Аналитики агентства Bloomberg В рамках ставшей традиционной, универсальной модели демократического государства, с его разделением ветвей власти и выделением ЦБ в отдельную структуру с правом самостоятельного определения монетарной политики, это действительно тянет на революцию.
По канону именно благодаря независимости центробанк обеспечивают стабильность национальной финансовой системы и уравновешивают постоянное стремление национальных правительств от слишком большого роста необеспеченных расходов.
В качестве примера полезности такой конструкции часто приводится история девальвации французского франка Пуанкаре (период с 1914 по 1959 годы), когда финансовая система Франции трижды обрушивалась из-за ошибок центрального правительства, полностью подчинившего себе ЦБ.
На протяжении семи десятков лет послевоенной истории классическая конструкция вроде как успешно справлялась со своими задачами, но теперь правительства опять начали наступление на независимость центральных банков, постепенно подчиняя их своей воле. Где юридически прямо, через принятие новых законов, а где – косвенно, через проведение в правление банков «своих людей».
В связи с чем, как отмечает советник британского инвестбанка HSBC Стивен Кинг, центробанки утратили значительную часть собственной власти, в значительной степени попав под сиюминутное давление государственного института. Из-за которого регулятор все чаще руководствуется не экономическими, а политически мотивированными соображениями, стимулируя инфляцию, переводя на свой баланс «плохие коммерческие долги» и реализуя многие другие меры «по поддержанию экономического роста», который в действительности давно прекратился и требует допустить кризисной встряски системы.
Вот только это все не революция, а следствие процесса естественного преобразования уклада экономики.
Конструкция государства, которую принято называть демократическим, в действительности таковым не является. Это форма самоорганизации исключительно буржуазного общества. Более того, находящегося на начальной стадии формирования капиталистической экономики, институт государственной власти в которой заметной экономической роли не играет.
Например, в период с 1791 по 1802 год в США федеральные налоги платились только на процесс дистилляции спирта, на конные экипажи, на рафинированный сахар, табак, имущество, продаваемое с аукциона, корпоративные ценные бумаги и на рабов.
Даже когда казне потребовались деньги в результате начала войны с Британской Империей (1812 год), дополнительные сборы ограничились введением налоги с продаж, которые взимались при реализации золота, серебра, ювелирных изделий и часов (предмет роскоши в ту пору). Однако в 1817 году Конгресс США отменил эти налоги — их заменой стали таможенные ставки на импортные товары.
Всеобщий подоходный налог в Соединенных Штатах появился лишь после начала Гражданской войны (1862 год), но его размер (от 3 до 6%) оставался небольшим. Хотя казна в 1866 сумела собрать рекордные 310 млн долларов налогов при совокупном ВВП США (если его считать по современным методикам) в 2,78 млрд.
Очень похожим образом масштаб государственных финансов соотносился с размером совокупной национальной экономики практически во всех странах. Включая Европу, Россию, Индию или Китай.
Бюджет в экономике играл небольшую роль. Например, в богатой и успешной Англии в период наполеоновских войн формировал не более 11% ВВП. Причем, по мере погашения накопленных долгов, уровень понижался, упав к 1900 году до 7,6%.
Доминирующей стратой общества того периода являлась буржуазия, с одной стороны, в той или иной степени охватывающая наибольшую долю населения, с другой – представленная относительно небольшими, по объему подконтрольных финансов, группами. Опасавшимися узурпации государственной власти в руках кого-то из конкурентов. Не столько ради попила государственного бюджета, сколько из опасения использования механизма государства по принятию законов, в собственных узко корыстных целях.
Гарантировать нейтральность государственной машины могло лишь «разделение» властных полномочий на отдельные ветви с высокой степенью юридической самостоятельности, выделения в отдельную ветвь финансового эмиссионного центра и обеспечения возможности доступа к проведению на руководящие посты «своих людей» максимально большому числу буржуазных группировок.
В результате создания «системы сдержек и противовесов» экономическая эффективность государства оказывалась низкой. Для его работы требовалось достижения слишком большого количества локальных компромиссов между сторонами, мало заботящимися о чем-либо кроме собственных интересов.
Но так как в национальную экономику государство особо не вмешивалось, ограничиваясь лишь вопросами большой внешней политики, то его хозяйственная неэффективность никого не волновала. Все его участники, от руководителей до низовых чиновников и рядовых солдат, все равно поголовно сидели на жаловании, выплата которого от экономических успехов или неудач не зависела. Куда важнее считалось бороться с казнокрадством.
Пока экономика существовала сама по себе, а государство лишь окаймляло границы ее территории, система баланса властных ветвей работала нормально. И даже претендовала на стандарт свободной демократической конструкции как противовес тоталитаризму, считавшемуся по определению плохим. Но потом масштаб вмешательства бюджета в экономику начал расти.
Например, в 2000 году госрасходы США (1,78 трлн) составили 17,4% ВВП страны. В 2005 их доля в национальной экономике достигла 18,3%. В 2011 она поднялась до 31,2%. В 2018 году ее размер перевалил за 40%.
И это не так чтобы рекорд. Доля бюджета в экономике Франции составляет 55,8%, в Австрии – 51,5%, в Швеции – 49,2%, в Германии – 44,9%, в России – 37,1%, в Австралии – 36,4%.
Ничего удивительного. Просто окончательно исчерпались свободные внешние рынки, экспансия на которые служила главным источником роста национальных экономик. Схема – берем дешевое сырье, привозим, перерабатываем в промышленные товары, которые экспортируем дорого – создала еще Британскую империю, и продолжала существовать после ее распада.
Даже в 2018 году экспорт формировал значительную часть национального ВВП ведущих стран мира: в Германии – 47,42%, Южная Корея – 44,1%, Россия – 30,74%, Турция – 29,53%. И даже у Британии, в основном зарабатывавшей на обслуживании чужих капиталов, доля экспорта находилась на отметке 30,01%.
Теперь оказалось, что расширяться больше некуда. Более того, поддержание идеи свободного рынка и свободного движения капиталов, обернулось для коллективного Запада катастрофической ловушкой. Ради увеличения доходов западный капитал побежал поближе к источникам сверхприбыли, потащив с собой промышленные предприятия.
В результате, по данным МВФ, уже два года назад 60,5% совокупного мирового производства приходилось всего на 10 стран из 196 существующих на планете. Причем, половину там формировал Китай.
Если смотреть на цифры, то в общем выпуске промышленной продукции в мире КНР занимает 24,2%, США – 9,7%, Индия – 5,8%, Япония – 4,3%, Индонезия – 3,5%, Россия – 3,4%, Германия – 3,3%, Южная Корея, Саудовская Аравия и Мексика – по 2,1%. Заметьте, в десятку лидеров уже не сумела попасть Франция. И еще ремарка – по отдельным отраслям, например, сталелитейной, доля КНР достигает 76%.
Как известно из более чем двухсотлетнего опыта, в экономике большие батальоны всегда побеждают маленькие ввиду неоспоримого превосходства в оптимизации издержек. Собственно, это мы сегодня и наблюдаем. Особенно наглядно в экономической войне Вашингтона с Пекином. По итогам 2018 года американский экспорт в Китай составил 119 млрд, а китайский в Америку достиг 499 млрд долларов. То есть на каждый вырученный доллар приходилось четыре потраченных.
Положение Европы несколько лучше, но лишь благодаря тому, что отрицательность сальдо внешней торговли с Китаем ЕС достаточно успешно покрывает прибылью от торговли с США.
Дело осложняется тем, что рост производительности труда, совершенствование технологий и развитие услуг к настоящему времени привело к трехкратному превосходству размера финансового сектора (примерно 71% мировой экономики) над производственным (21,3%).
Из-за чего искусственно создаваемая инфляция окончательно превратилась в главный драйвер развития экономики. По абсолютному большинству направлений товаров и услуг внутренняя платежеспособность рынков исчерпана. Дополнительные деньги у потребителей могут появиться только благодаря эмиссии со стороны центральных банков, контроль над которым превращается в главный фактор стабильности функционирования как экономической, так и политической системы государства.
Какие, при таких вводных, могут быть независимые ветви, тем более полностью самостоятельный центральный банк?! Пространственное расширение мировой экономики закончилось. Наступает этап внутренней реорганизации политико-экономической территории, ранее буржуазной моделью государства лишь окаймляемой.
Более того, торговая война Вашингтона с Пекином показывает, что само выживание государства, как института, оказывается в прямой зависимости от его способности обеспечить внутреннюю экономическую самодостаточность. Достичь которой невозможно, если, как в США, 3/4 всего внутреннего потребления формируется импортом.
А свободная конкуренция преследующих исключительно узкокорыстные собственные интересы крупнейших корпораций грозит вообще развалить государство, как институт. 10 крупнейших корпораций, формирующих 70% фондового рынка Соединенных Штатов на иностранных счетах в оффшорах хранит недоплаченных налогов на сумму примерно соответствующую общему размеру американского государственного долга. Дональд Трамп над проблемой возврата этих денег в национальную экономику безуспешно бьется с 2016 года.
Кстати, не только он. Проблема носит всеобщий характер. Относительных успехов в ее решении удалось добиться лишь России и Китаю. Именно благодаря опережению остального мира в темпах начала процедуры централизации национальной экономики.
В том числе с отказом от принципов свободного рынка и западной модели устройства хозяйственных отношений и конструкции самого государства, как института. В частности, через создание в России Госсовета и его постепенного наделения функционалом, близким по смыслу с Госпланом СССР.
«Госсовет должен заполнить тот вакуум, который возник в системе госуправления после упразднения Госплана СССР. Конечно, сегодня нам не нужен орган, который планирует все до мельчайших деталей, всю номенклатуру товаров народного потребления.
Но сама идея планирования, сбалансированного развития, взаимосвязи и координации деятельности отраслей, ведомств, регионов, является абсолютно здравой и востребованной», - отметила директор Института РУССТРАТ Елена Панина.
Или как пишет телеграм-канал Русский Демиург:
«Госсовет станет новым вариантом Президиума, «Советом старейшин», то есть тем органом, который смотрит на перспективу и в руках которого есть соответствующий инструментарий для решения такого уровня задач. Как раз таки такой структуры в системе российской власти и не хватало. О чем Русский Демиург неоднократно писал ранее. Например, тут, тут, или тут (пост о Русском Ордене):
«В России как Великой Империи должен быть слой людей, которые а) не занимаются текучкой, б) не занимаются зарабатыванием денег. По статусу они должны находиться выше руководителей "партии и правительства" и глав российских ТНК. Они занимаются стратегией развития страны. Они смотрят вдаль и за горизонт. Они имеют под собой мощные аналитические структуры с политической, экономической и силовой составляющей, которые моделируют развитие ситуации в мире, строят стратегии развития страны и т.д.
Можно назвать этот высший управляющий слой как угодно – Политбюро, Совбез, Госсовет, не важно. Запад пошел по пути неформального влияния глубинного государства на жизнь стран. Но есть пример Ирана и Китая, где эти структуры вполне легитимизированы и встроены в систему власти. И нам кажется, что этот путь более отвечает нашим традициям.
Да, можно сказать, что это Монархизм. Но это коллективный Монархизм. Где власть не передаются по наследству, а передается наиболее опытным государственникам, которые прошли сито «Святой Инквизиции» по части соответствия идее служения Великой России».
Так что в своем прогнозе аналитики Bloomgerg совершенно правы. В ближайшем будущем мировую экономику ожидает революция. Представления о правильности устройства экономического механизма государства подвергнутся коренному преобразованию. С принципиальным увеличением степени централизации государственной власти и четкости формализации внутренних отношений в экономике, ведущая роль в которых перейдет к государственному стратегическому планированию.
Центробанк в такой системе может и обязан являться лишь исполнительным механизмом, подчиняющимся государственной политике, а не проводящим какую-либо собственную.
Система пришла к естественному пределу своей конструкции и начинает трансформироваться под новые условия. Как в имперские времена: император сказал – подчиненные сделали. А если не сделали, к ним тут же прибыла гвардия и навела порядок.
Какую конкретно форму финализируют происходящие процессы – пока сказать сложно. Но в любом случае можно с уверенностью резюмировать, что времена «свободной демократии» закончились.
В определенном смысле новая конструкция государственного института, по степени централизации, окажется больше похожа на монархическую. Разве что без родового наследования власти и миропомазания. Скорее всего, ближе к механизму СССР, хотя и не копирующая их полностью. Любая управленческая система всегда отражает характер накопившихся внешних объективных условий, а они, с былых времен, достаточно серьезно изменились.
Впрочем, важно тут отметить, что сказанное выше касается перспектив не только персонально одной России. Упомянутые процессы носят глобальный характер. Они идут во всех странах, включая пресловутый «золотой миллиард». Потому и результат на выходе ожидается одинаковый, лишь с незначительными отличиями в мелких частностях.
