Во время поразившего почти весь мир экономического кризиса корпорации судорожно цепляются за любые возможности заработать, даже если найденная ими ниша этически немного сомнительна. В тяжелые времена стресс и его последствия становятся большой проблемой для людей, которые готовы платить, чтобы вернуться к нормальному состоянию и продолжать полноценную жизнь. Особенно на Украине, где семь лет гражданской войны унесли официально более 13 тысяч жизней и, к сожалению, продолжают уносить. Если отдельный гражданин никак не может остановить кровопролитие, то есть повлиять на объективную реальность, то он будет пытаться, пусть даже и усугубляя при этом ситуацию, менять свое субъективное состояние в ней. И здесь для него обязательно найдутся помощники.
Атошники ― потенциальная угроза для общества
Антисоциальное поведение многих прошедших Донбасс украинских военнослужащих, пожалуй, уже мало у кого вызовет удивление. Стрельнуть из привезенного с фронта гранатомета из окна многоэтажки, пырнуть ножом грубо ответившего на какой-то вопрос человека на остановке, избить отказавшегося везти бесплатно водителя маршрутки ― все подобные случаи и не перечислить. Находящиеся в психопатическом состоянии военные наносят ущерб и себе, бросаясь от алкоголизма к наркотикам и от наркотиков к самоубийствам.
Согласно исследованию Иванова и Рычки «Психолого-психиатрическое сопровождение военнослужащих в боевых условиях», в 2014–2015 гг., в самый разгар боевых действий, в психиатрических стационарах Украины пребывало 5 440 участников АТО, 59 процентов из которых ― с острой реакцией на стресс. Ученые утверждают, что пребывание в экстремальных, в данном случае боевых, условиях более шести месяцев с большой долей вероятности приводит к психическим расстройствам. В середине 2015 года среди комбатантов таковых выявлялось от 20 до 30 процентов. Но именно что выявлялось. По словам исследователей, в поствоенное время многим ветеранам следует ожидать затяжного ПТСР (посттравматического стрессового расстройства), комбатантной психопатизации, психосоматических расстройств и др.
Не сказать, что эта ситуация совсем замалчивается, но осенью 2017 года случился скандал. Тогда на заседании парламентского комитета по вопросам здравоохранения главврач клиники психиатрии Главного военного клинического госпиталя полковник Олег Друзь заявил, что 93 процента атошников представляют «потенциальную угрозу для общества». Потом, конечно, объяснили, что речь идет не о поставленном диагнозе, а о военнослужащих, которые «скрывают признаки и симптомы ПТСР и не обращаются к специалистам». Эти скрывающиеся и являются самыми опасными для общества. Тогда же зав. кафедрой психосоматической медицины и психотерапии Национального медицинского университета им. Богомольца Олег Чабан сообщил, что у военных обнаруживается скрытая агрессия, «которая направляется на того, кто рядом, на своих близких и родных».
Действительно, ПТСР часто развивается после травматичных событий. Обычно среди вернувшихся с войны он составляет примерно 20 процентов. Понятно, что гражданская война, когда приходится стрелять в людей, еще вчера живших с тобой в одном государстве, говорящих на одном языке, а может быть, и лично знакомых, травмирует сильнее. Оттого и озвученные цифры.
По данным зав. кафедрой воинской педагогики и психологии Военного института КНУ им. Т. Шевченко Олега Скрипкина, ПТСР в 2017 году обнаружили у 60–70 тысяч военнослужащих и сотрудников других силовых структур, что составило 20–25 процентов участвовавших в АТО на тот момент.
Тяжелейшим результатом таких расстройств, конечно, являются летальные случаи. Осенью 2018 года в своем выступлении на VIII Львовской психиатрической встрече занимавший тогда должность главного военного прокурора Анатолий Матиос сообщил, что с 2014 года имеется более 2 700 случаев небоевых потерь, 2/3 из которых ― самоубийства, остальное ― убийства.
«После увольнения военнослужащих из рядов Вооружённых сил возникают противоречия между неудовлетворёнными потребностями и существующими в обществе ограничениями и запретами, то есть фрустрация. Отсроченные реакции на тяжёлый боевой стресс приводят таких людей к конфликтам с обществом и законом уже в мирное время. Это касается и возникновения массовых беспорядков, социальных конфликтов», — пояснил Матиос приведенную им статистику.
Однако, несмотря на такую, прямо скажем, катастрофическую ситуацию, в Генштабе считают достаточным проведение психологической реабилитации только для 10 процентов личного состава.
Впрочем, от ПТСР страдают не только военные. Международное исследование «Скрытые последствия конфликта: Проблемы психического здоровья внутренне перемещённых лиц и доступность психологической помощи на Украине» показывает, что психическое расстройство поразило 32 процента внутренне перемещенных лиц (ВПЛ). Если верить украинской статистике, из 1,5 млн ВПЛ 480 тысяч человек требуют реабилитации.
Помощь идет
Не кажется ли немного странным, что в описанной ситуации экс-министр здравоохранения, одиозная «Доктор смерть», Ульяна Супрун и ее команда американских реформаторов, многие из которых все еще находятся во власти, начали целую кампанию по легализации марихуаны, якобы помогающей при посттравматическом стрессовом расстройстве? Еще в прошлом году госпожа Супрун писала у себя в Facebook, что «в мире распространено использование препаратов из каннабиса и его производных для лечения ПТСР. Медицинские препараты с содержанием каннабиса не вызывают привыкания или зависимости. Каннабидиол ― активное вещество, которое преимущественно составляет медицинский каннабис, избавляет от тревожности. Одновременно у него нет психотропного воздействия, он обезболивает, расслабляет и затормаживает. На людях и в большей части на животных показано, что медицинский каннабис буквально помогает стереть страшные воспоминания о травме».
В этом же году с цепи в плане требований легализовать каннабис сорвались не только профессиональные «соросята», но и украинский бизнес. Так, соглава агрокомитета Союза украинских предпринимателей Олег Шевцов объяснил, что размер мирового рынка конопли нынче составляет 20 млрд долларов, а к 2024 году возрастет до 63,5 млрд долларов. Но главное не в этом, а в том, что в расширении этого рынка, т. е. в возможности для бизнеса получать прибыль на указанном направлении, не участвует Украина. А ведь могла бы.
«Согласно открытым данным, сегодня в Украине около 2 миллионов пациентов, которым может потребоваться каннабис. Среди них больные эпилепсией, раком, ветераны войны», ― пишет Шевцов, найдя, помимо участников боевых действий, еще категорию граждан, которая могла бы стать потребителем препаратов из канабиса.
Итак, легализацию от украинского государства бизнес требует с двух сторон: с американской (Супрун и «соросята») и с местной (союз предпринимателей). Во время экономического кризиса все стремятся к новым рынкам и новым прибылям. Правда, на что надеются украинские коммерсанты, не совсем понятно. По данным компании Pitchbook, инвестиции только в американские стартапы, связанные с каннабисом, в 2019 году составляли 1,2 млрд долларов. Однако эксперты утверждают, что имеющийся рынок уже перенасыщен: капитализация публичных компаний росла из-за ожидания легализации марихуаны в Канаде, а затем рынок стабилизировался и без дальнейших законодательных решений в других странах расти он не будет. Сейчас мир каннабиса поделен десятком компаний, базирующихся в США (Scotts Miracle-Gro, GW Pharma, Abbvie, Innovative Industrial Properties, Arena Pharmaceuticals, Altria) и Канаде (Canopy Growth, Cronos, Tilray, Aurora Cannabis). Капитализация, к примеру, Canopy Growth составляет 15,5 млрд долларов, других компаний ― по 4–5 млрд долларов. Для сравнения, доходы бюджета Украины в проекте на 2020 год составляли 45 млрд долларов. Инвестируют в марихуану такие мощные фонды, как ETFMG, AdvisorShares Pure Cannabis, Cannabis ETF, Global X Cannabis и другие. Как мы прекрасно понимаем, это совсем не украинские финансовые организации, и в случае открытия рынка каннабиса на Украине не надо быть большим экономистом, чтобы увидеть, кто на этом заработает прежде всего.
Итак, мировой рынок поделен, крупнейшим игрокам, т. е. американским и канадским ТНК, нужны новые рынки сбыта. Перспектива конкурентоспособности украинских компаний, если они попробуют заявить о себе, туманна. Тем более что находящееся под внешним управлением государство не станет законодательно создавать для местного бизнеса лучшие условия, чем для западного. Поэтому слюнки у украинских коммерсантов, конечно, потекли, но явно преждевременно. Точно так же украинские бизнесмены были убеждены, что свободный рынок с Евросоюзом принесет им большой барыш, хотя как тогда, так и сейчас очевидно, что такой открытый рынок прежде всего выгоден бизнесу Евросоюза, поскольку никакой он на самом деле не открытый: ЕС свои товары на Украину везет, конечно, свободно, а вот в обратную сторону ― исключительно по квотам. Это и понятно: более сильный использует все доступные ему методы для побивания в конкуренции более слабого.
Но в предприимчивые головы наверняка уже пришла простая и гениальная в своей простоте идея ― залезть в бюджет. Ведь еще с 2017 года на Украине есть замечательные с точки зрения перспективы распила нормативно-правовые документы о в том числе психологической реабилитации комбатантов АТО и участников Майдана за бюджетные деньги: постановления Кабмина, приказы Минсоцполитики и т. д. Получить украинский рынок ― очень хорошо, но получить украинский бюджет ― еще лучше.
Теперь главное ― легалайз. И мне неизвестно, что может помешать ему осуществиться, ведь на кону, с одной стороны, душевное равновесие «лучших» людей нации ― атошников и майданщиков, а с другой ― новые рынки для американских компаний. Ну и непривилегированным гражданам он, конечно, тоже понадобится: проглотить затормаживающую успокоительную таблеточку, перед тем как из почтового ящика доставать квитанцию по коммуналке.
0
