Нюрнбергский трибунал, сыгравший огромную роль в послевоенном мироустройстве, так и не признал Верховное командование и Генеральный штаб вермахта преступными организациями. Советский судья на этот счет выразил особое мнение, не согласившись с вердиктом остальных судей, — и был совершенно прав.
В условиях начинающейся холодной войны американскому военному ведомству понадобились советы бывших немецких генералов, имевших немалый опыт войны с «большевиками» на Востоке. Эти пленные генералы были включены в специальную группу по написанию истории Второй мировой войны. Под руководством бывшего начальника генерального штаба вермахта Ганса Гальдера они, готовя свои мемуары и «исследования», целенаправленно фальсифицировали историю войны, создавая миф о «чистом вермахте», якобы не причастном к преступлениям нацистов. Эти воспоминания и книги побежденных немецких генералов до сих пор оказывают влияние на историографию Второй мировой, в том числе и российскую, и играют немалую роль в искажении ее истории. Об этой практике фальсификации подробно пишут в предисловии к запискам генерала Хейнрици переводчики и авторы комментариев к «Заметкам о войне на уничтожение» историки Олег Бэйда и Игорь Петров. Подготовленная ими книга — отличное противоядие от одного из самых устойчивых мифов о Второй мировой.
Генерал Хейнрици, несмотря на сравнительно малую известность среди широкой публики, в отличие от фон Бока, фон Клюге, фон Манштейна, Гудериана или Роммеля, сыграл во Второй мировой войне немалую роль. Участник Первой мировой, служил в рейхсвере, поддержал нацистов после их прихода к власти. Командовал XXXXIII корпусом при завоевании нацистами Франции в 1940 г., на Восточном фронте с 22 июня командовал тем же корпусом вермахта в наступлении в составе группы армий «Центр», участвовал в наступлении на Москву в Калужской и Тульской областях, затем оборонялся в роли командующего корпусом, а затем 4-й армией вермахта в районе Юхнова, где под его командованием войска вермахта долго держались в полуокруженном состоянии. В конце войны как командующий 1-й танковой армией воевал в Венгрии, а в марте 1945 г. сменил Гиммлера на посту командующего группой армией «Висла». Перед самым крушением Третьего рейха отказался от безнадежной обороны Берлина, был снят с должности и в конце мая попал в английский плен. В нацистскую партию не вступал, его жена была наполовину еврейкой, что, однако, ничуть не помешало его военной карьере.
Готхард Хейнрици
Обычный военный профессионал, генерал вне политики? Обычный — да, вне политики — отнюдь нет.
Основная часть книги — дневниковые записи генерала Хейнрици и его письма семье с октября 1940-го по июнь 1942 г. Но эти записи дополнены — помимо очень полезных и хорошо написанных предисловий авторов российского издания Олега Бэйды и Игоря Петрова, а также немецкого редактора Йоханнеса Хюртера — еще и отобранными записями Хейнрици с 1918-го по 1940-й и с 1942-го по 1945-й. Таким образом, в результате этого отбора авторы показывают читателю живой портрет «совершенно нормального генерала вермахта» (эти слова вынесены в заглавие предисловия Й. Хюртера).
И все эти записи, особенно ранние, показывают, что перед нами вовсе не аполитичный вояка. Из опыта Первой мировой войны он выносит убеждение: «Практика показала нам, что право на стороне сильного и что прекрасный догмат о превосходстве моральных устоев над количеством солдат и вооружений — чушь». Это убеждение подкрепляет вывод: для реванша нужно больше солдат, больше вооружений, больше порядка и меньше «критиканов» в грядущей войне. Нацисты поначалу его не слишком радуют, но уже в феврале 1933 г. он надеется, что «мы наконец уйдем от этого жидовско-марксистского свинства», и «искренне радовался», когда «коммунистические вши» пытались вырваться из Германии, чтобы спастись от нацистов. А то, что при этом из-за встречи у еврейского магазина оскорбили его жену, а служанку даже побили за покупки «у еврея», — это ничего, «вполне можно перенести». И в марте 1933 г. Хейнрици после прослушивания речи Гитлера удовлетворенно заключает: «В настоящее время у меня нет поводов беспокоиться о том, что принесет нам будущее, я надеюсь, что все пройдет хорошо». Эту мысль он не раз подчеркивает и в дальнейшем: «В военном плане новое правительство дает нам так много, оно так поддерживает все наши военно-политические запросы, что иного и желать нельзя»; «мы <...> можем быть благодарны, что имеем в рейхе правительство, столь четко и энергично отстаивающее национальную идею». Хейнрици с удовольствием отмечает, что его дети поют нацистские песни, что в концлагеря сгоняют «самый мерзкий народец» — это запись уже от 19 января 1937 г. Начавшуюся Вторую мировую он называет «превентивной», а спасение Гитлера от покушения 10 ноября 1939 г. называет «чудом»: «Что было бы с нами, если бы он погиб!»
Перед нами — нацист, только без партийного значка (возможно, по причине жены-полуеврейки). Такой же, как подавляющее большинство бывшей кайзеровской военной элиты, которое не разделяло некоторые нацистские «перегибы», но в целом было совершенно удовлетворено всей политикой нацистов, в том числе и антисемитизмом, и уничтожением партий, особенно коммунистов, и готовящейся войной. Всю ответственность за подъем нацизма и развязывание войны Хейнрици разделяет вместе с подавляющим большинством немецкого офицерства, чиновничества, буржуазии. Он — не объект воздействия, он субъект нацификации Германии. И он это подтверждает в войне на Востоке.
До нее он искренне радуется комфортной жизни во Франции, откровенно наслаждается плодами победы, и вот — он командует корпусом в группе армий «Центр». Он полон предрассудков: русские пространства враждебны, русские деревня и города — сплошное убожество (кроме некоторых церквей), «русский совершенно пассивен, он делает, что ему приказано <...> он свыкается с плачевнейшими условиями жизни и не чувствует малейшей потребности их изменить». Зимой, например, русские (генерал поначалу не очень различает белорусов, русских и украинцев) не работают, а только лежат на печи, и даже сама одежда их вызывает у него презрение и раздражение. Впрочем, после наступления морозов генерал с удовольствием натягивает валенки с калошами и меховую шапку. И он совершенно не видит противоречия между своими утверждениями о «пассивности» русских и не раз отмечаемой им волей народа к сопротивлению: «...Не создается впечатления, что русская воля к сопротивлению сломлена. Пока есть ощущение, что война, даже в случае захвата Москвы, продолжится где-нибудь в глубине этой бесконечной страны».
Правда, надо сказать, что генерала бросает из стороны в сторону. В периоды успехов он с удовольствием передает показания пленных (или передает доклады подчиненных о допросах) о том, что солдаты воюют только из страха перед комиссарами, надеется на скорую победу в начале июля, а затем в октябре 1941 г. под Москвой, заявляет, что «К концу месяца [октября — С. С.] у него не останется ни его столицы, ни знаменитого промышленного региона в Донецком бассейне, а армия будет чудовищно ослаблена». Даже 8 ноября, жалуясь на холод, он уверен: «Но главное то, что они все равно проиграют в войне». 11 декабря (несколькими днями раньше началось контрнаступление Красной армии под Москвой) Хейнрици уже смиряется, что «русский будет разбит лишь после того, как потерпит поражение в новой летней кампании 1942 г.». Но 20 декабря, когда корпусу Хейнрици грозит окружение, он признает: «русского совершенно недооценили», теперь все выглядит «угнетающе», генерала охватывает фатализм... и он начинает все время вспоминать господа, в дневник все чаще и чаще врезаются мольбы и жалобы, адресованные всевышнему. Этот разрыв выглядит настолько пошло и жалко, что создается впечатление, что перед нами литературная стилизация. Однако нет — перед нами генеральский «окопный дневник», а предстающий перед нами обыватель — на самом деле высокопоставленная часть военной машины вермахта.
Теперь генерал реже — судя по опубликованным частям дневника — вспоминает про свои планы колониального раздела России. 11 декабря 1941 г. он заключал после прочтения рассказа Толстого:
«Его рассказ „Утро помещика“ рисует крестьян, которых мы видим ежедневно: добродушных, послушных, но без всякой инициативы, сами они ни за что не берутся, даже наоборот, отвергают все благое, если оно мешает полюбившемуся порядку вещей. И знать не хотят о каких-либо улучшениях. С такими людьми прогресса не достигнешь. С учетом такого положения вещей мой переводчик говорит: два немецких протектората уже образованы. Они станут хорошими колониями. Остаток России распадется на самостоятельные республики. Советское правительство само уже это подготовило. До Байкала они будут зависимы от Германии, а дальше — от Японии. Тем самым проблема России будет решена».
Более того. Зверства, творимые подчиненными, генерала не волнуют. Русские воюют «коварно», окруженцы и партизаны стреляют в немцев — это возмущает Хейнрици (сам факт нападения на СССР, разумеется, для него ничуть не является проявлением коварства). Он с удовлетворением пишет о том, как его переводчик охотится на партизан (или тех, кого он считает таковыми, включая женщин), и убивает их как на месте, так и с помощью публичных повешений:
«Бейтельшпахер только 6-го числа поймал 60 человек, из них 40 красноармейцев. 20 он сумел осудить и прикончить. Одного молодого парня [переводчики выяснили, что речь идет о 16-летнем разведчике Александре Чекалине — С. С.] они повесили в городе, то есть они освобождают полевых жандармов от этой безрадостной работы и сами ее выполняют. Бальцен с интересом наблюдал за зрелищем. Все впечатлены партизанской силой духа. Ни один ничего не выдает, все молчат и идут на смерть».
Одно беспокоит в этой связи беспартийного нациста генерала Хейнрици:
«Я сказал Бейтельшпахеру, чтобы он не вешал партизан ближе, чем в ста метрах от моего окна. Не самый приятный вид с утра. [Граф] Мой заметил, что Гёте в Йене прожил три недели с видом на виселицы».
Он пишет о партизанах с опасением, но и с презрением кадрового военного: они «шляются», «слоняются»:
«Зачастую их можно увидеть болтающимися на веревке в деревнях, но многие другие еще слоняются по округе».
Но после поражений генерал несколько меняется. Он писал, что невозможно воевать при температуре −30, а русские, оказывается, воюют и при −40. «Пассивные» (но «коварные») русские постоянно грозят смертью, партизанская война ширится, и Хейнрици отмечает в октябре 1943 г.: «За нашими спинами уже не просто хозяйничают партизаны, а восстает практически вся страна» — та самая страна, что по его недавнему мнению была населена «послушными» убогими людьми. Более того, услышав сообщение советской Чрезвычайной государственной комиссии по расследованию злодеяний нацистов о том, что его причислили к списку военных преступников, он вроде бы посмеялся, но — как отмечают комментаторы — изменил свое поведение и стал возражать против уничтожения оставляемых вермахтом городов, в частности Смоленска, хотя раньше в таком «гуманизме» замечен не был. Это, кстати, хороший намек для историков о роли сообщений ЧГК не только для пропаганды в адрес союзников и собственных граждан, но и для внушения страха нацистским преступникам. Не случайно Хейнрици, как и многие другие генералы вермахта, стремился оказаться в плену у англичан и американцев, боясь попасть в руки советских войск: знал, что придется отвечать за повешенных партизан, убитых и ограбленных крестьян и сожженные города.
...И в этой связи я никак не могу избавиться от совсем не научного чувства неудовлетворения от того, что могила была обретена «нормальным генералом вермахта» Хейнрици не в «бесконечных» пространствах России во время войны (или после — в лагере военнопленных), а увенчалась его именем в Германии только в 1971 г.
Генерал Хейнрици, обыватель, которого волнуют будущие имения на Востоке, а также судьба его собственности в Германии (об этом он часто пишет жене), заставляет вспомнить другого, но уже партийного нациста — оберштурмбанфюрера СС Адольфа Эйхмана. О его процессе Ханна Арендт написала знаменитую книгу: «Банальность зла. Эйхман в Иерусалиме». Арендт показала, что палач евреев Эйхман был нормальным человеком, обывателем с претензией на интеллектуальность, отнюдь не патологическим фанатиком — в этом и заключалась банальность, а вовсе не в том, как часто воспринимают это слово не читавшие книгу Арендт, что суть фашизма — в безликих исполнителях. Генерал Хейнрици, как показывают его записки, при всей разнице с Эйхманом, может и должен быть поставлен в этот ряд банальных убийц, вдохновленных расистской нацистской идеологией с ее культом силы и сознательно принявших и осуществлявших ее.
Эта книга — крайне важное свидетельство, обязательное для внимательного чтения и обдумывания всем интересующимся историей Второй мировой войны. Она дает представление и о чисто военных деталях. Например, Хейнрици пишет, что в конце московского наступления советские солдаты были вынуждены наступать в крайне неблагоприятных условиях:
«Зима, которую русский называл своим союзником, в некотором отношении всё же оказалась его врагом. Поскольку пробиваться по колено, а чаще по пояс в снегу, против пулеметов, пока те продолжают стрелять, — предприятие разорительное, требующее большого кровопролития».
Об этом же писал советский генерал К. К. Рокоссовский в связи с финальными этапами контрнаступления под Москвой, когда вместо собирания ударного кулака советские войска действовали разрозненно на широких участках фронта. Рокоссовский писал о своем наступлении на Сухиничи по приказу Жукова, а Сухиничи обороняла как раз 4-я армия Хейнрици:
«Все, на что были способны наши истощенные войска, — это выталкивать врага то на одном, то на другом участке, тратя на это силы и не достигая ощутимых результатов. Они с трудом пробивались вперед. Я неоднократно тогда бывал в разных частях и на разных участках, пытаясь разобраться в причинах недостаточной эффективности наших наступательных действий. То, что удалось лично увидеть и на себе испытать, убедило меня, что мы не в состоянии достичь решающего успеха. В полках и дивизиях не хватало солдат, не хватало пулеметов, минометов, артиллерии, боеприпасов; танков остались единицы.
Основой обороны, организованной немцами, были опорные пункты, располагавшиеся в селениях или в рощах, промежутки между ними минировались и простреливались. Наша пехота наступала тогда жиденькими цепями; они преодолевали глубокий снег под сильным огнем, при слабой артиллерийской поддержке из-за малочисленности стволов и недостатка снарядов. Еще не видя врага, задолго до атаки героическая пехота выбивалась из сил, несла потери.
Не лучше ли, думалось мне, использовать выигранную передышку и перейти к обороне, чтобы накопить силы и средства для мощного наступления?
По данным нашего штаба, противник значительно превосходил нас. Парадокс: сильнейший обороняется, а более слабый наступает, причем по пояс в снегу...» [Рокоссовский К. К. Солдатский долг. Глава «Сухиничи»]
Сергей Соловьев
https://scepsis.net/library/id_3977.html - цинк
0
