Счастье — это когда в тебя не стреляют

Мы быстро привыкли жить посреди войны. Пугающе быстро.

Наши дети больше не просыпаются ночью, если слышится стрельба. Даже не вздрагивают. Привыкли.

Зато просыпаемся мы. И сразу смотрим вокруг: свои все дома? Все. Можно спать дальше.

И проваливаемся в тяжелое мутное забвение без сновидений. Наш сон — не для картинок. Наш сон — отдых перед новым тяжелым днем. Возможно, последним днем нашей жизни.

Дети… Дети стали совсем другими. Это маленькие взрослые. Они больше не капризничают. Они стали тихими и послушными.

Когда в небе слышится тяжелый гул самолетного двигателя, они сами вылезают из песочниц, слезают с качелей, собирают игрушки и бегут домой.

Когда где-то, вдали или вблизи, слышатся громкие разрывы, они берут нас за руку и смотрят снизу вверх со странным спокойствием. Ждут, когда мы скажем, что делать. Они уже поняли, что на войне надо выполнять приказы.

Школьники больше не убегают с уроков, чтобы потусить с друзьями. Не своевольничают. После звонка сидят, пока мы не придем за ними. Мы приходим. Иногда даже прибегаем — если доходят слухи, что возле школы появились вооруженные люди.

Детям кажется — мы знаем, что делать. Что все будет хорошо.

Мы, конечно, не знаем. Мы только учимся. Учимся жить на войне.

— Автобус едет только до проспекта Панфилова. Дальше идут боевые действия, — объявляет по громкой связи водитель. Уже без запинок. Научился.

Все молчат. Кроме одной молоденькой девушки, которая произносит, обращаясь неизвестно к кому:

— Но ведь это, на самом деле, страшно… Наверное…

В голосе — удивление. Ей это странно: должно быть страшно, но не страшно.

Мы учимся.

Первый урок — никуда не ходить и не ездить без необходимости.

Мы научились обходиться без прогулок, кинотеатров, кафе. Не подчиняться мимолетным капризам. Не находиться в людных местах дольше, чем следует.

Наши передвижения теперь строго функциональны. Работа, дом, банкомат, магазин.

Праздный шопинг и прочие радости потребительского общества — это теперь не про нас. Мы покупаем не для развлечения. Только для выживания. Самое необходимое, по заранее составленному списку.

Главное — поскорее.

Нужно успеть вернуться домой до темноты. Есть ли комендантский час, нет его — неясно.

Поэтому лучше просто не ходить ночью. Безошибочное решение. Ночь — время войны. И ночной охоты для хищников каменных джунглей.

Мы забыли, что такое пробки и час пик. Наши улицы пусты. Общественный транспорт не забит пассажирами в любое время дня.

Безработица больше не кажется трагедией. Напротив, любая возможность остаться дома — за счастье. Мы пока, к счастью, не голодаем. Нужда не гонит нас на улицу в поисках ужина.

Значит, лучше посидеть дома. Благо, вода, свет и газ подаются без перебоев. В смысле — не хуже, чем всегда. Даже удивительно.

Жизнь переместилась во дворы. Но каждый выход за очерченный панельными многоэтажками квадрат — лотерея. Далекий и трудный поход. Без гарантии возвращения.

К вечеру многолюдные некогда аллеи и скверы превращаются в Silent Hill. Тишина и безмолвие. Почти неуловимый, едва ощутимый привкус опасности.

Второй урок — держаться подальше от людей с оружием.

Люди с оружием — вестники смерти. Своей и чужой.

Они притягивают смерть.

Этот урок дался нам нелегко.

Мы — бывшие мирные люди. Мы выросли на кинобоевиках, книгах с пафосным героизмом и видеоиграх, где смерть не страшна, а красива и со спецэффектами.

Баррикады, бронетехника на дорогах, автоматчики на улицах, вертолеты в небе. Это было в новинку, это было интересно.

Рассказывали, что женщина в Славянске получила случайное ранение из-за своего любопытства. Она вышла вечером на балкон, чтобы посмотреть на "войнушку" в бинокль. По блику оптики тут же ударили, то ли минометом, то ли гранатометом. Кто именно — неизвестно.

Чуть позже мы поняли — там, где сеют смерть, никакой точности нет. Случайная пуля или осколок могут достаться любому.

С начала боевых действий были ранены семеро детей. От четырех до семнадцати лет. К счастью, никто не погиб.

Мы выучили этот урок. Улицы мгновенно пустеют, если по ним идет колонна. Или гуляет "республиканский" патруль. Или несутся куда-то внедорожники без номеров, набитые камуфлированными бородачами.

У людей с оружием своя жизнь, сложная и насыщенная. Они делятся на группировки. Образуют странные союзы, шаткие и непостоянные.

Сначала стоят на одних блокпостах под одними флагами. Потом обзывают друг друга "мародерами" и "предателями".

И воюют.

Иногда с украинской армией. Иногда между собой.

Они, кажется, сами не помнят, с чего все началось. Но уже не могут остановиться.

За ними гоняется смерть. Но не факт, что догонит. Возможно, то, что уготовано кому-то из них, достанется кому-то из нас.

Поэтому лучше обходить их стороной.

Урок третий — не доверять. Никому. Никогда.

Мы научились держать свое мнение при себе. Когда-то мы любили спорить и громогласно доказывать свою правоту. Трепаться, шутить и отстаивать безумные теории.

Теперь мы взвешиваем каждое слово. Особенно с малознакомыми людьми.

Кто знает, на что и как отреагирует твой собеседник? Бросится к ближайшему патрулю с криком: "Хватайте его, это бандеровец"? Даст по морде со словами: "Получай, сука сепаратистская"?

Лучше не проверять. Лучше промолчать.

Нам дико слышать из телевизора слова "переговоры" и "общественный диалог". Диалог с кем? С нами?

Но мы не будем говорить. Мы уже поняли, что молчание — залог безопасности.

Последние остатки доверия крушат самые близкие люди. Хорошо тем, у кого друзья и родные придерживаются одинаковых взглядов. У кого нет сомнений, где в этой войне — свои.

Но так бывает редко. Неосторожно сказанное слово, как спичка, разжигает костер безобразных ссор. Рушатся семейные узы, разлетается на осколки старая дружба.

А дети тихо и грустно смотрят из угла на орущих, грязно ругающихся, брызжущих слюной взрослых.

Но не плачут. Уже научились. Или разучились?

Мы больше не доверяем публичным словами и официальным сводкам. Особенно тем словам и сводкам, где говорится о мире и безопасности.

Мы уже поняли: безопасность бывает только временная. А мир был когда-то. Больше его нет.

Мы звоним друзьям, приятелям, знакомым:

— Слушай, мне тут надо по делу в твои края. У вас там не стреляют?

— С утра постреляли немного, сейчас вроде тихо.

— Дороги не перекрыты?

— На старом месте блокпост, новых не появилось…

С теми, к кому мы испытываем недоверия чуть меньше, чем к остальным, делимся заветным — самой важной и нужной информацией. О пока еще работающих магазинах и банкоматах. О блокпостах.

О комендантском часе:

— Так есть он все-таки или нет?

— Да хрен его знает!

Больше всего мы не доверяем милиции. Раньше мы их побаивались, но считали представителями власти. А кто они сейчас?

Мой друг ужинает дома. Звонок в дверь. Заплаканная соседка:

— Моего мужа забрали! Эти, с автоматами, цеплялись к кому-то, а он заступился. И его увели в здание СБУ. Что мне делать? Не в милицию же звонить?

— Конечно, какая милиция! Слушай, так ведь "республика" публиковала телефоны, куда надо сообщать о похищенных людях…

Звонить террористам, чтобы они просили своих товарищей отпустить заложника. Здесь и сейчас эта мысль не кажется безумной.

Возможно, это единственный шанс на спасение. А милиция — это без шансов вообще.

Мы теперь просто не понимаем — кто эти странные люди в нелепой синей форме? Говорят, им платят зарплату. Ходят слухи, что они за эти деньги должны поддерживать правопорядок и обеспечивать безопасность мирных граждан. Смешно…

Впрочем, от них есть польза. Такая же, как от белых мышей на подводной лодке — когда не хватает воздуха, первой начинает задыхаться мышь.

А когда в Донецке намечается перестрелка или очередные погромы "именем республики", первыми исчезают с улиц милиционеры.

Значит, пора разбегаться и нам.

…Мы с большим трудом сохраняем остатки человечности. Мы пока не врываемся толпами во вскрытые мародерами магазины. Нам это кажется постыдным. Но только потому, что наши семьи пока еще не на грани нищеты и голода.

Самые совестливые клянут себя за то, что промолчали, когда слово еще могло что-то изменить.

Самые честные признают, что были глупы, когда считали свои представления о счастье достаточным поводом схватиться за оружие.

Мы все еще удерживаемся от скатывания в полный хаос.

А еще мы наконец-то нашли, что нас всех объединяет. Независимо от пристрастий и симпатий.

Все мы, скрывая это друг от друга, смотрим по вечерам в звездное небо из-за зашторенных окон и молим: "Господи, пусть это поскорее закончится"…

Первоисточник http://gazeta.zn.ua