Этот текст не претендует на анализ ситуации в Луганской народной республике (ЛНР), всеохватность и объективность. Это — не журналистский материал. Это — записки очевидца. Краткие, отрывочные, мгновенные картинки, впечатления, эмоции. Луганск — фронтовой город, война идет уже и в самом городе (действия диверсантов, бомбардировки авиации и артиллерии). Я вижу происходящее через призму минометного взвода батальона «Заря». Использую в записках терминологию бойцов. Ключевые термины — «укры» и «наши». Укры — это враг, это те, кто виноват в войне: украинская армия, олигархи, иностранные наемники, карательные батальоны, участники «майданов». Наши — ополчение ЛНР и ДНР, казаки, все те группы, отряды и подразделения, которые обороняют Донбасс от нападения укров.
ДОБРОВОЛЬЦЫ
Луганчанин Сашко страшно матерится, сидя на своей койке в казарме. Он пришел в батальон шесть дней назад. Шесть дней ожидания — в хозяйственных нарядах по кухне, по уборке, по чистке оружия. Шесть томительных, изнурительных дней — Сашко пришел воевать, а приходится чистить картошку, мести плац, перебирать морковку, переставлять ящики. С ним в комнате еще семеро таких же добровольцев — пришли одновременно, в тот же день, что и Сашко. Шестеро — уроженцы Украины, один — из России. Все хотят воевать, но — хозяйственные наряды.
Командиры говорят: «Подождите, успеете». Надо ждать распределения в боевые части, затем учеба, затем воевать. Распределяют по боевым частям, когда командование батальона «Заря», вооруженных сил ЛНР решит доукомплектовать части. Поток добровольцев есть, стабильный и, бессмысленно скрывать, — много людей приезжает из России. Приходили из комендантской роты — звали к себе, говорили, что нужно 10 новобранцев. Приходили из оружейки, звали к себе: учет, выдача и приемка боеприпасов.
Комендатура и оружейка — не фронтовые части. Ни Сашко, никто из его соседей по комнате не пошли туда. Шесть дней. Сашко возвращается в комнату вечером из наряда и узнает: семеро соседей определены в минометный взвод. Приходил командир взвода, спрашивал желающих. Соседи по комнате уже пишут рапорта на оружие, завтра получат АК-74, патроны, подсумки, магазины. Сашко страшно матерится — смысл прост: «Почему за меня не попросили?! Надо держаться друг друга, а вы меня бросили. Надо было просить командира минометчиков взять и меня». Он уходит на улицу курить, до отбоя ни с кем из соседей не разговаривает.
ОБСТРЕЛ
В четыре утра грохот, стон и треск камня. Мне снилось, что у меня лучшая в мире профессия — раздавать игрушки детям, звучала музыка из советского мультфильма. Вдруг сон и музыку накрыл грохот. Вскакиваем с коек. Кто-то спал одетым, кто-то хватает одежду и в трусах и тапочках бегут на улицу. Синий свет раннего утра. От соседнего здания — онкологического диспансера — змеится черный дым. Вход в бомбоубежище. Внизу, внутри — ряды лавок и стульев — персонал больницы, бойцы, спустя полчаса приходят жители близлежащих домов с плотно набитыми сумками. В бомбоубежище вкатывается гул от нового разрыва. Тихие разговоры, почти шепот. Детский голос: «А я совсем не испугалась. Мам, ты испугалась, а я нет. Я спокойно собралась и взяла тебя за руку».
Трое добровольцев, пришедших несколько дней назад, в бою не бывавших, раньше не видевших взрывов, после обстрела пишут рапорта на увольнение. Ополчение ЛНР — добровольческое формирование, никакого принуждения. Комбат подписывает рапорта. Люди, не став бойцами, расходятся по домам.
ЛНР
Очертания ЛНР, земли, которую мы тут защищаем, почти для каждого свои. Для одних ЛНР — это только Луганск. Для других — бывшая Луганская область Украины. Третьи считают, что в состав республики должны войти Киев и Одесса. Четвертые уверены, что если погибнет ЛНР, то война начнется уже в России. Есть такие, для которых ЛНР — это война против западных ценностей.
РУССКИЕ И ПРАВОСЛАВНЫЕ
Идеологический хребет ополчения, стержневая идея — мы представляем русский мир, укры пытаются уничтожить, искоренить русский мир. Можно быть социалистом, буржуем, гопником — нас объединяет понятие русский мир, хотя оно размыто так же, как понятие ЛНР.
У многих бойцов, у подавляющего большинства бойцов — православные нательные кресты. У некоторых обереги с молитвами намотаны на запястья. В соседней больнице, за территорией базы батальона «Заря» — церковь. Перед боем, после боя, просто в свободное время многие ходят туда.
Я и еще несколько бойцов сидим на лавке перед плацем. Кто-то из наших сходил в церковь, набрал «святой воды» в пластиковый одноразовый стаканчик. Стаканчик идет по кругу — «Мне оставьте», «И мне дай».
Выезжаем на боевое задание. Команда — «По машинам». Загрузились. Сидим, упираясь локтями и боками друг в друга, — некоторые крестятся.
КАЗАРМА
Наша казарма — бывшее здание областного военкомата. Для новых добровольцев надо расчищать комнаты. Комнаты забиты архивами, устаревшим оборудованием, хламом с инвентарными номерами. Всякая мелочь, мусор — сейчас, во время войны, видна ее бессмысленность, никчемность. Грудами бессмысленности захламляли себя и других, годы, целые десятилетия кадровые украинские военные, служившие в военкомате. Разодранные архивы уходят в туалеты, на хозяйственные нужды. У меня промокла обувь за четыре часа под дождем во время боевого выезда. Набиваю кроссовки личными делами родившихся в Ленинском районе Луганска в 1984 году. Выдираю листы из подшивок, фотографии отрываю — их в мусор, скомканные листы в кроссовки. Иван из Лисичанска от скуки набирает несколько личных дел своих сверстников и читает по вечерам.
Окна в казарме укреплены и закрыты. На крыше дежурят расчеты ПЗРК (переносных зенитно-ракетных комплексов). За чистотой в комнатах следим сами — без принуждения командиров. Однако отличительная черта уроженцев Украины, уроженцев южных областей России — они везде, где селятся, пусть даже на совсем короткий срок, стараются обустроить дом. Их заслуга, что в комнатах появляются холодильники, телевизоры, постельное белье, посуда, по стенам развешивают картинки — никакой эротики, военная агитация, пейзажи.
ЛУГАНСК
Я не бывал в Луганске до войны. Когда ехал сюда, представлял себе его промышленным облезлым городом в бедной расцветке и скудной зелени тополей. Вижу город сквозь сетки оружия — когда выезжаем на боевое задание. Времени погулять по городу нет, укры стянулись вокруг, частые задания. Выезд — в машине автоматы с пристегнутыми магазинами просеивают виды города.
Позиции: город в стороне от нас — за росчерками минометов, налипами зарядных ящиков. Город не бледен — даже его руинные здания очень живописны. Томная обшарпанность южного города. Дома под четырехскатными крышами и с длинными плетьми глухих заборов в частном секторе. Центр города в духе сталинского ампира — каменные балконы, острые портики, колонны, два симметричных «Дома со шпилями» с советскими звездами, колонные арки стадиона «Авангард» и парков. По-южному обильные формы местных женщин. Мужчины, как правило, низкорослые, а после 35 лет животасты. Граффити в цветах российских флагов, надписи: «Луганск — русский город», «Мы — русские» и тому подобные.
В супермаркете возле базы батальона «Заря» к своему удивлению нахожу настоящую турецкую пахлаву. Правильно приготовленная, традиционная рецептура. Во Владивостоке такой не найдешь. В Москве подобная чрезвычайно дорога. Здесь — 150 рублей за килограмм на российские деньги. В Турции дороже.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ВЫЕЗД
Весь день мы поддерживали огнем наступление наших. Укры отошли со своих позиций на полкилометра. Позиции заняли наши. Мы вернулись в казарму. Почистили стволы, смазали двуноги-лафеты, сходили в баню. Отбой. Вбегает командир — «Полная боевая». Грузимся. Минометы, зарядные ящики, лопаты, ломы, контейнеры с порохом. Рассаживаемся по лавкам, магазины пристегивает к автоматам. Напряженное молчание перед выездом — как обычно. Ждем, когда тронутся машины. Командир шипит рацией, ходит возле машин. Вдруг команда: «Отбой». Бойцы кряхтя, сплевывая, ворча вылезают из кузова. Мы из боевой группы сразу превращаемся в очередь за дефицитной колбасой — расслабленные, вперевалочку, автоматы висят кое-как, разгрузки расстегнуты. Разбредаемся по комнатам.
Наши отбили атаку укров своими силами.
«ОТВЕТКА»
Долго и последовательно по секторам обстреливаем аэропорт. В аэропорту засели укры. С ними вели долгие переговоры. Они отказались перейти на нашу сторону, отказались сложить оружие. Теперь мы их подавляем, зачищаем. Наши позиции вдоль автомобильной дороги. Нас отлично видно из близлежащего коттеджного поселка, видно из полей.
Отстрелялись. Собираемся. Горячие стволы минометов, прожигающие перчатки, закидываем в кузов. Туда же испачканные в земле лафеты-двуноги. Поверху зашипело — по нам летит мина. Запрыгиваем в любые углубления — прижимаемся к земле. Разрыв — 50 метров в стороне, в низине, застолбился белый дым. Нас вычислили. Укры на нас навели минометы. Первый был пристрелочный. У нас есть некоторое время, пока укры сменят наводку. Добираем свою амуницию. Через полминуты — шипит, мина, опять прижимаемся к земле, разрыв в той же низине. Сейчас по нам заработают сериями. Команда — «По машинам!» Не успеваем забрать плиту-подставку под миномет, слишком глубоко утонула в земле при отдаче, не успеваем выкопать. Спешно лезем в машину. Борт закрыть некогда. Сидящие у борта выставляют стволы автоматов наружу. Водитель выжимает из «Урала» максимум. Смотрим назад — в небо уходит новый разрыв.
ВОЗДУШНАЯ ТРЕВОГА
Два истребителя Су-25, «сушки», заходят над городом. Объявлена воздушная тревога. Приказ бежать в бомбоубежище. Но самые любопытные остаются. На плац выходят расчеты ПЗРК. «Зенитка» задирает два своих спаренных ствола к небу. «Сушки» идут нагло — низко, уверенные в своей неуязвимости. Один ПЗРК ловит в прицел самолет — запищал. Хлопок — из ствола выплевывается ракета, дымными юзами ввинчивается в небо. Попадание — вспышка, черный грязный росчерк за падающими обломками. На плацу аплодисменты. Крики — «Давай еще, мужики». К расчетам ПЗРК подбегают и показывают, куда улетает вторая «сушка». Азарт успеха. Писк — вдогонку две ракеты. Летчик испугался — катапультируется, пузырь парашюта. Ракеты, однако, не долетают, срабатывают самоликвидаторы, шлепки далеких взрывов. Позже узнаем, что оставшийся без управления самолет падает в одну из заброшенных шахт.
Луганск. Война. Батальон «Заря» — 2
Мы работаем из 120-миллиметровых минометов образца 1943-ого года. Совершенное оружие. Простая оптимальная технология уничтожения живой силы и техники противника. Нагревающийся от выстрелов, как сковорода, ствол. Двунога-лафет, с помощью которой ствол наводится. Плита, в которую ствол упирается, в которую уходит отдача от выстрела. Один человек не поднимет, не установит, не сделает выстрела — расчет миномета 6 человек.
Технология 1943-ого года — придумана нашими дедами и прадедами, чтобы воевать против нацистов.
Мины — каплевидная форма, в хвостовой части раскрывшимся цветком круговое оперение. Перед выстрелом на хвостовую часть наматываются мешочки с порохом для дальности стрельбы. Фиксируются толстыми капроновыми нитками, пришитыми к мешочкам. В одном ящике две мины. Подающий вытаскивает одну, скручивает колпачок с носика-взрывателя и передает заряжающему. Тот навешивает мину в ствол. По команде «выстрел!» отпускает. Чтобы не оглохнуть, надо закрыть уши и открыть рот.
Плита дернулась и просела в грунт. Мина с быстрым шуршанием через тугой воздух пошла по наводке. Максимальная дальность стрельбы — 6 километров. Через полминуты слышим разламывающийся грохот от попадания нашей мины. Корректировщик сообщает результат — если надо, дает поправку, чтобы точнее работать по цели. Наводчик проверяет смещение миномета после выстрела, выправляет его по вертикали и горизонтали, прокручивая ручки на двуноге-лафете. Команда — «Беглым по три». Выпускаем три мины по готовности — серией.
После длительной стрельбы с мягкого грунта плита глубоко утопает, зарывается. Чтобы выдернуть ее — цепляем тросом к «Уралу». На каменистой почве миномет сильно смещается при отдаче — наводчик гоняет ручки горизонтирования и вертикали.
Мы не видим результатов своей стрельбы. Нам их сухо сообщает корректировщик. Позже, на базе, мы видим их в видеосюжетах новостей, читаем о них в интернете. «В результате минометного обстрела ополченцев…» — это новости про нашу работу.
СТОЛОВАЯ
Ритуальное место. Никаких преувеличений. Типовой советский зал с четырехугольными колоннами между полом и потолком. В Средней Азии вибрирующее сердце города — это базар. В западном мире — прогулочные пешеходные улицы. На войне — столовая. Чтобы хорошо воевать, надо хорошо кушать. Есть вожди, направляющие, указующие — командиры. И есть жрецы — повара. Наши жрецы — сплошь женщины в комплекте с одним мужчиной. Практически каждый боец в общении с ними вежлив, корректен, воспитан. Кто не воспитан — того поправят другие.
В столовой смешиваются разбросанные по разным расположениям и участкам фронта подразделения. Автоматы уложены сбоку — в руках ложки и хлеб. В столовой равны министр обороны ЛНР и только что прибывший доброволец, разведчики-«спецура» и пропитавшиеся соляркой и маслом танкисты. Мы все едим из одного котла, один и тот же борщ, одну и ту же кашу, пьем одинаковый компот. Учтивое «было очень вкусно» поварам — часть хороших манер.
Сегодня на ужин были отличные макароны с подливкой.
Пленных кормят из нашей столовой, тем же, что едим мы — только в отдельной посуде.
АРТИЛЛЕРИЯ
Артиллеристы дают своим гаубицам имена. У них есть «Лёля», «Катенька», «Мулатка», «Виктория». Красной краской имена написаны на зеленых стволах. В разговоре артиллерист не говорит «моя гаубица», «мое орудие» — говорит: «моя Лёля», «моя Мулаточка». Есть новоприбывшие «девочки» — пока безымянные.
МИРНЫЕ
Мы защищаем население ЛНР. Мы защищаем, в первую очередь, женщин и детей — мирных жителей. Но есть часть мирного населения, которая нас раздражает, злит, которую мы ругаем при любой возможности — здоровые молодые мужики. Они для нас — трусы, быдло, мерзость. У нас боевой выезд — наш темно-зеленый «Урал» пересекает город, через улицы, дворы, частный сектор. Под навесами перед магазинами, на террасах кафе сидят здоровые мужики в шортах, цветных футболках, шлепанцах, расслабленные позы — пьют пиво. Они махают нам приветственно, чаще — лишь сопровождают нас взглядами.
«Шо луперетесь, козлы? Надо к нам идти». «Уроды, вместо того, чтобы свои семьи защищать, бухают». «Если бы они к нам шли, то мы бы укров камнями от города отогнали». Злые комментарии бойцов. Луганск — полумиллионный город. Если бы к нам активно шли местные мужики, то был бы сформирован полк, несколько полков из них. Но у них масса причин. Они прячутся за свои семьи, жен, детей, работу. Они боятся воевать. Боятся защищать себя самих. Таких, как они, укры в оккупированных городах и поселках ЛНР насильственно мобилизуют в карательные батальоны территориальной обороны.
Попадая к нашим в плен, они рассказывают, что совсем не хотели воевать, что их заставили, что им угрожали расстрелом, если они откажутся служить в карательных батальонах. Сытые пивные мужики. Бойцы недовольны руководством республики, что этих мужиков не мобилизуют принудительно для войны. «Боятся быть бойцами, пусть копают траншеи, ходят в хозяйственные наряды, разгружают-загружают боеприпасы, стирают форму бойцов», — наша логика.
«ЗАРЯ»
Батальон назван в честь луганского футбольного клуба. В СССР команда «Заря» стала первым чемпионом страны, не представляющим республиканскую столицу, — в 1972-ом году. Команда играла на стадионе «Авангард». Самого стадиона я не видел. Видел лишь его желтую колонную арку с крупными выпуклыми буквами названия. Стволы наших черных автоматов расщепляли вид арки, делили его на куски мозаики — мы направлялись мимо на очередное боевое.
Флаг батальона — две рыжие и три чёрные горизонтальные полосы, «георгиевская ленточка». В верхней рыжей полосе надпись — БАТАЛЬОН. В нижней — «ЗАРЯ». Наш флаг вывешен над плацем.
ОБСТРЕЛ-2
Утро было тихим, солнечным, безмятежным. Около 10 часов по нашей базе заработал миномет. Легкий, скорострельный миномет. Свист, затем кромсающий грохот, в стороны полетели куски отодранного от крыши шифера, звон бьющегося стекла, треск ломаемых кирпичей. Бежим в бомбоубежища, скатываемся по ступенькам вниз, в холодный и темный проход. В спины новый грохот взрыва. За кишкой прохода освещенные помещения бомбоубежища. На лавках и стульях вдоль стен бойцы, гражданский персонал базы, врачи и пациенты соседней больницы — у них свой, отдельный вход в бомбоубежище, прямо из корпуса. Наверху новый грохот. Спустя секунд десять четвертый. Затихло — значит, укры отработали серию, теперь будут менять позицию, есть минут 10–15.
Это диверсионная группа укров. Шесть дней они пристреливались по базе из миномета. Они проникли в город. Предполагается, что перемещаются на «Газеле», используют миномет типа «Василек». Выставляются на позиции, отрабатывают серию — 3–4 выстрела и меняют позицию или вовсе скрываются. Шесть прошлых дней они лупили мимо базы. Попали в аккумуляторный завод на углу улиц Оборонной и Краснодонской — фугасная мина пробила угол цеха, внутри была пересмена, шесть человек попали под взрыв. Один рабочий погиб — его порвало на кровавые ошметки. Пятеро — разной степени ранения. Попали по автовокзалу на улице Оборонной — два разрыва содрали асфальт с платформ. Их мины проходили мимо базы на значительном расстоянии.
Военная разведка поймала пятерых корректировщиков — они стояли перед штабом, футболки натянуты на головы, руки связаны за спиной. Одежда у корректировщиков — поношенные спортивные штаны, замызганные футболки, дешевые кроссовки. Телосложение — слабые руки, складки животов, дряблая кожа. Вид хануриков, околачивающихся с пивом, с любым дешевым алкоголем возле магазинов днями напролет. Но обстрелы продолжились.
Отлавливали новых корректировщиков. Но диверсионная группа укров пристрелялась. Четыре мины легли на территории базы батальона. Одна попала в автопарк — уничтожила БТР, КамАЗ, убила пятерых бойцов, пятерых ранила. В автопарке воронка, горячие коричнево-синеватые осколки мины. Жирный черный дым горящей техники, кровавые обрывки человеческих тел. Пожар успевают быстро потушить. Спустя 20 минут новый обстрел. Я в это время с бойцами своего расчета был в церкви. Мина свистанула над церковью и упала метрах в ста, на территории больницы. Помогаем прихожанам — сплошь женщины — и священникам добежать до бомбоубежища. Три следующих разрыва. Один опять за церковью — в банно-прачечном комбинате больницы, начинается пожар, быстро разгораются ворохи сухого белья. Огонь хватается за крышу, затрещал шифер. Черным дым вырастает столбом. Приезжают две пожарные машины. Раскатывают рукава, рукава набухают от поступающей воды. Вода шипит, налетая на жаркое пламя.
С разведчиком иду осматривать попадание в здание лаборатории больницы. Проломан шифер на крыше, выбиты окна, ветки дерева, нависавшие над крышей, рассечены и раскиданы в стороны. «Плохо, плохо. Не успевают быстро потушить. Сейчас укры начнут бить, ориентируясь на дым», — говорит разведчик про расходящийся пожар. Свист — разрыв раскидывает крышу основного корпуса больницы, выбивает дыры в бетонном заборе. Пожарные бросают шланги, бегут в бомбоубежище. Обстрел продолжается. Минометчикам командуют на выезд. Удаляемся от базы — над ней дымный высокий шпиль, отличный ориентир для укровских минометчиков.
ШТУРМ
После начала обстрела нашей базы укры переходят к штурму наших позиций по всему фронту вокруг Луганска. На помощь своим, осажденным в аэропорту отправляют бронеколонну. Минометчики ополчения выдвигаются на позицию в сторону аэропорта. Выставляем орудия, работаем 15 минут, выпускаем семь десятков мин — накрываем бронеколонну.
Команда выдвигаться в другой район города. Едем через весь Луганск. Мирные жители вяло движутся в жарком воздухе. Магазины, офисы, конторы продолжают работать в привычном, довоенном, непричастном к войне ритме — пятница. Вокруг города гул тяжелого боя. Автоматная стрельбы где-то в центре.
Район Камброд — местное краткое название, официальное: Каменный Брод. Разгружаемся перед заброшенными бетонными ангарами. За кустами рычат наши танки, выступающие к передовой. Расчеты готовы. «Навесить мины». Работаем беглым — по три мины. Корректировка — обрабатываем другой сектор. От грохота минометов трескаются и осыпаются стекла ангаров, осыпаются за нашими спинами. Эхо выстрелов мечется в пустых громадах ангаров.
За «зеленкой» — за зарослями кустов и деревьев, плетением южной растительности — завязывается перестрелка. По рации нашему командиру разведчики, они группа прикрытия, стерегут периметр, пока мы работаем, сидевшие в зеленке разведчики сообщают, что в нашу сторону двигается группа укров. Собираемся — закидываем в кузов «Урала» не исстрелянные мины, орудия, спешно, сбивая локти и коленки о металл, грузимся сами. Патрона загнаны в стволы автоматов, автоматы стоят на предохранителях. В условленном месте подбираем разведчиков. «По газам».
Заезжаем на склад — грузимся новыми зарядными ящиками. На задание. Мы гоняем и работаем из разных районов города до темноты. Город в прежнем сомнамбулическом состоянии — бред, этих людей может начисто снести случайный снаряд гаубицы, случайная мина, навсегда сбить с ног случайная пуля — они, кажется, совершенно не чувствуют этого, не понимают.
Вечером сообщают, что укры немного потеснили наших, но в город войти не смогли. Серьезные потери с той и с другой сторон. Мы выдержали штурм.
Это был день 11 июля.
ТЕКСТЫ
Пишу в перерывах между воздушными тревогами, обстрелами и боевыми заданиями. Автомат под рукой. Обряжен в разгрузку, забитую патронами, магазинами, ключами для мин: для скручивания колпачков с взрывателей и перевода взрывателей в режим «осколочный» или «фугасный». Я периодически поправляю разгрузку, как женщины поправляют бюстгальтер. На мониторе ноутбука — моей печатной машинки — фоновым изображением фото моей голопопой девочки Наськи. Она стоит перед открытым окном нашего дома «Серая лошадь» и смотрит во владивостокское лето.
СВИСТ И ШЕЛЕСТ.
Слышишь свист — забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, — это летит снаряд или мина. Слышишь шелест — это мина на излете, беги и падай как можно дальше от подлого шелеста, мина долетела до предела и падает прямо вниз — и забивайся в любую дыру, нору, закапывайся, падай под машину, но лучше под танк. Бесконтактная война — мы определяем удары противника по звуку.
ЛУГАНСК-2
После штурма 11-ого числа город превратился в призрак — он опустел, жители попрятались в дома, в деревни за границей города, кто-то поехал беженцем в Россию: вроде он есть, и вроде его нет. Когда я приехал сюда в конце июня, продолжалось перемирие между ополчением ЛНР и правительством укров, дома вокруг базы батальона светились огнями по вечерам. Окна закрыты, зашторены, но светились. Теперь они черны, пустота вокруг базы ночью. Больницу эвакуировали. Тьма и молчание вокруг базы, бывшего областного военкомата. Лишь ряд ночных фонарей горит вдоль центральной Оборонной улицы.
Выезжаем рано утром на задание. Улицы безлюдны. Асфальт, витрины, стены — посечены осколками, взломаны попаданиями военной стали. Эхо выстрелов и разрывов мечется по пустым дворам.
Нам нужна вода. Заходим через разбитую витрину в магазин и берем упаковку минералки. Это — не мародерство. У нас есть деньги, мы готовы купить, но — магазины закрыты. Мы заходим через проломы, сделанные вражеской артиллерией, и берем ровно столько, сколько нам необходимо. Никакой жадности, никакого стремления утащить все, что можно взять, набить кузов «Урала», утробу БТРа. Мы не лезем в кассы, сейфы, шкафы. Нам просто нужна вода. Советские сталинского ампира здания молчаливы и угрюмы. Готическая гостиница «Украина», чьи кирпичные стены выложены традиционными украинскими узорами, как-то сразу постарела, наполнилась ветхостью, когда Луганск стал призраком. Мы прячемся в складках призрака, чтобы вести свою войну. В частном секторе изредка нарываемся на лай собак из-за непроглядных глухих заборов. Когда начинают молотить выстрелы, собаки скулят и замолкают.
Небо над городом рвет авиация укров — грузовые винтовые самолеты пролетают на недоступной для ПЗРК высоте, истребители «сушки» выискивают цели. В небо долбят наши «зенитки» — ЗУ-23 М — и ПЗРК. Разрывы, дымы смешиваются с облаками.
Я и интеллигентный Андрей, ветеран войны в Афганистане, шахтер из Краснодона, остаемся в одном из дворов сторожить нашу машину, пока наши уходят на обед. Мы молчим — мы вслушиваемся в поразительное молчание полумиллионного города. Город, лишившийся мирной жизни за один день. Бои на некоторое время затихли. Ветра нет. Ощущение свершившегося Армагедона. Луганск пока не разбит и не раздолбан в пыльные руины, но он уже обесчеловечен. Но он нужен нам — для войны. Он нужен нам для обороны ЛНР. Для последующей мирной жизни.
МНОГО
На этой войне наши много курят, матерятся и пьют кофе. Много хруста стеклянных осколков под ногами. Много ожиданий — мы ждем помощи от России.
АВТОВОКЗАЛ
Он расположен напротив нашей базы. Чаще всего мины и снаряды, выпущенные по нашей базе, попадают в автовокзал. Разрывами содран асфальт с платформ ожидания, пробита бетонная крыша на одной из платформ, разбито осколками и взрывной волной ленточное остекление зала ожидания. Остов сгоревшего от попадания мины автомобиля «Жигули». Во время боев 11-ого числа с крыши автовокзала по КПП базы два часа стрелял снайпер. Однако автовокзал продолжает работать — хотя количество рейсов минимизировано. В зале ожидания закрыты все магазины. Открыта лишь касса. Есть бомбоубежище. Кто-то из пассажиров ожидает свой рейс в бомбоубежище.
ШТУРМ-2
13 июля. Укры начали второй массированный штурм города. Около 70 единиц разной бронетехники и пехота двинулись на город через западный пригород — поселок Александровск. Минометчики обрабатывают позиции, с которых выдвигаются укры. Мы накрываем их огневые точки, косим пехоту. Мимо нас ползут на Александровск наши танки — на кирпичах активной брони надписи красной краской — три заглавные буквы: ЛНР.
Вязкий ухающий бой продолжается весь день. В темноте укры пытаются другой бронеколонной — около 40 танков и БТР, машины с пехотой — прорваться к своим, осажденным в аэропорту. Мы выдвигаемся на позиции. Бесшумно разгружаемся на полянке, окруженной плетением кустов. Разговариваем шёпотом. Ночь лунная — желтый свет стелется по земле. Мигающее зарево боя в стороне аэропорта. Укают ночные птицы. Проезжает наш БТР и длинной очередью прочесывает заросли кустов. Команда: «Работаем». Ослепительные огненные языки минометных выстрелов. Долбим по аэропорту и по бронеколонне, которая туда прорывается. В тишине между выстрелами слышно, как прежними голосами укают птицы — война им не мешает, не отвлекает их.
Выстреливаем весь боезапас. Воздух сдавлен от поднявшейся пыли.
Возвращаемся на базу в темной синеве предрассветных сумерек.
Под утро бои в Александровске и в районе аэропорта затихают, переходят в позиционные перестрелки.
Невыездной Нетаньяху. Западные страны признавшие выданный МУС ордер на арест Нетаньяху и Галланта. Также к списку присоединилас