Маленькое отступление от темы, без полного, впрочем, из нее ухода. Я люблю поиграть в футбол на любительском уровне - точнее, любил, в последние годы времени как-то совсем нет. Сносно, хотя и неоднозначно, исполнял при необходимости вратарские обязанности. Неплох был в защите – отобрать мяч, исполнить подкат, поставить корпус. Но вот созидание никогда не удавалось, ни пасы, ни удары, техника нулевая, если не минусовая. Все немногочисленные голы в моей жизни были забиты либо головой, которой техника не нужна, либо при крайне удачном стечении обстоятельств, а вот фееричных промахов и непопаданий по мячу насчитывается куда как больше. Однажды, играя в малознакомой компании, я два раза подключился к атаке и дважды невероятным образом и при этом очень красиво занес кожаную сферу в сетку. После этого сокомандники решили, что я просто экономлю силы в защите, и буквально выпихнули меня на острие, несмотря на все протесты и объяснения нелогичности мимолетного бомбардирского успеха. Меня не послушали, и я в оставшееся время запорол все что можно и что нельзя.
Именно поэтому, наблюдая футбол по телевизору и сталкиваясь с каким-нибудь чудовищным промахом нападающего в двух метрах от пустых ворот, я избегаю досужей фразы, что, мол, и сам бы тут не промахнулся. Но порой, исключительно редко, эта фраза все-таки поневоле вываливается наружу. Так вот, возвращаясь к вчерашнему имениннику, он – тот редчайший деятель, про которого…нет, не лично я, но любой человек хотя бы средних умственных способностей имеет право сказать, что не поступил бы в ключевые моменты чудовищнее, глупее, недальновиднее, катастрофичнее. И ладно бы шесть лет чудовищных глупостей с известным всем итогом. Самое страшное, что он так до сих пор ничего и не понял.
Да, вспоминая об известной проблеме роли личности в истории, можно сказать, что само появление Горбачева было где-то обусловлено объективными социальными и внутриэлитными процессами позднего СССР, а где-то крайне удачно осеменило их почву. Что советский партийно-управленческий аппарат к тому времени местами закостенел, а местами очевидно деградировал в умственном и профессиональном плане. Что деятельность Горбачева была более чем на руки широким слоям советской номенклатуры, мечтавшим – кто о долгожданной конвергенции с Западом, кто о получении в свою собственность вроде бы подотчетной, но при этом досадно-государственной собственности; у некоторых мечты соединялись – прихватить собственность и наслаждаться доходами от нее на Западе.
Наконец, упомянем и о том, что Горбачев изначально был не самостоятельным игроком, а продуктом компромисса, стыковки интересов между многими разными группами – силовиками, кругом либерально-авторитарных модернизаторов андроповского призыва, части кремлевских старцев вроде Громыко, части консерваторов, видевших в нем молодого и жесткого единомышленника. Сыграли свою роль и западные партнеры, если вспомнить знаменитые лондонские смотрины у Тэтчер.
Но ведь даже являясь производной от объективных процессов в стране, можно находиться хотя на уровне средней температуры по палате, а не полного дна. Кроме того, политик, вознесшийся на вершину в результате компромисса, вполне может переиграть всех либо почти всех его участников и стать самостоятельным руководителем со своей линией, в случае СССР, как хотелось бы, спасительной для страны. Яркий пример компромиссной фигуры, ставшей самостоятельным лидером, чтобы далеко не ходить – Брежнев.
Горбачев в плане интеллекта, стратегического мышления и саморефлексии оказался именно дном, из 2020-го это видно явственнее и мучительнее, чем даже во время его деятельности. Что же до самостоятельности, то он действительно в определенном роде стал самостоятелен и даже отчасти авторитарен, сконцентрировав в своих руках чудовищный объем полномочий и рычагов, не снившийся тому же Брежневу – Леонид Ильич все-таки гораздо больше прислушивался к окружающим и разделял с ними бремя власти. Недаром выдающийся русский мыслитель Александр Зиновьев писал: «Надо различать сталинизм и брежневизм, сталинский и брежневский период. Различия здесь принципиально важные. Брежневизм был альтернативой сталинизму по самому существу, хотя по форме был на сталинизм похож. Лишь при Брежневе в Советском Союзе сложилась нормальная система государственности, в сталинское время еще имела место догосударственная система власти и управления... горбачевизм возник в Советском Союзе как стремление повернуть страну не в дореволюционное состояние и не в западном направлении, а именно к сталинизму. Сталинизм, напомню, включал в себя власть высшей клики, сложившейся вокруг вождя, власть, которая возвышалась над партийным аппаратом, над государственным аппаратом. Это то, что потом начал делать Горбачев. Результатом его деятельности было то, что он поставил себя над партией, над партаппаратом и даже над государственным аппаратом, т.е. поставил себя, формально конечно, в такое же положение, в котором находился в свое время Сталин. И такого не мог себе позволить ни Хрущев, ни тем более Брежнев».
Однако самостоятельность самостоятельности рознь, как и авторитарность. Горбачев продемонстрировал худшую (для страны) версию из возможных – самостоятельность Буратино, сначала устроившего погром в доме, а затем сбежавшего от папы Карло, продавшего азбуку за четыре сольдо и пошедшего по рукам от Карабаса к лисе Алисе и коту Базилио. Собственно, некоторые из алис и базилио изначально стояли у политической колыбели малютки, но вряд ли даже они предполагали, как скоро и как резво он побежит в страну дураков на поиски Поля Чудес. Как-то даже символично, что на излете перестройки на экраны вышла и мигом стала сверхпопулярной передача с таким названием.
При этом чем больше у Горбачева становилось власти, тем меньше обнаруживалось адекватности в ее использовании и реальных возможностей этого использования. В результате к моменту августовского путча это был почти диктатор с почти отсутствующим полем применения этой диктатуры и почти нулевой народной поддержкой, силач с мускулистыми руками и парализованными ногами.
Везде же, где Горбачев мог использовать свои мускулы, он – во всяком случае, после 1988-го года – делал это с ужасающим КПД. Сложно представимые при том же Брежневе сепаратистские бунты и кровавые распри на этнической почве он пытался прекратить, опять-таки, сложно представимыми при Брежневе методами и со сложно представимой (анти)эффективностью; после путаных и противоречивых попыток применить силу, от которых сам генсек потом открещивался, перекладывая ответственность на нижестоящие инстанции, пламя страстей лишь еще сильнее разгоралось. В карабахском конфликте, например, армяне были свято убеждены, что глава государства подыгрывает азербайджанцам, азербайджанцы – наоборот, и у обеих сторон были веские основания так считать. То же можно сказать и о иных ситуациях того времени. Скажем, в главной и роковой из них, противоборстве с Ельциным, сложно избавиться от впечатления, что глава государства в 1989-1991 г. делал все для усиления соперника, находя в калейдоскопе вариантов чуть ли не единственный, проигрышный для себя.
Говорят, что Горбачев старался спасти Союз. Да, в конце - заложив вначале все предпосылки для его развала либо усилив уже имевшиеся. Так называемый Ново-Огаревский процесс по выработке нового союзного договора, напомню, проходил под знаком яростного стремления российских автономий, особенно Татарстана, подписать этот договор напрямую в качестве союзных республик. Несмотря на некоторую временную нейтрализацию данных стремлений, говорить, что лишь путч помешал сохранению державы почти так же наивно, как считать, что убийство Александра II помешало России вечером того же дня стать либерально-конситуционной. При наличествовавшей динамике и сохранявшемся в Кремле Горбачеве, боюсь, мы в итоге получили бы таки независимые Татарстан, Бащкирию и Чувашию. У Ельцина, унаследовавшего самый крупный осколок разваленного с его помощью СССР, хватило… Не государственничества и патриотизма, но хотя бы животного чувства власти и собственности, чтобы не допустить дальнейшего распада. Горбачев не смог и этого.
А ведь даже Запад и, в частности, влиятельные сегменты американской элиты хотели оставить хотя бы ослабленный и территориально урезанный Союз, опасаясь расползания политической нестабильности, исламизма, мирного и не очень мирного атома. «Таланты» Горбачева не оставили шанса на это, и Вашингтон с другими западными столицами и центрами влияния, пожав плечами, зафиксировали произошедшее. Можно ли их в этом винить? Это Горбачев сумел завоевать титул «лучшего немца» - лучшего, чем настоящие, коренные. Почему кто-то должен был становиться «лучшими русскими» вместо тех, кому это положено по чину?
Многие благодарят «лучшего немца» за интеллектуальную свободу, за то, что при нем вернулась свобода собраний и дискуссий, на прилавках и в журналах вновь появились Гумилев, Соловьев, Мандельштам, Бердяев, да Библия, наконец. Что ж, все это отлично, вряд ли кто-то может быть против Гумилева и Библии. Проблема, нет, трагедия, оказалась в том, что у власти оказался человек – ладно, шире, люди – которые не осознавали или плохо осознавали, что делать и каковы имеющиеся дебет с кредитом; а некоторые осознавали хорошо, но сознательно поступали так, как поступали. Гипотетически китайский вариант постепенных, частичных и точечных преобразований был возможен, но Горбачев, и здесь мы вновь возвращаемся персонально к нему, последовательно огибал все развилки и отодвигал всех, кто мог попытаться его осуществить. Поэтому представить себе некий благословенный, замерший в наслаждении «концом истории» 1987-й, условно, год, когда есть одновременно Гумилев, кооперативы и Союз, можно, но это утопия. Возвращение изысканного жирафа, бродящего на озере Чад, оказалось неразрывно сцепленным со сжатием границ до Каспийского озера-моря и Азовского моря-почти озера. И это одна из многих трагедий внутри одной большой.
Говорят, что реформировать СССР нужно было в 1950-х, максимум в 1960-х, а в середине 1980-х уже поздно. Не соглашусь. Другой вопрос в том, как и кому реформировать, ну и в том, конечно, что на каждом последующем этапе сделать это было все тяжелее. СССР на момент начала перестройки был болен, заметно и серьезно. Начавший его «лечить» Горбачев де-юре не стал его убийцей. Он всего лишь богатырскими взмахами скальпеля располосовал весь нездоровый организм и затем встал в растерянности, разглядывая дело своих рук, пытаясь увернуться от фонтанов крови и при этом благодарно принимая приветственные телеграммы и премии «за хирургическую смелость». То, что из-за его спины в итоге, пошатываясь, вышел не реаниматор, а беспалый коновал с «ударом милосердия», закономерно. Кого, опять-таки, в этом винить? Реаниматором должен был быть сам Горбачев, и он же должен был запереть операционную от коновалов.
Напоследок – мой ответ на мучающий многих вопрос, почему Запад по-прежнему так внимателен и щедр к «Горби», хотя он давно вышел в тираж, а его «достижению» почти тридцать лет, пора бы и перестать аплодировать. Он, «Горби», уникальный, единственный, модельно-витринный предатель (допустим, по скудоумию, а не подлости), у которого в личном плане все получилось и которому мировой Рим, несмотря на присказку, все-таки платит. Все другие предатели, как скудоумные, так и подлые, глядя на него, должны думать – вдруг и у нас получится? И глядят. И предают. И ничего не получают, кроме гонений, тюрьмы или вообще казни. Но другие продолжают смотреть на «Горби» и предавать.
А больше ведь не выйдет ни у кого. И масштаб «заслуг» у именинника уникален, и витринная модель – она в принципе одна. Нынешним российским преемникам Михаила Сергеевича, явно стремящимся, как это ни сложно, превзойти «заслугами» и его, и Бориса Николаевича, неплохо бы помнить об этом.