чёрный провал.
Тут же сообразил, что ради экономии ровно в двенадцать подсветку вырубают. Мол, не фиг. Кстати, на Канарах по причине кризиса в некоторых населённых пунктах вообще сняли ночное освещение. Ресурсный голод иногда ощущается достаточно сильно даже в бытовых вопросах. То ли ещё будет…
А теперь о хорошем. Миф, который для меня стал своим. Москва – третий Рим. Вот это идеей я проникся. До сих пор ощущаю - если это не самовнушение, что маловероятно - Рим, Константинополь и Москва связаны незримой нитью. Во всех этих городах я как дома. Не из-за каких-то бытовых моментов. Их роднит общая энергетика. И чувство цивилизационного родства. И ещё что-то неизъяснимое.
Эти города потрясают напластованиями цивилизаций. В Риме и античность тебе прямо перед тобой в товарных количествах, и роскошные образцы христианской культуры, и даже Муссолини отметился прямыми проспектами и монументальными зданиями. Все эти цивилизации слились воедино. Рим - это застывшие в камнях волны времени, следы великих эпох.
Так же как в Константинополе – совершенно невероятная Святая София напротив Голубой мечети свидетельствует о разразившейся в пятнадцатом веке катастрофе Восточной Римской Империи. Турки с одной стороны покоряли, а с другой впитывали этот город, становясь его частью.
Москва – те же холмы, боярские домики, величественные храмы, сталинские высотки. Та же умопомрачительная смесь эпох, в которую вписались даже лужковские монстры. Эх, это вечные наши родные города.
Есть города, в которых погружаешься, как в сказку. Это старая Прага – пряничный город средневековых колдунов и еретиков, сильно потрёпанный, но не потерявший своего очарования. Ещё глубже погружаешься в сказку, когда вечером въезжаешь ночью через крепостные стены в маленькие баварские городки с домиками и площадями, не менявшимися пять сотен лет. Тут ощущаешь себя восторженным ребёнком, открывшим сборник сказок.
Вена – тоже вполне соответствует мифу. Холодный роскошный город, расчётливый, где Моцарта похоронили в могиле для бедняков. Зато до сих пор в идеальном состоянии поддерживается памятник советским воинам, а до недавнего времени была улица Сталина. Это вам не братушки болгары, где своими глазами в Бургасе видел измазанный краской памятник советским воинам-освободителям. И не поляки, которых ни обсуждать, ни видеть не хочется.
Испания – рационально-холодная копия Италии. Соборы, средневековые городки, площади - все похоже, но похуже. Итальянцы обладают врождённым эстетическим чувством, в результате чего вызывают совершенно детский восторг и Венеция, и Сиена, и многие другие. У испанцев, как мне показалось, его нет. Поэтому страна интересна, но далеко не шедевральна.
Недавно открыл совершенно обособленный изумительный уголок Европы, бывший не так давно самой её нищей периферией – Португалию. В ней, во-первых, какое-то окраинное тихое очарование. Во-вторых, по архитектурному эстетическому чувству они больше похожи на итальянцев. Живопись и ваяние их позорны, но города построены аккуратно, с любовью, наполнены потрясающими архитектурными памятниками. Это место уюта и расслабления. А заодно бедности.
Мифы во весь голос звучат на Мальте. Там, шагая по улицам, смотря на титанические бастионы, ощущаешь накал былых битв, когда именно здесь решалась судьба Европы – быть ли ей турецкой. Мальта – отдельный какой-то рыцарский мирок в море, овеянный легендами, безумно красивый.
Полностью сбылись ожидания по поводу Голландии. Амстердам остался в памяти всполохами рекламных огней, дико вращающимся чёртовым колесом, подсвеченным в ночи, и липнущим к тебе шлюхам и неграм со словами "Мистер, не хотите ли кокаин?" И Улица Красных Фонарей – куда же без неё. На первом этаже в витринах сидят девки в купальниках – в основном тайки, хотя и немочки белобрысые тоже попадались. И смотрят призывно. Заходишь в каморку, задраивают шторы – и понеслось.
Мы там прогуливались вместе со здоровенным частным охранником из Москвы. У него был талант отыскивать везде улицы со шлюхами. В Антверпене он набрёл на неё через пять минут. В Амстердаме через десять. А в Париже нас вообще поселили на Пляс Пигаль - улице публичных домов и стриптиз-баров. Осведомляясь, сколько стоит удовольствие, он отпрыгивал, витиевато матерясь:
- Да в Москве за эти деньги я батальон шлюх найму!
Эх, Амстердам. Первый город наркотических свобод, куда за дурью двинули торчки со всей Европы. Днём они официально накачиваются наркотиками, а по ночам добросовестно перепиливают цепочки, которыми прикованы велосипеды, чтобы продать железного коня и купить ещё мешок дури.
- В кафе-шопы не ходите, - предупреждал сопровождавший. – Не кофе там варят.
Что там варят, я быстро убедился, заглянув в один из кафе-шопов. Там за столиком сидела пара девок и парень, тупо глядя перед собой, в конец обдолбанные. Девки курили марихуану, а парень, чавкая как свинья, жрал булочки с какой-то наркотой.
Город вечером какой-то адский. А днём – мутные воды, наклонённые трёхоконные домишки, компания «Де-Бирс», где тебе всучивают шикарно огранённые бриллианты. И отпечаток какой-то болезненности – недаром нормальные голландцы валят в последние годы в Австралию. Пока я там не был, а это пятнадцать лет, говорят, там стало совсем плохо. Негритянско-наркоманский анклав – привет демократия и свобода!
Брюссель – официальный, скучный, с привкусом бумаги на губах. Конечно, если не считать Площади Цветов. В этом городе вполне могут втиснуть рядом с готическим собором небоскрёб и радоваться по-дурацки этому. Бюрократический пыльный дух там так и витает, так что миф о Брюсселе как столице европейской гнусной бюрократии вполне соответствует реалиям.
Швейцария – самодовольное сонное царство, которое доит мир и жители которого любуются изумительными видами на заснеженные горы в своих достаточно скромных, малолюдных, уютных городах.
Княжество Монако показалось диким нагромождением зданий. Княжеский дворец убогий. Оно было вполне справедливо запущенно, пока его не раскрутили голливудские звёзды.
В тургруппе был двухметровый полноватый парнишка из Киева. Несмотря на то, что он позиционировал себя ярым католиком и грезил о независимости Украины, хотя не слишком агрессивно, в нём ощущались доброта, позитив и наивность. Время от времени он вспоминал, что является ярым католиком.
- Рулетка – это дьявольское изобретение, - бубнил он, когда мы подъезжали к казино в Монте-Карло. – Подсчитали, что если сложить там цифры, то получится число зверя – шестьсот шестьдесят шесть. Дьявольское наваждение. Ноги моей там не будет.
При приближении к цели тональность его начала меняться. В конце он пришёл к выводу, что истинный христианин должен познать зло, прежде чем его возненавидеть. В общем, попёрся он в это казино и тут же выиграл, по моему, долларов пятьдесят.
А я не пошёл. Я ходил по изумительным садам рядом с казино, потому что на самом деле считаю азартные игры бесовским наваждением.
Постепенно, передвигаясь по Европам, я понял, что она все же находится с нами на одной планете. Тем более, с годами разница в вещах, магазинах, машинах сошла на нет. А порядка в Москве поболее, чем там. Так что инопланетянами европейцы мне казаться перестали.
А вот Китай – это действительно иная планета. Первый раз меня занесло в Харбин, когда я был в командировке на Дальнем Востоке. А потом, не выдержав, взял двух недельный тур по всему Китаю – с перелётами, переездами на сверхскоростных поездах.
И тут ощущение и миф полностью совпали. Открылась многотысячелетняя империя, зародившаяся незнамо когда и в перспективе уходящая куда-то в вечность. В Китае есть ощущение, что он был и будет всегда. Терракотовая армия, Запретный город, гигантские буддистские статуи, вырезанные в скалах. Великая китайская стена. Сверхсовременные стадионы и небоскрёбы. Вырастающие как грибы огромные города, часть из которых даже не заселена. Роскошные парки и совершенно ирреальная ночная иллюминация. Хайтековские бизнес и торговые центры с дико загаженными сортирами, похлеще, чем на совхозных фермах. И сами китайцы. Ну, ей Богу, марсиане. При этом динамично развивающиеся марсиане.
А ещё по приезду в Пекин на миг возникло ощущения возращения в самые благостные времена семидесятых годов СССР. Тишина, спокойствие, порядок, какая-то уверенность и размеренность. И вместе с тем сила и мощь. Уже ради этого стоило туда съездить.
Китай оставляет после себя какое-то огорошивающее впечатление. Более позитивное, чем негативное. Его начинаешь сильно уважать. Хотя что-то стал сомневаться, что уважение это обоюдное – они нас презирают, что мы профукали свою страну.
Ну и ещё разок о достопримечательностях. Все же большинство очарования в них – это наше к ним отношение. Наши запросы. И свежесть взгляда.
С годами я стал замечать, что памятники культуры имеют странную тенденцию – они как-то съёживаются, становятся меньше, хуже. На них начинают проступать конструкционные дефекты, ровные линии уже не такие ровные. И гамма красок не так уж и хороша. И с каждым годом процесс становится всё запущеннее.
Что же происходит? Это что, проходит эффект новизны, начинает все приедаться?
Приезжая в новую страну подсознательно жаждешь чего-то ещё более грандиозного, роскошного. Масштабного. Через некоторое время начинаешь ворчать – видели и получше. А ведь действительно видели. Больше и шикарнее Святого Петра соборов вряд ли найти. Вот и сравниваешь.
Произведшие огорошивающее впечатление египетские храмы во второй раз уже казались не такими грандиозными - колонны там, конечно, солидные, но вроде уже и не так. И пирамида – ну она и есть пирамида. И больше обращаешь внимание уже не на неё, а на бедуина, который бесплатно посадил мужчину из нашей группы на верблюда, а потом выцыганил с него пятьдесят баксов, чтобы спустить на землю.
А ещё у меня колотится крамольная мысль. Познавая мир, мы ищем в нём масштабность и совершенство, которые зазвучат органом в нашей душе. Постигаем культуру, смотрим на новые города, восхищаясь ими. Поиски совершенствам и масштаба начинают утыкаться в какие-то пределы. Приходит понимание, что кардинально нового ты ничего не увидишь, хотя, можешь посмотреть на Королевских пингвинов, белых медведей. И однажды приходит понимание – а ведь совершенство не здесь, не в этих мирах. А где-то там, за пределом. И получается, что ты перерастаешь наш материальный мир.
И что же тогда нам остаётся, когда уже ничто не удивляет? Привязанность к городам, их милым улочкам. Наслаждение нюансами. Подмечание скрытого. И любовь к ним…
Братья по разуму
В первые поездки я развлекался в местах сосредоточения культурных ценностей созерцанием туристических групп из разных стран. Осознавал, что в душу им не влезешь, но повадки тоже говорят о многом.
Гогот, подколки, закатывание глаз якобы в эстетическом раже от представившихся красот, высокомерный выпендрёж типа «видели в Лондоне колокольни и повыше, а базилики поширше» – это наши соотечественники. Юркие как мангусты, три секунды – и уже облетели всё, сфотографировали, пощупали камни, попищали, как кошки, загрузились в автобус и исчезли, как наваждение – это японцы. Солидно улыбающиеся, будто присматривающие земли для будущих цехов по изготовлению игрушек и рисовых полей – это китайцы. А вот школа даунов на прогулке, и гид со словами: «посмотрите направо, там большое окно, посмотрите налево, эта фигня называется алтарём». Все послушно оборачиваются и заученно улыбаются – это американцы, жутко законопослушные и дисциплинированные, тупо целеустремлённые, по ним видно, что для них откровение вообще всё виденное, это дети, свалившиеся с Луны. Для них что древнеримские термы, что православные храмы, что Рейхстаг всё одно – большой старый дом. Они не знают ничего, но всем готовы послушно восхищаться.
Гид, таскавшая нас по древнеримским термам, разговорилась по поводу туристов:
- Немцы самые обстоятельные. Достают вопросами – сколько колонна в обхвате, как технически осуществлялись поставки воды и прочее. Такое ощущение, что они по возвращению у себя такое же строить намереваются. С русскими все проще – у них всё шутки-прибаутки, где в этих термах патриции предавались с гетерами пирам и оргиям и сколько чего пили. Сложнее всего вести японские группы. Особенно в Европе. У японцев отпуск неделя в году. Так они успевают проехать всю Европу. Галопом по достопримечательностям. Останавливаются в отеле, три часа поспят, зубы почистят, и дальше – сниматься на фоне развалин…
На мой неискушённый взгляд мне удалось составить свой личный рейтинг туземцев, населяющих нашу оказавшуюся совсем небольшой планету. Не претендую на истину, но как художник абстракционист – я так вижу.
0
