Цикл публикаций «Переформатирование сознания», судя по комментариям, вызвал самый живой интерес читателей «Военного обозрения». Ещё раз напомню, что в нём не рассматриваются реформаторы-экономисты, хотя их результативность налицо («не доходит до ума, вбиваем в задние ворота!»). Речь идёт исключительно о людях и идеях, хотя да – и те, и другие возрастают исключительно на почве экономики – иначе просто не бывает. В прошлом материале рассказывалось о графе Уварове, создателе знаменитой концепции «православие, самодержавие, народность». А вот сегодня речь пойдёт также о… записном консерваторе, но консерваторе глубоко мыслящем, умеющем думать, которого на основании его опубликованных размышлений впору записать в самые радикальные реформаты. Звали его Михаил Петрович Погодин.А было так, что после блистательной победы над Наполеоном Россия, пожив на лаврах, начала стремительно отставать от европейских государств, где бурно развивались рыночные отношения. «
», это, конечно, же гипербола, как и порицание французских романов и мод в «Горе от ума», но это показатель «французского влияния» на общество. Даже известная в обществе неприятная болезнь и та получила название «французской», хотя болели ей на Руси куда как давно, ещё до Петра… «Кудри до плеч», привезённые Ленским из Германии, тоже намёк. Намёк на доминат идей, которые в Россию поступали из… побеждённой вроде бы Европы, быстро забывавшей и своих победителей, и освободителей.И вот в этих-то сложных условиях и происходило становление этого человека, родившегося в 1800 году в Москве в семье крепостного, хотя человека непростого, а домоправителя у графа И. П. Салтыкова – Петра Моисеевича Погодина. А в 1806 г. рабство для него и его семьи закончилось, сын графа подписал им вольную «навечно». И будучи вольным, Михаил Погодин сумел поступить в Московский университет, закончил его и… стал там преподавать. То есть надо себе представлять и уровень его таланта, и трудолюбие, без чего достичь такого положения для сына бывшего крепостного было бы попросту невозможно. Но самое интересное, что ниспровергателем основ и радикалом-мстителем Михаил Петрович не стал, а всю жизнь являлся… убеждённым консерватором. Уже в своей магистерской диссертации «О происхождении Руси» (1825) он не только обосновывал норманнскую теорию возникновения российской государственности, но и затем её придерживался как доказанного факта. Хотя понятно, что смотрел на неё не так примитивно, как многие нынешние норманисты и антинорманисты.
Ну и в университете он не только читал студентам лекции, но и продолжил заниматься научной работой. Ввёл в научный оборот множество новых источников – это и летописи, и грамоты. Словом, к «основам» исторической науки он относился очень серьёзно и фантазировать на пустом месте себе не позволял. С 1826 по 1844 год избирался профессором Московского университета, а в 1841 году – академиком Петербургской академии наук. С 1844 года до самой своей смерти изучал древнюю русскую и славянскую историю, а также занимался публицистикой. Будучи страстным коллекционером предметов древнерусской старины, М. П. Погодин собрал уникальное «Древлехранилище» — значительную коллекцию икон, лубочных картин, медных и серебряных крестов, старинных монет и медалей, старопечатных книг и рукописей. О ценности его говорит тот факт, что в 1852 году император Николай I приобрёл его коллекцию для государства. Именно из собрания Погодина и происходит икона из коллекции Русского музея «Чудо Георгия о змие, с житием».Особенно его увлекала проблема «происхождения Руси». Критиковал многих историков, без должных доказательств объявлявших ложью, подделкой, подтасовкой то одно, то другое историческое свидетельство (ничего не изменилось и сегодня, не так ли?). В 1828 г. критиковал даже своего кумира H. М. Карамзина, заявив, что «История государства Российского» есть «
», но к критическому осмыслению источников ничего не добавляет, а его взгляд на историю как науку вообще неверный. Впрочем, уделив столь значительное внимание собиранию фактов, собственной концепции истории России он так и не создал. Хотя сделанный им почин в науке был очень велик, и на его основе затем уже много чего выросло.В 1825 г. вместе с П. А. Вяземским и А. С. Пушкиным он начал выпуск альманаха «Урания», в 1827-1830 гг. являлся издателем журнала «Московский вестник», однако не только публиковал известных литераторов, но и писал сам. В том же 1825 г. написал романтическую повесть «Русая коса», а затем и историческую драму «Марфа-посадница», о которой Пушкин сказал, что это «
». С 1832 году стал дружен с Н. В. Гоголем. Словом, был знаком и тесно общался с самыми выдающимися умами и талантами своего времени, которые… относились к нему как к равному!И, видимо, он и сам чувствовал, что обладает умом незаурядным, потому как мог запросто написать в письме к великому князю Александру Николаевичу, будущему императору Александру II (1838) такие вот строки:
«Пусть выдумают Русскому государю какую угодно задачу, хоть подобную тем, которые предлагаются в волшебных сказках! Мне кажется, нельзя изобрести никакой, которая была бы для него, с русским народом, трудна или, скажу, хоть менее невозможна, если бы только на решение её состоялась его высшая воля.»
Замечательные слова, причём, как мне кажется, касаются они отнюдь не только государя российского, а и любого нашего правителя, оказавшегося волей судеб там, «на верху»…Но, хотя он и признавал верховенство и незыблемость царской власти, он не был сторонником казённого консерватизма и ура-патриотом. Просто он считал, что Россия в мире должна играть особую, совершенно исключительную роль, поскольку у неё и место в географии – между Западом и Востоком, тоже совершенно исключительное. При этом основой русского могущества он считал… беспредельное доверие и преданность народа царю-батюшке. По убеждению Погодина, царь для народа есть «Бог земной». И... разве он так уж сильно и ошибался?
И понятно, что он не мог не интересоваться современной ему политикой. По мнению Погодина, России следовало выступить в защиту «братьев-славян», что обеспечило бы ей их полную поддержку. И тогда и без того могучая Россия стала бы вообще непобедимой. Он сравнивал роль России в европейских делах и в связи с этим писал:
«Спрашиваю, может ли кто состязаться с нами, и кого не принудим мы к послушанию? В наших ли руках политическая судьба Европы и, следственно, судьба мира, если только мы захотим решить её.»
Вот это важное дополнение: «». Однако чаще бывало так, что «мы не хотели», хотя почему не хотели, один Бог весть. Хуже бы нам уж точно ни при каком раскладе в то время бы не стало. Почему он думал так, а не иначе? Откуда его мнение о всемогуществе России? Скорее всего… из детства, ведь именно оно в его жизни совпало со временем по-настоящему великих свершений русского народа. Ведь когда началась Отечественная война 1812 года, Погодину было всего 12 лет, а кто тогда не мечтает о подвигах, о славе и не гордится и тем, и другим, добытым своим Отечеством на полях сражений. Я лично в 12 лет только тем и занимался, что играл в войну с ребятами, и пример мы брали, естественно, и с победоносной Гражданской, и с Великой отечественной. В другие «войны» в то время мы просто не играли! Кстати, о том же самом, только другими словами, написал и поэт П. А. Вяземский:
«1812 год... останется навсегда знаменательною эпохою в нашей народной жизни. Равно знаменательна она и в частной жизни того, кто прошёл сквозь неё и её пережил.»
Именно поэтому для Погодина стало настоящим ударом поражение России в Крымской войне. Он задумался о его причинах и написал свои «Историко-политических письма и записки в продолжение Крымской войны 1853—1856 гг.», в которых показал, что оно есть не что иное, как следствие пороков российского государственного строя. Чтобы избыть эти пороки, Погодин предлагал в первую очередь смягчить цензуру, чтобы государю в уши доходила правда. Он писал:
«Власть нужна и священна, но злоупотреблениями своими власть ослабляется гораздо больше, нежели свободными суждениями об её действиях.»
Задолго до Горбачева он говорил о том, что России необходима гласность, царь в России не получает сведений о действительном состоянии дел в стране, и именно от этого многие её несчастья и происходят.В деле изменения положения в стране требуется умеренность, писал Погодин, однако в мае 1855 г. он призвал императора к созыву Земской думы – аналога земских соборов допетровской эпохи. А в январе 1856 г. он и вовсе написал новому императору Александру II, что ему надобно объявить о намерении освободить крепостных крестьян и ежегодно отчислять известную сумму из государственных доходов для выплаты помещикам за них выкупа. То есть предлагал такой путь, чтобы и крестьяне свободны были, и чтобы помещикам урон не нанести. Но самое главное, что он же в одном из своих последних «Историко-политических писем» написал буквально следующее:
«Прежняя система отжила свой век.»
Надеялся, что будет услышан и понят. Впрочем, это заявление требовало немалого переформатирования сознания прежде всего от него самого, а ведь, казалось бы, был «такой охранитель устоев»… Ну а о его взглядах на Крымскую войну мы обязательно расскажем в отдельном материале.